В наступившей тишине низкий голос Повелителя заполнил зал.
— Сегодня день, который все должны запомнить. Сегодня мир увидит, что ждет преступников, посмевших встать против моей власти. Смотрите, и пусть то, что вы увидите, послужит вам уроком.
На огромной стене высветилось многометровое подобие экрана.
Лицо Вадима, с тяжёлым, исподлобья, взглядом, заполнило экран…и тысячи, миллионы других экранов в уцелевших городах. Этим вечером согнанные на площади люди получат урок, который никогда не забудут. Не забудут его и демоны.
Немигающий взгляд Вадима, как плитой, придавил каждого. Люди и демоны, колдуны и фейери одинаково опускали головы, сутулили плечи.
— Смотрите и слушайте, — холодно уронил Вадим в замершую толпу. И изображение на экране сменилось.
Объективы камер скрестились на скованном юноше у стены.
— Алексей.
Юноша неспешно выпрямился. Растрепанные волосы, сжатые губы, печать тяжёлой усталости на лице. И взгляд, в котором смешались обреченность и дерзость.
— Ты обвиняешься в убийстве.
По толпе гостей прошел удивленный шепоток. И правда… необычное обвинение.
Застывший в шоке юноша меньше всего походил на убийцу. А, учитывая, КТО это говорит…Даже если обвиняемый будет убивать в день по десятку, то в счете трупов Вадима ему всё равно не догнать.
— Ты знал о моём предназначении. И ты знал, что значит пойти против меня. Ты помнишь?! — в низкий голос вплелась злость, — И поэтому ты сам виноват в то, что сейчас произойдёт.
Он посмотрел на демонов….
— Приступайте.
Теренс и Симон, личные палачи Властелина Трёх миров, сошли со своих мест и синхронно шагая, направились к застывшему пленнику.
Экран крупным планом показал его лицо…и как он на миг закрыл глаза, пряча их выражение.
Демоны с одинаковыми улыбками остановились, когда до осужденного осталось метра два, одинаково — слаженно вытянули руки. Меж протянутых ладоней вдруг вспыхнуло серо-черное облако… Когда оно опало, на площадке было шесть человек.
Пленные.
Толпа заинтересованно зашепталась, предвкушая неплохое развлечение. Кто-то уже заключал пари, кто умрет первым и как именно. Демоны неисправимы… Резкий выкрик распорядителя — и все расступились, пропуская к площадке разношерстную группу в черной форме — ликвидаторов.
— Нет… — прошептали вмиг побелевшие губы младшего Соловьева. — Нет!
И зелёные глаза почти умоляюще посмотрели на бывшего брата.
— Это те, кого ты повел за собой — размеренно, холодно, точно вбивая гвозди, проговорил Вадим, — Тот, кто идёт против меня, должен помнить, что заплатит не только своей жизнью, но и жизнями всех своих близких. Начинайте.
Слово тихо упало в неимоверную тишину.
Несколько мгновений — и демоны взяли за руки высокую брюнетку. Провели по площадке и поставили перед остальными лицом к Алексею.
— Нет… — еле слышно проговорил он, — Вадим…
— Алексей, — негромко, но твёрдо окликнула его молодая женщина. — Держись!
Юноша перевёл взгляд на неё. Страшный взгляд. Так смотрит смертельно раненный человек, когда боль никак не кончается и последние часы жизни превращаются в пытку.
— Держись.
Юноша кивнул, но как-то замедленно, словно тело плохо его слушалось. Дикое, нечеловеческое отчаяние исчезло, словно он стёр его, вытеснил. Только в глазах ещё билось, металось, клубилось неистовое зеленое пламя. Боли…
Он шевельнул губами, но в этот миг из скрытых динамиков рванулся грохочущий поток какой-то музыки, заглушавший все слова, что могли быть сказаны.
Вадим кивнул. Из толпы демонов, плеснув шелком крыльев, вышла затянутая в чёрное фигура. Таннель, вампирша.
Под сумасшедший металлический раскат из динамиков вампирша разорвала горло женщине — кровь забрызгала и убийцу и жертву. И Алексея…
Кажется, он закричал, когда алый веер крови, случайно или намеренно, запятнал его лицо и руки. Закричал и рванулся вниз, туда, где Таннель, запрокинув ведьме голову, сомкнула клыки на её горле. Но цепи удержали бы и демона, а крика за грохотом музыки не было слышно…
Когда всё было кончено и вампирша, сыто улыбаясь, выпрямилась, на площадку вытолкнули новую жертву — худого светловолосого мужчину.
Для него Вадим выбрал палачом ледяную ведьму…
Следующую — женщину лет тридцати — просто расстреляли пульсарами.
Молодую девушку выпил Аркваст, демон, питающийся жизненной силой.
Низкорослого японца выбрали жертвой для вервольфов.
Последним был юноша, ровесник Алексея. Колдун что-то проговорил, медленно, нараспев… и мальчишка исчез. Вместо него на площадке, задыхаясь, билась крупная блестящая рыба… Когда она затихла, колдун отменил заклинание и поклонился. А потом ушел, не оглядываясь на жертву.
Алексей больше не вырывался. Расширенные, какие-то заледеневшие глаза не отрывались от груды тел на полу, которые ещё совсем недавно были его друзьями.
Из закушенной губы, из ссадин на запястьях текла кровь, но он этого не замечал.
Он больше ничего не видел. Только их, тех в чьём убийстве его обвинили.
Вадим повернул голову и приказал негромко.
— Остановить трансляцию.
Экран погас. Музыка стихла.
И молодой маг медленно поднял голову. Несколько секунд братья смотрели друг на друга.
Затем младший разомкнул вспухшие губы — кроваво-синие на белом лице — и в жуткой тишине парадного зала прозвучал неживой, надорванный голос:
— Ну, чего ты ждешь, подонок? Давай.
Демоны зашевелились.
— Милорд, позвольте мне…
— Я знаю очень любопытный способ, милорд.
— Ваше величество…
— Молчать!
Волна голоса накрыла зал.
Демоны попятились, предложения затихли…
Вадим встал.
— Посмотри на свои руки, Алексей. На них кровь. Теперь ты тоже убийца. Это ты их не спас, не защитил, не отговорил. Слышишь? Ты! Шесть здесь, двести шестнадцать в убежище, триста четыре в городе. Как тебе это?
Слова били без промаха. Юноша пошатнулся. Казалось, теперь его удерживали на ногах только цепи.
— Смотри на них. Смотри и знай: ты соучастник их убийства. Они поплатились за тебя! Ты это понимаешь? За тебя!
Юноша молчал. Неживое лицо, затравленный неподвижный взгляд.
— Надеюсь, тебе понравилось, — почти ласково проговорил Вадим. — Ничего сказать не хочешь?
Молчание.
— Ну что ж. Прощай, Алексей.
Он вытянул вперёд руки и застывший в неподвижности силуэт окутался чёрно-серой дымкой. Телепортация?! Куда?
Спустя мгновение опустевшие цепи глухо звякнули о стену.
— Впечатляет, милорд!
