— Вы пожалеете о том, что не позволили нам побыть наедине, лорд Карн,
— произнес он на чистом штернланге.
— Можете ли вы нанести большую обиду мне при свидетелях, чем желая остаться с ней наедине? — парировал Лхарр.
Но, оказалось, он мог. Прежде чем я разгадала его замысел, герцог слегка подкинул мою руку и разжал мои пальцы с тем, чтобы поцеловать ладонь. Даже на Фру это была вольность, допустимая только для возлюбленных. Я только секунду сидела ошеломленная его неосторожностью, но этого было достаточно. Хотя я успела убрать руку до того, как его губы коснулись ее, дело было сделано. На лицах милорда и других гостей было написано, что моего поведения не одобряли. Какая-то женщина громко зашептала, и, хотя я не могла понять ее слов, я уловила цыганское слово «дерзкая девчонка», любимое слово леди Агнес. Остальные обменялись понимающими взглядами. Я резко повернулась к Лхарру.
— Конечно, милорд, вы не думаете…
Но его замкнутое лицо совершенно скрыло то, что он думал на самом деле. Я снова повернулась к герцогу, благодарная, что мой транслит сделал то, что я сказала, понятным каждому.
— Я не давала вам повода для такой фамильярности, милорд.
Герцог заговорил по-цыгански. Паж перевел на штернланг.
— Как прикажете, миледи. — Ричард насмешливо поклонился.
Я почувствовала себя в ловушке. В его тоне была демонстративно-подчеркнутая нежность, и он говорил по-цыгански, а не на штернланге, чтобы собравшаяся публика понимала его.
Гнев от того, что я была приперта к стене, делал меня беспомощной, а молчание Лхарра лишь усиливало его. Но глаза Лхарра горели, и у него побелели костяшки пальцев, когда он сжал свои поводья. Его ярость только развеселила герцога и его друзей. Наш приятель Пауль потихоньку отошел назад и старательно отводил глаза.
Ричард смотрел на нас с дерзкой улыбкой. Я удивлялась себе: как я могла какое-то время находить его привлекательным?
— Вы отправляли письма на Фру, Ларга Жанна? — спросил Ричард, и паж перевел. — Я имею в виду те, в которых вы просите помочь вам выбраться отсюда.
Я достаточно хорошо держала себя в руках, чтобы скрыть удивление. Я гордо подняла голову и свысока посмотрела на него.
— Я не посылала писем, милорд. — Что формально было верным. Я послала только одно письмо, так как представляла себе всю опасность такого поступка.
Лорд Ричард вскинул голову и, как бы размышляя вслух, произнес:
— В таком случае, имя Ланса ван Тиба вам ни о чем не говорит?
Я не смогла отреагировать так быстро, чтобы скрыть страдание, каким это имя отозвалось во мне, и ни я, ни Лхарр не могли не поразиться тому, что лорд Ричард знает о Лансе.
Ричард Харлан кивнул.
— О, так я и думал. — Он оглядел всех вокруг, как бы говоря: смотрите, какого сорта женщину привез нам Халарек.
Я сглотнула слюну.
— Я была с ним знакома, милорд. Он занимался сбытом промышленных товаров на Земле. — Я пыталась бравировать, но чувствовала, что в моем голосе слышится волнение. Лорд Ричард был близок к тому, чтобы обвинить меня в измене. Письма к моему «любовнику». Просьба о корабле, чтобы сбежать отсюда.
Герцог повернулся к Лхарру.
— Ваша невеста рассказала вам о своих просьбах о помощи?
Лицо Лхарра окаменело.
— Ваши вопросы некорректны, Ричард. Как могла Ларга Жанна рассказать мне о планах, которых не имеет? Она говорила мне о своей ностальгии, но даже вы не можете считать это изменой.
— Я никого не обвиняю в измене, лорд Карн. — Голос Ричарда был совершенно спокоен, но его глаза сверкали.
Злость Лхарра прорвалась.
— Не уклоняйтесь от ответа. Вы знаете, что просьба о помощи и есть измена и что это означает смерть для любого из нас. Формулируйте четко ваши обвинения.
Герцог легко вскочил на лошадь и ничего не сказал. Я ненавидела его холеное улыбающееся лицо. Мне был отвратителен жадный интерес к происходящему других гостей.
Они жаждут крови, думала я. Они хотят, чтобы был победитель и побежденный. Они хотят, чтобы один из них пролил кровь.
Я взглянула на своего мужа. По нему не было видно, что он собирается дать отпор клевете лорда Ричарда. Затем я посмотрела на других гостей. Если я правильно представляла себе устройство этого общества, никто не ждал, что я должна защищаться. В моем мире такая клевета обычно доводила до суда. Неужели здесь считается в порядке вещей, когда один человек может заведомо оскорбить другого, не доказав справедливость своих обвинений?
Некоторым из мужчин хватило благородства выглядеть смущенными. Герцог продолжал улыбаться, довольный тем, что его выпады достигли цели. Этого уже я не могла вынести. Со всей силой я влепила ему пощечину, чтобы стереть эту улыбку.
Глаза лорда Ричарда расширились, а черты лица исказились от удивления. Ярко-красный отпечаток руки горел на его щеке. Я развернула свою кобылу, пришпорила ее, и она понеслась к взлетному полю.
Позже, во время сидения в одиночестве во флиттере, у меня была возможность устыдиться потери контроля над собой. Опять. Второй раз за два дня я ударила человека. Как мало, оказывается, требуется для того, чтобы спровоцировать меня на насилие. Мне было стыдно за свою неуравновешенность. Но я знала, что осуждая себя, я могла избежать таких случаев в будущем. Надо быть честной к себе самой. Я изменила своей вере, своей семье и себе.
Такое самоистязание было не из приятных, и вскоре я стала думать о том, что все-таки имел в виду герцог, обвиняя меня.
«Возможно, это не было случайным выпадом против давнего врага, а было частью большого плана. И что бы я ни сделала, все будет выглядеть плохо.
Как он узнал о Лансе? Никто, кроме Лхарра, не знал об этом. А про письмо отцу? Об этом не знал даже Лхарр.»
Лхарр наклонился, чтобы войти во флиттер, и резко сел в кресло. Его лицо было более серьезным, чем обычно. Я отвернулась, сердитая на саму себя за то, что так хорошо начатый день так скверно кончается. Сердитая на Лхарра, потому что он не смог меня защитить от клеветы. Я вспомнила недружелюбные взгляды гостей Джастина, и в душе зародилось чувство отвращения. Из-за темноты ночи переднее стекло превратилось в зеркало, и в нем было видно, как пальцы Лхарра бесцельно касались тумблера. Они монотонно кружили вокруг него. Наконец он прервал молчание.
— Вы сердиты. — Это утверждение, не вопрос. — У вас для этого есть все основания, но даже в таком случае вы вели себя чрезвычайно грубо. Это не должно повториться.
— Грубо! Значит, я должна терпеть, когда на меня наговаривают. Дома я подала бы в суд, чтобы защитить себя от клеветы. Даже здесь я не должна была сама защищаться. Я думала, что хоть кто-нибудь заступится за меня, раз я не согласилась с предъявленными обвинениями.
