– Интере-есно, – протянул Маэль, подошел к странному булыжнику, нагнулся и поднял. Да, тяжеловат. Чтобы добросить эдакое письмецо до второго этажа, требуется изрядная сила. – Письмо, что ли?
Да, именно письмо. Граф сорвал печать, развернул пергамент и аккуратно отложил округлый булыжник на стол. Заново протер глаза и всмотрелся в ровные строчки, написанные чуть угловатыми аквилонскими буквами.
Прочел. Перечитал еще раз, будто не поверив. Снова выглянул во двор, безосновательно надеясь обнаружить хоть какие-то следы отправителя. Вернулся к столу, бросил на него депешу, потянулся к кувшинчику, в котором должно было оставаться вино, обнаружил, что сосуд пуст и медленно уселся на свою лавку.
– Граф, сколько можно ждать? – дверь отворилась, и в комнате появился Тотлант. – Все давно собрались! И вообще, масса новостей! Войско мятежников принца Ольтена подойдет к городу ближе к вечеру! К бургомистру уже прибыли нарочные принца! Городской управитель вовремя поддержал Рокод.
– А, это ты, Тотлант… – слабо выговорил Маэль. – У меня тоже новости. Посмотри на столе.
Волшебник взял широкий и измятый пергаментный лист. Пробежался взглядом по тексту.
– Кто такой Амори, барон Данвил Коринфский? – сразу же спросил стигиец, глянув на подпись. – Твой знакомый?
– Хуже, – выдохнул Маэль. – Я понимаю, что не могу раскрывать такую важную тайну, но в свете последних событий… Данвил – личный представитель в Немедии главы Латераны, его светлости барона Гленнора. Он самый главный. Точнее, сейчас самый главный – я… Был.
– Самое время зарезаться, – бесстрастно покивал Тотлант, изучая письмо. – Похоже, тебя с треском выгнали из Аквилонской тайной службы, лишили всех наград и настоятельно советуют в Аквилонии больше не появляться. Что ты натворил в Офире?
– Глупейшая история, – простонал Монброн, закрывая лицо руками. – Год назад когда я охотился за бумагами владельцев золотых рудников, я скрыл от барона Гленнора четыре векселя. Так, мелочь. Всего-то на сумму четырех с половиной сфинксов…
Тотлант присвистнул:
– Ничего себе мелочь! Четыре с половиной тысячи офирских талантов, сиречь четыреста пятьдесят тысяч денариев! На такие деньги можно купить большое баронство в центре Аквилонии, с замком, полями и десятком деревень. Куда ты дел векселя?
– Спрятал дома, в тайнике… Хотел, что называется, обеспечить безбедную старость… И кто-то пронюхал! Позорище! Граф в сорок втором поколении уличен в банальной краже!
– Четыре с половиной сфинкса, – ошеломленно покачал головой Тотлант. – Не сказал бы, что это банальная кража. В казне Пограничья в общей сложности и трех сфинксов не наберется. С размахом работаете, месьор граф. И что ты теперь будешь делать?
– Не знаю… – севшим голосом пролепетал Монброн. – Наверное, утоплюсь.
– Топись в вине, – посоветовал волшебник. – Не расстраивайся. Объяснишь все Конану, он поймет. Сам таким был. Подумаешь, выгнали из Латераны! Жизнь-то не закончена! Одевайся и спускайся в обеденную залу. Потом придумаем, как поступать.
Тотлант вышел, а Монброн продолжал восседать на лавке и пораженно созерцать валяющийся на столе жеваный пергамент, который принес ему наихудшее известие в жизни. Ладно, утеряны должность конфидента и деньги (очень немалые, скажем прямо…). Но какая пощечина! Какой удар по чести дворянина! Причем удар вполне заслуженный…
Зенобия Сольскель и Аластор Кайлиени.
Дочь почтенного Стеварта Сольскеля, в отличие от изнеженного аквилонского графа, просыпалась рано. Две комнатки, которые они с Аластором сняли у хозяина «Бездонной бочки», славной на всю округу изумительным черным элем, более напоминали каморки, предоставляемые в богатых домах нищим родственникам или самым нерадивым служанкам. Четыре шага в длину, три в ширину, жесткая лежанка, тонкое потертое одеяло и набитая соломой подушка.
Другая женщина после многолетнего жития в замке короны Бельверуса восприняла бы столь неудобное помещение как тюремную камеру, однако Зенобия не стала возмущаться. Она отлично помнила детство и юность, проведенные в одном из глухих поселений в Граскаальских предгорьях, старый дом деда, выстроенный в асирских традициях – длиннющий сруб, наполовину вкопанный в землю. Там действительно было тесно, ибо обширная семья дедушки Рагнариса насчитывала восемнадцать голов без учета его наложниц.
Аластор, наоборот, морщил нос, громко заявлял, будто в Шадизаре даже клетки в зверинцах просторнее, в щелях и матрасе полным-полно клопов, а дышать попросту нечем, ибо окно не открывается. В итоге его светлость великий протектор Заморы отбыл на всю ночь в нижнюю залу – играть в кости.
Если бы владелец «Бездонной бочки» вел летопись то нынешняя ночь вошла бы в нее с каким-нибудь запоминающимся названием, наподобие «Ночь золотой реки» или «Время великого жульничества». К рассвету Аластор обчистил двенадцать игроков, включая самого хозяина (долг последнего обменяли на бесплатные проживание и обед для самого Аластора, Зенобии и их любимой собачки по кличке Кораннон). Игроки расходились недовольные проигрышем, но счастливые от того, что поучаствовали в самой запоминающейся игре их жизни – буря страстей, две драки (одна со смертельным исходом), разоблаченная попытка со стороны капитана городской стражи подменить кости утяжеленными и торжественное изгнание жулика из-за стола, а также проигранный заезжим наемником клинок замечательной офирской работы, который великодушный Аластор вернул прежнему владельцу – в знак признательности за проявленный азарт.
– Ты как хочешь, – хозяин распялил рот в широчайшем зевке, – а я пошел спать. Светает. Мне работать полный день, не то, что некоторым…
– Благодарю, – величественно кивнул Аластор. У дверей гудела шайка игроков, обсуждая перипетии недавнего сражения. – Я еще посижу.
Вскоре человек, носивший титул великого протектора Заморы, Шадизара и Аренджуна, остался в одиночестве. Однако Аластору не пришлось скучать. Он с видимым удовольствием раскладывал монеты по достоинству. Двенадцать ауреев Немедии и к ним сорок два серебряных талера. Медь можно не считать, просто отодвинуть в сторону большой неопрятной кучей. Шесть аквилонских кесариев, к ним три монеты, именуемых в королевстве Конана «Двойным львом». Офирские денарии, кофийские абердары и орты, шемские сикли с изображением шестилучевой звезды и верблюда. В пеструю коллекцию затесались даже два редких стигийских тилля и туранский империал времен начала правления почившего государя Илдиза. Конечно, у Аластора случались выигрыши и покрупнее, но придется признать, что сегодняшняя ночь принесла без того обеспеченному заморийскому протектору маленькое состояние.
