Раненый пытается пошевелиться, но тут же бессильно падает навзничь. Кровавые пятна на одежде быстро расползаются, Айше как-то сразу становится ясно: не жилец. Перевязать? Чем? У самой руки связаны…
И все же… Взгляд падает на одного из убитых, воин свалился на бок, и ножны с тяжелым боевым кинжалом оказались сверху. Нагнувшись над еще теплым телом, девушка ухватила рукоять зубами и потянула на себя. Ну, вот и оружие. Труднее оказалось разрезать веревки: острое лезвие оставляет на руках многочисленные кровавые борозды, но от веревок удается избавиться. Этим же ножом Айша отрезает от плаща погибшего широкую полосу и поворачивается к раненому, но тот бессильно распростерся на стылой земле, остекленелые глаза глялят в свинцовое небо.
«Опоздала! Умер!» — проносится в голове. Послушать, бьется ли сердце, ей даже не приходит в голову. Неккара, известная всему Семиградью целительница, конечно, этим бы не удовлетворилась и, скорее всего, смогла бы спасти раненному жизнь. Увы, целительницы рядом нет, а есть насмерть перепуганная девчонка, впервые на своем недолгом веку заглянувшая в глаза смерти.
Конвойные мертвы, а вот она… она внезапно оказалась на свободе. Больше здесь делать нечего. Но там, внутри захваченного поселка, оказался единственный (после Тетрика, конечно, но что с ним теперь стало?) близкий человек.
Айша приняла решение. И, пригибаясь, прячась за валунами покрупнее, бросилась к реке, за которой находится поселок.
Ее никто не остановил. Обе стороны приходят в себя после боя, а с этой стороны враги совсем не ожидают нападения. Единственной проблемой, как и для Базиля, становится река. Вода обжигает лютым холодом, норовя сбить с ног, вырвать из-под нее скользкие донные камни. «И как только вода не замерзла», — лязгая зубами, думала девчонка, выбираясь на берег. Несколько шагов — и вот он, крайний дом, дверь гостеприимно открыта. Мол, входи, гостья дорогая, угощение стынет.
Вообще-то это может означать засаду. Но Айша о ней даже не подумала. Она юркнула внутрь и, как оказалось, не зря. Похоже, тут был обыск, а жильцов арестовали. Все перевернуто, на печке валяется теплая и, главное, даже отдаленно не напоминающая военную форму, курточка. Не раздумывая, Айша ее надевает. Теперь никто не заподозрит, что она не местная, если только не станет расспрашивать. «Прекрасно. А теперь — посмотрим, куда исчезли селяне».
Поселок и вправду кажется вымершим. Ни играющих детей, ни домашней скотины, ни даже спешащих по делам селян (тут ведь живет не одна сотня народу). Солдаты хозяйничают на западной, самой дальней отсюда, окраине, рыбаки забились в дома еще до штурма. Внимание Айши привлекает шум в центре поселка, там, где находится разрушенное святилище Лиангхара и теперь тоже разрушенный храм Аргишти. Там явно собралось много народа. Не раздумывая, Айша бросается туда. Чавканье грязи под каблуками сапог кажется оглушительным в могильной тишине, но вокруг нет ушей, способных его услышать. Значит, скорость важнее!
Предчувствие не обмануло: площадь перед бывшим Храмом запружена народом. На глаз не меньше ста человек, скорее всего, куда больше, и постоянно пригоняют новых. По большей части молодых: совсем немного женщин с детьми, взрослых мужчин и вовсе нет. Слышны плач и причитания, кто-то молится, кто-то матерится. Площадь окружил кордон вооруженных до зубов солдат с мечами наголо.
«Они же пригнали всех, кого смогли!» — подумала Айша. Она ухитрилась забраться на крышу одного из окраинных домов, который повыше, и теперь совершенно незаметна, если глядеть снизу. Зато сама прекрасно видит все, что происходит на площади или в руинах.
Конечно, это могут быть обычные заложники, которым, пока ствангарцы не пойдут на штурм, ничего не угрожает. Но у Айши крепнет зловещее предчувствие — точь-в-точь такое, как во дворце Бонаров. Нет сомнений — тут творится какая-то мрачная и страшная магия. По сравнению с ней заклятие Шауля и Хитты кажется детской забавой…
Один из «черноплащников» (в нем Айша смутно угадывает чудовищную, злобную силу, и он тут явно главный) что-то коротко приказал. Айша поняла смысл без перевода: «Начинаем!»
Двое солдат вырывают из толпы пару детишек. На них бросается высокая женщина лет тридцати, пытаясь вырвать, спасти детей. В образовавшейся сумятице с нее слетает покрывало — символ замужества — и словно солнце освещает хмурый день: по плечам рассыпаются соломенного цвета длинные волосы.
Приказ мага — и еще двое хватают женщину. Она успевает выругаться и плюнуть в лицо палачам, один из них с размау бьет ее кулаком в живот, женщина сгибается от боли, судорожно хватая ртом воздух.
Забыв обо всем, Айша следит за разворачивающимся обрядом. Маг громко читает заклинания, от которых девчонка покрывается холодным потом. «Чего бояться, это лишь слова! — мысленно прикрикнула на себя Айша. — Не тебя же казнят!»
Не помогло. Не помогла и звонкая оплеуха, которую Ай залепила сама себе. Разве что боль в щеке чуть отвлекла от липкого ужаса. Как ни странно, согнанные на площадь не пытаются вырваться и скрыться. То ли сковал страх, то ли — что вероятнее — и тут поработала магия…
Айша видит и слышит, как в древней жертвенной печи разрушенного святилища впервые за последние одиннадцать веков разжигают пламя. Огонь яростно мечется в каменной клетке, ревет, словно пойманное в плен чудовище. Выщербленная временем лестница ведет на самый верх, туда, где в печи проделано отверстие. Из него вырываются искры, валит едкий дым, порой выскакивают языки пламени.
Вот солдаты передают одного из детей главному жрецу, и тот поднимается наверх, легко удерживая рвущегося из рук ребенка. Доходит до самого верха, поднимает свою жертву над головой и…
Сырой, холодный воздух прорезают жуткие, нечеловеческие крики ребенка и матери, слившиеся воедино. Ее, впрочем, тоже уже привязывают к древнему алтарю, срывают одежду, и другой жрец заносит над обнаженным, дрожащим телом покрытый зловещими рунами жертвенный нож…
Айша смотрит на кошмарное действо, не в силах даже зажмуриться. Но сквозь ужас в сознание пробивается другой голос, доносяшийся чуть снизу, по-эрхавенски кричащий:
— Сволочи! Мало вас Нарамис резала!..
Голос принадлежит Базилю. Миг — и она видит: мимо самого дома двое солдат тащат того, ради кого неделю назад проникла во дворец, ставший обителью кошмара.
Липкий ужас, вызванный творящимся рядом колдовством, разбился, будто перекаленное стекло. Прежде чем успела хоть немного подумать, с истошным воплем:
— Бази-и-иль!!! — она кошкой прыгает на голову одному из конвойных.
Время тянется незаметно — Базиль не взялся бы сказать, сколько он тут провел. Тьма и тишина подавляют своим величием: они были, когда еще никакого мира не было, они пребудут, когда его не станет. И даже в Мире есть места, где они безраздельные хозяева — глубокие подземелья, вроде тех, где обитают сказочные гномы. Сказочные ли? Когда-то слава об их дружинах гремела по всему Мирфэйну, наводя ужас даже на Ночную империю орков, а теперь неизвестно, есть ли они на свете. Как, впрочем, и орки, и эльфы, и драконы. Когда-то все они ни во что не ставили людей, интересовались ими только когда хотели очистить мир от «скверны». И очистили. Но только мир очистили не они, а от них. Да и людям тогда, наверное, казалось: вот победим Нелюдь — и будет вечный мир… Наивные! Человечки-то ненавидят друг друга еще почище всякой там Нелюди…
