Сверкая красным золотом в закатных солнечных лучах, Рик сделал несколько кругов над кораблём, пал вниз и с третьего захода сел на палубу. Корабль качнулся, золотистые крылья в последний раз загребли воздух и сложились. Жуга неловко спрыгнул с драконьего загривка, потрепал Рика по холке, потом нагнулся и принялся отряхивать от пепла куртку и штаны.
– Чёртовы тучи, – выругался он. Взъерошил волосы рукой и обернулся к выжидательно молчавшим мореходам. – Еле разглядел вас сверху… Ну, чего уставились? Все целы?
– Все… – несколько ошалело произнёс Вильям.
Травник улыбнулся.
– Вот и хорошо.
А Рик вдруг выгнул шею, развернулся мордой в сторону исчезнувшего острова и гордо, словно бы небрежно объявил:
– Мат!
***
– Я не помню, что со мной было в драконовой пещере. Очнулся я, когда Рик уже тащил меня к выходу. Я как-то не сразу понял, что случилось, всё искал корабль, порывался куда-то бежать… Вокруг всё гремело, рушилось, а Рик всё ждал, пока я не сообразил, что надо лезть ему на шею… И только я забрался, мы взлетели!
Ты не представляешь, как это удивительно, когда летишь! Это… это… Я не могу пересказать. Это восторг и страх попеременно. А иногда – и то, и это разом. Помню, я сперва кричал: «Не так быстро, Рик! Не так быстро!», а потом вдруг засмеялся. Мы летели высоко, из-за туч и пепла я почти ничего внизу не видел, искал корабль и не мог найти. Я видел, как тонул вулкан, и подумал, что вы погибли. Между прочим, там, вверху кошмарный холод, а у меня вся куртка изнутри была в крови, потом посыпал снег – грязный, вперемешку с пеплом, а Рик всё летел, летел…
А после я увидел вас. Вернее, это Рик вдруг стал снижаться, а…
Постой… Да ты, похоже, спишь.
***
Травник умолк, поправил на девочке одеяло, ещё немного посидел у изголовья и тихонько перебрался в середину помещения, за стол, где Яльмар, Тил и Орге вели негромкую беседу. Вильям клевал носом над исписанным вдоль и поперёк листом пергамента. Арне молчал, о чём-то размышляя – сегодня у него с отцом был долгий разговор. Вчера Яльмар распродал оставшиеся брёвна, и весь день сегодня на корабль грузили шерсть и провиант, готовясь к дальнему походу. Завидев травника, варяг кивнул ему, подвинулся и наполнил кружку.
– Уснула?
– Да, – кивнул Жуга. Пригубил пиво. Помолчал. В большом доме у Сакнуса царила темнота и тишина. На столе в светильнике из глины теплился неяркий огонёк.
– Когда отплываем?
– Завтра утром. Затемно, пока не рассвело.
– Думаешь, дойдём?
– Льдов нет, погода тихая, – хмыкнул тот, – так отчего бы не дойти? Сидеть тут тоже не резон, сам видишь – холодов-то нынче нет особых. Урвём хороший день, потом другой, а там видно будет.
Жуга покивал задумчиво. Взъерошил волосы рукой.
– Да, – пробормотал он. – Тёплая зима… Вот и Золтан, помнится, мне то же самое говорил.
– Видишь, стало быть я прав. Дойдём, не сомневайся. Хотя конечно будет нелегко.
– Да уж, точно, легко вам не будет, – вдруг послышалось из угла. Все вскинулись и посмотрели в ту сторону. Худая невысокая фигура с двумя зонтиками под мышкой выступила из темноты на свет и там остановилась. – Легко не будет. Но вы дойдёте. Может быть.
– Олле! – изумлённо выдохнул Жуга. – Ты? Но ведь игра закончилась… Что ты здесь делаешь?
– Закончилась одна игра, начнётся новая.
– Мы выбросили доску, – торопливо сказал Тил. – О какой игре ты говоришь?
– АэнАрда, это только часть большой игры, в которую играю я, – усмехнулся тот. – А вообще-то я пришёл попрощаться.
– И куда же ты теперь?
– Увидим. Есть один мальчишка в Дании, он любит меня слушать, и может быть, я некоторое время буду приходить к нему рассказывать истории. А может быть, и нет. Грядут иные времена. На трон взойдёт другой король, вновь запылают грязные костры, война прокатится по городам, ячмень осыплется под ветром и брат пойдёт на брата. Голод и страх поднимут народ на борьбу.
– Война… – устало повторил Жуга. Провёл ладонью по лицу. – Опять война.
– Увы, Лис, так заведено.
– Когда это случится?
– Не очень скоро, – уклончиво ответил тот. – Несколько лет мирной жизни вам ещё отмеряно, так что цените их. Особенно ты, Лис.
– Почему? – пристально глядя ему в глаза, спросил Жуга. – Почему я, Олле?
– Вильям вернётся в Лондон, где построит свой театр, как задумывал. Яльмар будет плавать, как и прежде. Гном уйдёт в свои пещеры. Кстати, зрение к нему вернётся… А ты… Волшебные мечи не зря меняют своих владельцев. Вот что ты, к примеру, собираешься делать, когда вернёшься в город?
– Жить. Лечить людей.
– А для чего сделан меч?
Взгляд травника сделался растерянным.
– Яд и пламя… – проговорил он. – Я об этом не подумал.
– То-то и оно, что не подумал. Пока есть битвы и сраженья, меч с тобой. Пока с тобою меч, есть битвы и сраженья. Одно не ходит без другого.
– Так что ж мне, бросить Хриз? Пусть ищет нового хозяина?
– И как ты думаешь, кого он после этого найдёт? – усмехнулся Олле. – Вот так-то, дорогуша.
– Не называй меня «дорогуша».
– Хорошо, лапочка, не буду.
– Не называй меня лапочкой!!! – рявкнул Жуга, побагровев. Девчушка беспокойно зашевелилась на лежанке, но не проснулась. Жуга осекся и умолк.
– Ага, – глубокомысленно сказал циркач. – Ага… Значит, и «лапочка» нельзя?
– Нет.
– А «душка»?
– Нет!
– А «симпапусик»?
– Нет!!!
– А «Фридрих»?
Травник поперхнулся, будто его стукнули по голове, и ошарашенно заморгал.
– Почему Фридрих? – наконец осторожно спросил он.
– А что, хорошее имя. У моего приятеля собаку звали Фридрих.
Некоторое время травник молчал.
– К чему ты клонишь, Олле? – наконец проговорил он. – Я не понимаю.
– Не понимаешь? Странно. Сам ты бесишься, когда тебя зовут не теми именами. А её, – он указал на девочку, – всё время называешь как попало. Так может, хватит, а? Что тебе стоит с твоим даром угадать её имя? Давай же, ну!
– Ну хватит, – оборвал его Жуга, покраснев до корней волос. – Хватит, я всё понял. Не дурак. Наверное, ты прав, я попробую. А всё-таки, ехидина же ты! Нет чтоб по-простому объяснить.
– А по-простому неинтересно. Поторопись, она сейчас проснётся.
– Знаю. Замолчи.
Жуга несколько раз глубоко вздохнул так, что заныл шрам на боку, закрыл глаза, сосредоточился и соскользнул во тьму, в чёрный котёл без дна и крышки, туда, где в сумраке небытия рождались сны, слова и имена, туда, где спятивший циркач плясал свой танец на канате, натянутом над океаном снов, туда, где из осколков чёрного льда выложено слово «вечность» – во глубину той бездны, что облюбовали для себя драконы, чтобы видеть свои Драконовы Сны.
***
Обрыв.
