– Элистэ, не говорите глупостей. Самонадеянность Возвышенных пережила саму себя, от нее теперь мало толку…
– Чары – свойство Возвышенных и всегда были таковыми. Эти полукровки Валёры, возможно, и получили в наследство разбавленный дар чародейства, но он не идет ни в какое сравнение – тут и спорить не о чем – с гением истинных чистокровных Возвышенных. Так говорит здравый смысл.
– Если и говорит, то неверно. Мы обсуждаем не родословную гончих.
– Принцип тот же. Если Уисс Валёр, как вы утверждаете, заставляет родственников помогать себе, то могут ли их чары иметь полную силу? Разве врожденное чародейство подчиняется грубому нажиму? И как, по-вашему, эти вторичные чары соотносятся с гением настоящего чародея вроде моего дядюшки Кинца?
– Ваш дядя, безусловно, человек необыкновенный.
– Вас он считает таким же, но дело не в этом. Вы и вправду думаете, что эти крестьяне Валёры даже объединенными усилиями способны хоть на миг противостоять настоящим чарам дядюшки Кинца?
Дреф промолчал.
– Вот видите, – подытожила Элистэ. – Так что с ними вполне можно сладить.
Ну, вот. Может, он хоть теперь немного взбодрится. И слова ее, несомненно, возымели действие. Огонь в камине отразился пляской красных бликов в глубине его зрачков.
– Кинц во Дерриваль, – протянул он задумчиво.
– Да, Кинц, и это доказывает, что я права. Скоро объявится кто-то новый, и тогда… – Она умолкла: он не слушал ее. И вероятно, не слышал, уйдя в тревожные мысли о чем-то своем. Опыт давно научил Элистэ, что в такие минуты к нему бессмысленно обращаться. Обидно, но по крайней мере он начал походить на самого себя. Две или три минуты она сидела тихо, не сводя глаз с лица Дрефа.
Он очнулся и спросил, словно вслух делился своими мыслями:
– А он рискнет попробовать?
– Кто? И что?
– Кинц во Дерриваль. Вы считаете, он нам поможет? – продолжал Дреф, оживившись.
– Поможет? Как? О чем вы, Дреф? Чего вы хотите от дядюшки Кинца?
– Вы же сами только что предложили. У вашего дядюшки необычный талант, он сможет противостоять объединенным чарам Валёров. Это как раз то, что нам нужно.
– «Нам»? Кому это «нам»?
– Да всем, кто мечтает избавить Вонар от Уисса Валёра. Пяти минут не прошло, как вы высказали такое пожелание.
– Ну и что? Это же я сказала, а не дядюшка. Не знаю, что именно вы задумали, но мне это не нравится.
– Вы, как всегда, забегаете вперед, не удосужившись ни выслушать, ни подумать. Сразу же…
– Зачем слушать, когда все ясно и так? Я знаю вас, Дреф. Вы отчаянны и безрассудны. Всегда говорите и делаете что взбредет в голову, а там хоть трава не расти. Распоряжаться собой – ваше право, но втягивать дядюшку Кинца в ваши безумные проекты просто несправедливо. Кинц – совсем другой человек – мягкий, доверчивый, не от мира сего. Он не отличит экспроприациониста от нирьениста. Он непрактичен и не представляет, во что может быть втянутым. Несправедливо так с ним поступать.
– Несправедливо… Любопытно, что вы произнесли это слово, ибо я считаю верхом несправедливости, а также самонадеянности принимать решения за вашего дядюшку. Разве он ребенок, простофиля или впал в детство, что ему отказывают в праве решать за себя?
– Да неужели у него останется выбор, после того как вы опутаете его паутиной своих речей? Стоит вам до него добраться – и он пропал. Вы так заговорите его, что он согласится на все, что вы…
– Бросьте. Не стоит переоценивать мой дар убеждения и недооценивать ум вашего дяди. Не такой уж он беспомощный блаженный дурачок, каким вам представляется.
– Вот именно, такой он и есть.
– Он гениальный, блестящий ученый и опытный человек, личность…
– Он не знает настоящей жизни и…
– Кроме того, – оборвал Дреф, не обращая внимания на ее возражения, – мастер Кинц, как Возвышенный и вонарец, лично заинтересован в конечном исходе нынешней схватки. Ведь это его сородичам – Возвышенным – ныне как сословию грозит полное истребление. Это они, в том числе, возможно, его добрые знакомые и их дети, томятся сейчас в «Гробнице», ожидая казни. И это его соотечественников Революция и ее нынешние вожди обманывают, предают, лишают обещанных прав, грабят, гонят на подневольный труд и безжалостно убивают, и так будет продолжаться, пока у власти находится Уисс Валёр со своими присными. Неужели вас удивит, если Кинц во Дерриваль согласится – и даже захочет посодействовать правому делу?
– Он на все согласится, послушав вас, – возразила Элистэ, – но ему это не нужно. Он старенький, затея опасная, и…
– Чем вы оправдываете то, что отказываете ему в праве решать за себя?
– Для его же блага…
– И вы тут верховный судья?
– Не хуже любого другого.
– Значит, его слова никто и не спросит?
Знакомая фраза. «Значит, моего слова тут никто и не спросит, мастер Лишай?» – вспомнила Элистэ и сдалась.
– Я не это имела в виду. Конечно, его нужно спросить…
– А вот это по справедливости, и я рад, что вы согласны.
– Что вам до моего согласия! Вы все равно своего добьетесь, согласна я или нет.
– На сей раз вы ошибаетесь. Связаться с мастером Кинцем, как вы, понимаете, непросто. Возможно, он уже за пределами Вонара…
– Ни в коем случае. Он никогда не сбежит за границу. Он привязан к своей земле. Уверена, что он по-прежнему безбедно живет себе в Дерривале.
– Будем надеяться. О том, чтобы ему написать, не может быть и речи. Нужно подумать, как мне съездить в Фабек и лично встретиться с ним. Тут, однако, возникает другая загвоздка: ваш дядя – человек в высшей степени осторожный и неуловимый…
– А-а, понимаю. Понимаю. Без моей помощи вам до него не добраться. Теперь все ясно. Вот почему вас так необъяснимо волновало мое согласие… Да, все ясно как день.
– Цинизм вам не к лицу – он вас не красит. – Дреф слегка улыбнулся в ответ на ее рассерженный взгляд. – Помнится, домик мастера Кинца в холмах, что над сеньориальными угодьями, защищен от чужих глаз чародейным наваждением и к нему невозможно пройти. Однако, если не ошибаюсь, вы частенько наведывались туда. Вам удавалось одолеть чародейную преграду?
– Не совсем так. У нас был условный знак. Я нажимала на рычаг в нише, укрытой под камнем у старого пня, дядюшка Кинц спускался и проводил меня через скалу.
– Сквозь скалу?
– Ну, не настоящую.
– Конечно, конечно. Мне нужно знать, как найти камень, пень и скалу. Рычаг поворачивается как-нибудь по-особенному?
– Дреф, у вас ничего не выйдет.
– Попробуем заставить вас передумать.
– Это дядюшку Кинца нужно заставить, а не меня. Вас он никогда не пропустит к себе. Нет, вы ему по душе, но я не об этом. Он все тот же, я уверена. Однако дядюшка Кинц и в мирное время отличался застенчивостью, а уж сейчас… Он знает, что вы родились серфом, а теперь, когда такое творится и все охотятся за Возвышенными… он не рискнет вам довериться. Нет, правда, он вас не пустит.
