— Ты однажды пробовал показать мне, как женщину отгородить щитом от Источника. Тогда у тебя не получилось. Попробуй показать мне, как избегать потоков, которых я не вижу, как парировать их. — Как-то Ланфир рассекла его плетение столь же аккуратно и ловко, точно ножом.
— Это нелегко, милорд Дракон. Для практики нужна еще и женщина.
— У нас есть два часа, — холодно произнес Ранд, распуская щит, ограждавший Асмодиана. — Постарайся. Очень-очень постарайся.
Глава 33
Разногласия о красном платье
Найнив стояла с завязанными глазами, прислонясь к широкой доске. Нож, скользнув по ее волосам, с глухим стуком воткнулся в дерево. Найнив вздрогнула. Как бы ей хотелось, чтобы у нее была пристойная коса, а не эти локоны до плеч. Если этот клинок хоть одну прядку срезал… Глупая женщина, пожалела она себя. Дура, дурнее не придумать. Глаза закрывал сложенный в несколько раз шарфик, и она видела лишь узенькую полоску света внизу. За темнотой плотных складок свет казался ярким. Хотя день уже скатился к вечеру, было еще достаточно светло. Наверняка Том не стал бы метать ножи, если бы считал, что стемнело и он не видит отчетливо цель. Второй клинок вонзился у другого виска; Найнив чувствовала, как он вибрирует. Ей показалось, будто он почти коснулся ее уха. Она готова была самолично убить и Тома Меррилина, и Валана Люка. А то и любого мужчину, который под руку подвернется, — просто из принципа.
— Груши! — крикнул Люка, словно и не стоял в тридцати шагах от нее. Должно быть, он думает, что, если ей завязали глаза, она не только ослепла, но и оглохла.
Покопавшись в кошеле на поясе, Найнив достала грушу и аккуратно пристроила ее себе на макушку. Нет, она точно ослепла. Слепая дура! Еще две груши, и Найнив осторожно, стараясь не задеть очерчивающие ее ножи, вытянула руки в стороны, держа груши за черенки. Возникла пауза. Найнив открыла было рот, собираясь сказать Тому Меррилину, что, если он ее зацепит, она…
Тук-тук-тук! Ножи летели так стремительно, что Найнив чуть не заорала, да только горло у нее сжало, точно в кулаке. В левой руке она еле удержала черешок, другая груша слабо покачивалась, пронзенная ножом, а третья, на голове, истекала соком на волосы.
Сдернув шарфик, Найнив зашагала к Тому и Люка — оба лыбились, будто помешанные. Не успела она излить все вскипевшие от гнева слова, как Люка восхищенно заговорил:
— Ты великолепна, Нана! Твоя храбрость невероятна, ты просто превыше всякого восхищения. — Кланяясь, он взмахнул своим нелепым красным шелковым плащом и приложил ладонь к сердцу. — Я назову это «Роза среди шипов». Но по правде, ты много прекраснее какой-то заурядной розы.
— Мало храбрости стоять пень пнем. — Роза, она? Вот сейчас она ему покажет шипы. Обоим покажет. — Послушай-ка меня, Валан Люка…
— Какая отвага! Ни разу не вздрогнула! Скажу прямо, у меня бы духу не хватило на такое. А ты себя вела столь смело!
А вот это сущая правда, сказала себе Найнив.
— Я не храбрее обычного, — промолвила она помягче. Трудно орать на мужчину, который настойчиво твердит тебе, какая ты отважная. И уж всяко лучше слушать такие похвалы, чем идиотский лепет про всякие розы. Том, будто увидев нечто забавное, разглаживал длинные белые усы согнутым пальцем.
— Платье. — Люка показал в улыбке все свои зубы. — Ты будешь великолепна и просто неотразима в…
— Нет! — отрубила она. Как бы много Люка ни обрел в ее глазах, он потерял все, вновь заведя разговор на эту тему. Кларин приготовила платье, в которое Люка желал облачить Найнив, — из темно-красного шелка, еще краснее его плаща. Найнив считала, что такой цвет выбран для того, чтобы была не заметна кровь, если у Тома дрогнет рука.
— Но, Нана, красота в опасности — ничто так не притягивает людей. — Голос Люка превратился в нежное мурлыканье, словно он шептал ей на ушко нежности. — От тебя будет глаз не отвести, от твоих красоты и отваги у каждого сердце сильнее забьется.
— Если оно тебе так нравится, — твердо сказала Найнив, — сам и носи.
Не говоря о цвете, она не станет выставлять на всеобщее обозрение так много, независимо от того, считает Кларин такой вырез приличным или нет. Найнив видела платье Лателле, в котором та выступает, все в черных блестках, с воротом до подбородка. Она могла бы надеть что-то похожее… О чем она думает? Она же ни в какую соглашаться не намерена. На эту пробу Найнив согласилась просто для того, чтобы Люка прекратил каждый вечер скрестись в дверь фургона, пытаясь уговорить ее на выступление.
Люка был очень ловок и понимал, когда надо менять тему.
— Что у нас тут случилось? — спросил он, вдруг весь обратившись в нежную заботливость.
Найнив отшатнулась, когда он коснулся ее заплывшего глаза. Но Люка крайне не повезло, что он завел речь именно об этом. Лучше бы продолжал убеждать ее влезть в то красное платье.
— Мне не понравилось, как сегодня утром он смотрел на меня из зеркала. Вот я и врезала.
Ее негромкий тон и оскаленные зубы заставили Люка отдернуть руку. Судя по боязливому блеску в его темных глазах, он подозревал, что Найнив опять может ударить. Том яростно разглаживал усы, стараясь сдержать смех и покраснев от натуги. Он-то, конечно, знал, что случилось. Скорей всего. И как только она уйдет, он не преминет посвятить Люка в свою версию событий. Мужчины не могут не сплетничать; это у них от рождения, и женщинам из них этого ни за что не выбить.
Свет дня потускнел, и много сильнее, чем предполагала Найнив. Красное солнце сидело на верхушках деревьев на западе.
— Если ты хотя бы попробуешь, когда будет так же темно… — прорычала Найнив, грозя Тому кулаком. — Уже сумерки давно!
— По-моему, — промолвил тот, приподняв кустистые брови, — это значит, что ты не прочь попробовать, если я ничего не буду видеть? — Конечно, он шутит. Наверное, шутит. — Как хочешь, Нана. Отныне — только при лунном свете.
Прогалина, где они — или один Том, чтоб ему сгореть заодно с Люка! — практиковались, располагалась в стороне от лагеря, к северу от дороги. Понятно, почему Люка привел их сюда — не хотел расстраивать своих животных, пронзи один из ножей Тома сердце Найнив. А потом он, вероятно, скормил бы ее труп своим львам. Единственное, почему ему так хочется вырядить Найнив в то платье, — чтобы беспрепятственно пялиться жадными глазами на то, что она не имеет намерения показывать никому, кроме Лана — чтоб и ему тоже, упрямцу безмозглому, сгореть! Жаль, что его тут нет — она бы еще и не то сказала! Будь он тут, она была бы уверена, что ему никакая опасность не грозит. Найнив обломала веточку собачьей ромашки и принялась сшибать бурым сухим перистым стеблем вылезшие из лиственного ковра головки бурьяна.
