— Дядя Сеферт?
— Его здесь нет, — отрешенно проговорила кузина.
— Но… как ты сюда попала?
Мне было трудно говорить, и я закашлялся. Эпини, уверенным движением обняв меня за плечи, помогла мне сесть и протянула чашку с водой. Она не отвечала до тех пор, пока не уложила меня обратно.
— Я пришла сюда, когда до моего отца стали доходить сведения об эпидемии, начавшейся в Академии. Потом принесли твое письмо, где ты описал события Темного Вечера, как ты встретился с Колдером и сообщил, что весь ваш дозор исключат вне зависимости от результатов экзаменов. Когда отец узнал, что у тебя остался лишь один вариант — это стать разведчиком, он пришел в ярость. Он немедленно отправился в Академию, но над воротами развевался желтый флаг, и солдаты его не впустили. Как только отец вернулся домой, мать собрала нас всех и сообщила, что в городе зарегистрировано несколько случаев чумы спеков. Она заявила, что никто из нас не будет выходить из дома до тех пор, пока не минует опасность. Еще маленькой девочкой она пережила черную оспу и навсегда запомнила то страшное время.
Я три дня терпела, запертая в доме вместе с ней. Когда мать переставала стращать нас тем, что мы все умрем от чумы, она принималась ругать меня за бесстыдное поведение или оплакивать свои разрушенные надежды на мой удачный брак. По ее словам, я опозорила семью и должна теперь всю жизнь за это расплачиваться. Она поклялась, что никогда не разрешит мне выйти замуж за Спинка, а в наказание за свои грехи я останусь с ней до конца жизни как обесчещенная старая дева. Ты не представляешь, Невар, какое это ужасное будущее. Я пыталась объяснить ей, что стремление подороже продать свою дочь людям, обладающим большим весом в обществе, — самая жестокая и порочная традиция.
Я давно поняла: именно матери виноваты в том, что молодые девушки низведены до положения бессловесного скота, которому отказано в праве иметь собственное мнение и желания. Я приводила ей вполне логичные и разумные доводы, но она только еще сильнее сердилась. Ведь я осмелилась сама распоряжаться своей жизнью и обменяла «респектабельность» на любовь, не позволив ей торговать моей судьбой на ярмарке политических амбиций. И тогда она дала мне пощечину! От моих слов она пришла в неописуемую ярость. А причина проста — она не хотела слушать правду.
Эпини прижала руку к щеке, вспоминая незаслуженную обиду.
— Она сама во всем виновата — не нужно было давать мне образование, — добавила она, словно бы оправдываясь. — Если бы мать держала меня дома в невежестве, как, например, твоих сестер, я была бы образцовой покорной дочерью.
Фразы, которые произносила Эпини, накатывали, точно волны прибоя на берег. Смысл то доходил до меня, то вдруг исчезал. Я не сразу понял, что она замолчала, так и не ответив на изначально заданный мною вопрос. Я собрал силы еще на одно слово:
— Почему?
— Почему я пришла сюда? Это мой долг! Я слышала, что лазарет Академии переполнен. После того как первый страх перед чумой прошел, снова стали выходить газеты. Академия оставалась в карантине. Здесь продолжает свирепствовать чума — такое впечатление, будто именно тут ее эпицентр и она не прекратится до тех пор, пока все вы не погибнете. Тогда городской совет решил отправлять всех заболевших сюда, чтобы остановить распространение болезни в самой столице. В газетах писали о лежащих на лужайках грудах трупов, укрытых лишь простынями и одеялом падающего снега, а умерших хоронят прямо на территории Академии, посыпая трупы негашеной известью, чтобы избавиться от запаха.
Я пришла сюда, когда прочитала в газетах, что в коридорах лазарета полно мертвых тел, а вместо заболевших санитаров на улицах нанимают нищих. Я не могла жить с мыслью, что вы со Спинком больны, а за вами некому ухаживать. Я не сомневалась, что вы заразились, поскольку отец перестал получать от тебя письма. Поэтому я посреди ночи сбежала из дома и почти до самого рассвета добиралась сюда пешком. Единственное, чего я боялась, что не сумею перехитрить охрану Академии. К счастью, мне удалось отыскать дерево, ветви которого нависали над стеной. А дальше все было делом двух минут: вскарабкаться, переползти и аккуратно спрыгнуть. В результате, когда я заявилась в лазарет, у доктора Амикаса уже не было выбора — ему пришлось оставить меня здесь. Теперь я не могу покинуть Академию, поскольку, возможно, сама, как и вы, заразилась. Потом я сообщила о своем желании за вами ухаживать, и мне дали халат. Доктор сказал, что я могу помогать, пока сама не слягу. Он разумный человек, но как врач настроен не слишком оптимистично, не так ли?
— Возвращайся домой, — прошептал я. Здесь для нее не было места.
— Я не могу, — просто ответила Эпини. — Мать не пустит меня в дом, опасаясь, что я подхватила чуму. Теперь я не только опозоренная женщина, но и носитель заразы. — Казалось, кузину не слишком огорчает ее незавидное положение. Затем она понизила голос и добавила: — Кроме того, вы оба во мне нуждаетесь. В особенности ты. То, что парило над твоим плечом во время нашей последней встречи, выросло и стало более могущественным. Когда я подумала, что ты умер… это испугало меня до ужаса. Ты совсем не дышал, даже пульс не прощупывался. И еще — только не смейся надо мной, — твоя аура настолько потускнела, что я ее вообще не чувствовала. Но аура существа, которое пытается тобой овладеть, стала сильнее. Она пылала над тобой, как пламя над сухим поленом. Я так за тебя боялась! И я должна защитить тебя от него, ибо один ты не справишься.
Нет, я не нуждался в защите Эпини. В этом я был совершенно уверен. Пожалуй, от мысли о том, что Эпини пришла сюда, в самое сердце эпидемии, спасать меня, на душе стало еще хуже. Придя на помощь Колдеру, я покрыл себя позором. Но я умру, и мой позор умрет вместе со мной. А Эпини со своим бесчестьем будет жить, как и вся семья моего дяди. Подобно полузабытому аромату духов, у меня промелькнули воспоминания о том, как я побывал в другом мире. И мне вдруг стало очевидно, что я не могу допустить, чтобы Эпини имела дело с древесным стражем.
Кузина сосредоточенно смотрела на меня своими большими глазами. Я видел, что Эпини чувствует себя не лучшим образом. На ее веках я заметил желтую корочку. Красные щеки и потрескавшиеся губы — симптомы были очевидны. Она уже заразилась чумой. Доктор Амикас вновь не ошибся.
Она осторожно протянула ко мне руку, коснулась лба и тут же отдернула пальцы, словно сильно их обожгла.
— Это существо появляется и исчезает, — прошептала она. — Оно мерцает вокруг тебя, то слабея, то усиливаясь. Сейчас оно сверкает над твоей головой. Как пламя просвечивает сквозь лист бумаги, прежде чем ярко вспыхнуть и поглотить его.
