Слуги за то время, пока я мужественно проигрывала в карты, успели скомуниздить из залы ковёр и мебель, а может, просто выкинули из окна, поэтому танцующим не мешало ничего и единственное, что осталось из мебели — площадка с довольно-таки роскошным оркестром. Чёрные фраки, сверкающие инструменты, лихорадочно перелистываемые ноты и красные то ли от усердия, то ли от спиртного лица и развесёлый седеющие дирижер, приплясывающий в такт музыке. Надо же, какая тёплая компания сегодня собралась!
Кто не танцевал, тот пил шампанское, и если на самом деле что-то и было не так, как выглядело, никто этого больше не выдал. Баст и Мишель почти беспрестанно кружили в вальсах или как там это зовётся, а остальные не вызывали у меня тревог и сомнений хотя бы потому, что были основательно под градусом.
Танцевала Ким, танцевала Мадлен, танцевала Мел. Укромно скрывшись за тяжёлой портьерой, что скрывала чёрное от ночи окно, я наблюдала, как они плавно кружат по надраенному слугами до блеска паркету, сверкая бриллиантами украшений почти так же ярко и чисто, как улыбками. Наблюдала почти что с тоской и грустью. Мне хотелось хотя бы на пять минут стать такими же, как они, и не хотелось одновременно. Не хотелось опять уходить от настоящей себя, и в то же время надоело заморачиваться на каких-то иллюзиях. Надоело видеть то, чего нет и… просто быть белой вороной, которая одна не хочет веселиться.
Между прочим, на празднике, устроенном в её честь.
Тем более.
Я сама не помнила, как улизнула в этот узкий зазор между тяжёлой алой тканью и окном. Кажется, это было ещё до того, как все гости вошли в эту комнату. Но их не волновало моё отсутствие, их вообще не волновало то, что хоть как-то связано со мной!
Ты сильно огорчена?
Кажется, не огорчена вообще. Думаю, если я сейчас улизну к себе, никто не обратит на это внимания.
Придерживая юбку платья, я осторожно повернула голову и посмотрела в окно. Разобрать получилось только небо и черноту земли, уходящую в горизонт. День сегодня был пасмурный, поэтому пейзаж превратился в две тёмные горизонтальные полосы с неравномерным распределением цветов: синих и чёрных. Фонари включили б уже…
Мой взгляд скользнул ниже, и я с непонятным восторгом поняла, что это не просто окно, а двери на изящный полукруглый балкончик, способный без особых проблем уместить человек десять.
Как плохо, оказывается, ты знаешь свой собственный дом!
Это не мой дом, и вообще, ты так хорошо молчала! Помолчи и сейчас!
Одной рукой придерживая юбку, чтоб она не касалась бархата штор, я другой потянулась к ручке…
Дверь подалась назад легко и без малейшего скрипа. Быстренько юркнув на балкон, я осторожно прикрыла её, чтоб никто не догадался, что тут вообще что-то открывалось.
Ночь была ледяная. С тихим злорадным воем огромная ладонь холодного ветра плашмя ударила мне в лицо и почти заставила меня ломануться обратно, но… всё-таки не заставила, и я, шурша юбками, подошла к изящным мраморным перилам.
Особняк за моей спиной горел жёлтыми окнами. Приглушённо-жёлыми там, где был бальный зал, и ярко-жёлтыми — где были слуги. Каменная кладка почти слилась с плющом и мраком ночи, и только местами можно было разобрать облицовку дома да украшающее её растение. Ну, ещё и очертания крыши на фоне иссиня-чёрного неба
Пряничный домик, блин.
Я отвернулась и посмотрела в сад. Не знаю, что я ожидала там увидеть кроме чёрного неподвижного моря, протяжно шумящего то тише, то громче. Ну и погодка ж, блин, сегодня! Ни на звёзды посмотреть, ни на зелень! Из уважения к гостям фонари б хоть включили!
Поёжившись на ветру, я обняла себя и прислушалась к пронзительному, но абсолютно безрадостному сверчковому пению. Приятно знать, что не одной мне сегодняшняя ночь кажется собачьей. И что это за идиотский принцип: плохо мне — пусть будет плохо остальным?
Это же так не гуманно!
Ага, надо внести соответствующие поправки Женевскую конвенцию.
Его я ощутила ещё раньше, чем ветер колыхнул складки кожаного плаща.
— Привет, Виктор, — обернулась я навстречу Наблюдателю. Меня совсем не удивляло, что нашёл меня здесь. На самом приёме я его не видела, хотя, долго ли я на нём была? Вэмпи — она да, но не я.
— Что ты здесь делаешь? — спросил светловолосый мужчина и, остановившись рядом со мной, тоже посмотрел вдаль. В это тёмное, незнакомое никуда.
— Пейзажем любуюсь! — фыркнула я. — Было б ещё, правда, чем.
— Да, ночь сегодня ни к чёрту, хотя для охоты… — мужчина слегка пожал плечами и наигранно-недоумённо посмотрел на меня. — Ты как хамелеон умеешь менять цвета или просто замёрзла?
— Хи-хи, — мрачно отозвалась я, смерив его выразительным взглядом исподлобья. — Умный, сам стоит в кожаном плаще да ещё и дразнится. Конечно мне холодно!
Прыснув, Виктор без труда, почти одним быстрым движением расстегнул плащ, вытащил правую руку из рукава и притянул меня к себе. Я без возражений прижалась к нему и под тёплой рукой, укрытая кожей плаща, ощутила себя маленьким цыплёнком под крылом курицы-наседки.
Цыплёнок! Ой, не могу! Цып-цып-цып!
Ну и цыплёнок! Зато в тепле и безопасности — а это главное! Особенно в пруду аллигаторов, которые сейчас вальсируют в особняке за моей спиной.
Тигров и аллигаторов, ты хотела сказать.
Изрядно подвыпивших, к тому же.
Ой, нашла, кого бояться!
— Виктор, — я посмотрела в чёрный холодный горизонт, — а что оно такое вообще — вэмпи? Что это: энергия, магия, душа?..
— Ты хочешь, — его рука ласково погладила меня по щеке, — чтобы я объяснял тебе то, что у нас учат на втором, если не на третьем курсе? У тебя нет азов, маленькая мисс, что толку тебе вслушиваться в сложные термины?
— Но почему, — я на мгновенье ткнулась носиком в шёлк его чёрной рубашки и уловила запах крови, тела и терпко-сладкого одеколона, — я ощущаю её внутри себя как зверя, постоянно пытающегося поменяться со мной местами?
— Потому что Лал, хоть и молодя, но очень сильная вампирша. То, что она передала тебе, тоже сильн о, поэтому не может раствориться в тебе, твоей душе — понимай как хочешь — оно не может мирно сосуществовать с тобой. Только над тобой или под тобой. Про сильных вампиров говорят, что когда они создают вэмпа, то передают ему дьявола. Души у вампиров, как ты знаешь, нет, значит, то, что даёт им нежизнь — аналог души.
— И моя вэмпи, — щурясь на ветру, я продолжала смотреть вдаль, — тоже какой-то аналог души?
— Да. Она может затолкать тебя на самое дно тебя самой и прожить в твоём теле твою жизнь. Если бы Лал была менее сильной, такого б не было, и её подарок проявлялся бы сильными эмоциями, возможно, аффектами.
