Митос ответил ему долгим взглядом.
— Беспокоит, что Бессмертные правили смертными, Джо? Нет. Мы не возглавляли, потому что мы не могли иметь детей.
Джо нахмурился и сказал:
— Бессмертным обычно не нужны наследники.
— Не имеет значения, все руководящие должности требовали наследования по кровной линии. Такой обычай. Я не думаю, что кому-либо пришел бы в голову иной способ.
— Похоже, вы хорошо жили. Не скрываясь, ценимые за то, кто вы есть, немного боев с другими Бессмертными, забредшими сюда, я полагаю… так, почему ты выглядишь таким мрачным? — спросил Джо.
Митос колебался, прежде чем сказать:
— Нам больше не разрешали уходить. Так было не всегда. В качестве первой реакции на кризис была вежливая просьба сообщать им, если мы отправлялись в другие земли. Позже правители изменили законы. Внезапно для путешествия за пределы долины потребовалось разрешение правителей… которое предоставлялось все реже и реже, затем запретили вообще. Те, кто пытался уйти, так или иначе были наказаны.
— Я слышу «включая меня».
— Да, — подтвердил Митос. — Только я не убежал достаточно далеко, и они вернули меня обратно… в цепях.
Воспоминания где-то между 2800–2500 годами до н. э.
Митос проснулся от того, что слишком много света внезапно пробилось через ткань крыши. Поскольку солнечный свет не проникал так глубоко в пещеру, Носильщики Света заменяли его искусственным и делали это, по его мнению, со слишком большим рвением. Основная часть населения выходила из пещеры ежедневно, но они, похоже, не понимали, что рассвет был постепенным процессом неуклонного возрастания света. Не эта едва ли не мгновенная перемена от почти тьмы, когда мерцает одна тусклая лампа через улицу, до уже яркого света после того, как работники зажгли остальные фонари.
Он предположил, что было бы слишком — просить их подождать немного, прежде чем зажигать каждый следующий светильник. Но не соревновались ли они, кто может сделать это быстрее? И когда они бежали по то поднимающимся, то опускающимся извилистым проходам, просто удивительно, что не сбивали друг друга с ног, спотыкаясь на поворотах.
Он бы предпочел спать подольше и там, где не приходится прятать голову под подушку, чтобы избегнуть света. Решив, что лучше встать как можно раньше и разминуться с толпой, Митос начал свой обычный день. Он скатал постельные принадлежности, поднял их с напольных подушек и положил в нишу в скале. Был бы он побогаче, мог бы себе позволить подушки в комнате только для сна. Так раньше и было, теперь же эти подушки были единственными, и он должен использовать их и для сна, и для сиденья.
Он взял свой ночной горшок и комплект чистой одежды, прихватил обувь, вместо того, чтобы надеть ее, и, ступая босиком по холодному камню, вышел из своего жилища в одну комнату. В нем не было окон, только тканевый потолок, не для того, чтобы к нему не заглянули, но больше от камней. В отличие от беднейших жителей, у него в доме, по крайней мере, была деревянная дверь. Не за тем, чтобы не пустить тех, кто пожелает проникнуть в дом, но она лучше защищала его частную жизнь, чем занавесь в дверном проеме. Воровство было редкостью, поскольку на все ценные личные вещи наносили имя владельца, и для удаления метки обычно требовалось повредить вещь. Но у него была гораздо более простая причина не беспокоиться о том, что кто-то тронет его имущество.
Митос больше не владел ничем, что стоило бы красть.
Когда он бежал из пещеры, то взял только то, что мог унести, поэтому старейшины города решили, что он не заслуживает чего-либо из своего оставленного имущества. Ему не вернули его старый дом. Они заявили, что если он довольствовался жизнью в бедности, пока путешествовал по другим землям, то обойдется скромным существованием и здесь. Не беда, что жизнь в пути не такая, как жизнь в доме, и что со временем он мог бы хорошо обустроиться в новом городе. Они предложили ему выбор: принять жилище из одной каморки в беднейшем районе или остаться в тюрьме.
Быстро спустившись по узкому проходу и едва не задев головой низко нависавший выступ каменного свода с нарисованным на нем изображением рыбы, он вошел в средних размеров зал с единственной извилистой тропой через него. Он оставил свой горшок у прачечной. Пройдя дальше грубо вытесанной лестницей, ведущей в баню, он обрадовался, что пришел первым и не нужно мириться с бездумной болтовней или хуже — словесными оскорблениями. К сожалению, служитель все же пришел, чтобы добавить воды из горячего источника. Быстро вымывшись в теплой ванне и одевшись в дневную одежду, он постирал свою грязную одежду и вымыл горшок. В лучших кварталах можно было бы оставить белье и горшок в своем доме. Наилучшие дома имели частные туалеты и банные удобства.
У него раньше был такой дом.
Жители, выходившие из домов, в основном игнорировали шедшего по улице Митоса. Он не знал их так близко, как свое прежнее окружение. Они, казалось, разрывались между довольством встречать между собой Бессмертного, как и в других районах города, и презрением, потому что среди них он оказался вследствие понижения статуса. Митос возвратился в свое жилище забрать продукты, чтобы сделать себе завтрак; если бы он поспешил, то мог прийти одним из первых и на кухонный двор. Только он слишком поздно вспомнил, заглянув в свой пустой шкаф, что ему нужно сегодня зайти на рынок.
Митос ненавидел ходить на рынок.
Он побрел обратно в проход и через пещеру, теряясь в размышлениях, что делать. Даже раньше, до его немилости, рынок раздражал его. Раньше он договорился бы получать продовольствие от своего любимого торговца, который с гордостью выбирал лучшее для него. Купцы были одной из самых богатых профессий, так что правители не вознаграждали их напрямую за продукты, жертвуемые Бессмертным. Некоторые люди соперничали, гордясь, что Бессмертный выбирает предложенный ими товар и торговля от этого идет успешнее. К сожалению, иногда это заставляло других продавцов чувствовать себя оскорбленными, что Бессмертный пренебрегает их товаром. Конечно, всегда были некоторые, которые не любили давать что-либо бесплатно и не волновались за свою репутацию, будучи настолько грубыми, что Бессмертный больше никогда у них не просил.
С этой проблемой и столкнулся сейчас Митос. Никто не обязан был предлагать свои товары Бессмертному, но они не могли отказаться давать ему еду, если он просил об этом, сами решая, дать много или мало. Это заставило его чувствовать себя нищим, теперь более, чем когда-либо. Наиболее мстительные могли настаивать, что обещанное ими лучше всего, а передать продукт, настолько испорченный паразитами, что стал несъедобным. От остальных приходилось выслушивать разглагольствования о его позоре, пока они медленно заворачивали ему пищу. Если они достаточно оскорбят его, он не захочет возвращаться к их палаткам. Похоже, к кому бы он ни пошел, пища вызвала бы несварение желудка.
Его ноги несли его прочь из дальних залов, пока он не добрался до просторной части пещеры и центра города. Он остановился на мосту над рекой, глядя вниз на рыночную площадь, уже заполнявшуюся людьми. Кроме того, он мог видеть, как косые лучи начинают расходиться по огромной пещере, проникая через отверстие в потолке. Это было то, что дало этим людям их имя, Лукороус — древнее сочетание слов позабытого языка, обозначавшее ярко освещенную горную пещеру. Верхнее отверстие было почти круглым и такой ширины, что несколько чахлых деревьев и кустов доблестно пытались вырасти на участке пола пещеры, ежедневно получавшем наибольшее количество солнечного света. Чистый воздух никогда не был проблемой в пещере. В отличие от дождя, снега и случайно обломившихся от кромки камней.
Лестницы, врезанные в поверхность скалы, изгибались внизу, образовывая почти вертикаль с полом пещеры, а на противоположной стороне медный подъемник нес платформы до нависающего выступа. Лучшие дома располагались только внутри пещеры, подальше от стихий, но по-прежнему наслаждаясь естественным светом. Там люди днем тушили свои светильники, не нуждаясь в них. Самые старые, первоначальные здания, находившиеся прямо под открытым небом, имели крыши из веток, но никто в них больше не жил. Они были переделаны в общие кухни, для которых проем в своде пещеры служил идеальным дымоходом.
