Глава третья. Из песка рождены, в песок канем
Многие уверены, что зыбучие пески способны с головой поглотить любого, кто в них попадет. Однако это не совсем верно. Насыщенные водой пески выталкивают тело на поверхность, и больше чем по грудь в них вряд ли удастся провалиться, а вот дополнительный груз легко может погубить неосторожного путника, угодившего в эту ловушку пустынь.
Пустынный картограф Махади Грос
— Третий Бархан имеет зацикленное строение. В самом центре располагается дворец матриарха, вокруг этого зала кольцом пролегает основной тоннель, от которого расходятся ответвления всех остальных пещер и проходов, — объясняла Ашарху девушка.
Профессор послушно кивал и ступал за хетай-ра в поредевшей толпе, спешившей по главному коридору в разные стороны.
— Сейчас мы замкнем контур и вернемся на рыночную площадь, где мы с тобой вчера были, помнишь? А путь оттуда до дворца тебе должен быть уже известен, — добавила Лантея. — Так что здесь достаточно просто ориентироваться. Если не сворачивать с центральной улицы, то обязательно выйдешь или ко дворцу, или к рынку.
— Даже если бы этот коридор был прямым как стрела, я бы все равно не рискнул тут блуждать в одиночестве в потемках.
— Думаю, уже через пару дней темнота Бархана станет для тебя родной, — усмехнулась девушка.
— Это вряд ли. Чтобы ясно видеть в темноте, в ней нужно родиться.
— А мне иногда кажется, что она обладает собственным разумом: пугает неясными тенями тех, кто ее боится, скрывает и защищает от лишних глаз тех, кто ей доверяет. Просто научись воспринимать ее каждой частичкой своего тела, позволь окутать со всех сторон. Опусти веки, замри на мгновение, и ты почувствуешь вкус мрака на языке, его легкие ладони на плечах и едва слышную мелодию, которая всегда подскажет нужное направление.
Уже на подходе к высокому арочному входу в круглую пещеру Аш расслышал, как с разных концов подземного полиса раздаются усиленные эхом удары в барабан. Стражи времени преданно несли свою службу, отмеряя часы и дни. В этот момент закрывалось мольбище Младенца, а где-то далеко наверху, над раскаленными пустынями, солнце как раз стояло в зените.
Спутники вышли к рыночному залу, где Ашарх наконец впервые смог увидеть кипящую жизнь полиса хетай-ра при нормальном освещении. Стеклянный купол на потолке пропускал слабый зеленоватый свет солнца, но даже его вполне хватало, чтобы разглядеть круглую площадь и ряды торговых лавок. После темного коридора глаза профессора не сразу привыкли к дневной яркости светила, хотя Аш осознавал, что из-за купола в пещеру попадала, может быть, только треть солнечного света, приглушенного и рассеянного. Иначе бы живущие в постоянном мраке хетай-ра просто слепли каждый раз, когда приходили на рынок.
Над площадью царил гул голосов, всегда сопровождавший подобные места. Где-то смеялись дети, демонстрировали мощь своих легких зазывалы, возмущались недовольные покупатели, слышалось поскрипывание кожаного обмундирования стражников, патрулировавших зал. Рынок ничем не отличался от всех тех человеческих базаров, что преподаватель повидал на своем веку.
Двумя широкими кольцами дома, торговые лавки и различные заведения охватывали площадь. Они были разделенные только узкими улицами, на которых едва хватало места, чтобы протиснуться между прилавками и расстеленными коврами с возвышавшимися на них горами товаров. Одни хетай-ра продавали свои изделия прямо с натянутых между зданиями веревок — роскошные плетеные или шелковые ковры яркими флагами нависали над головами прохожих, а торговцы то и дело привлекали внимание покупателей резкими окриками. Другие же пустынники, восседая на крупных бородавочниках, важно разъезжали в толпе, предлагая всякие мелочи с лотков.
— Сделаем круг по площади, если ты не против, — улыбнулась хетай-ра, направляясь к началу торговой аллеи, полукругом располагавшейся вдоль стен пещеры. — Если тебе вдруг что-то приглянется из вещей, то только скажи.
Аш почувствовал слабый укол со стороны самоуважения, не позволявшего просить подарки у девушки, но уже через несколько минут в нем начали неравную борьбу алчность и непомерная гордость. На лотках и прилавках лежали вещи, которые профессор изучал с немым восхищением, постоянно одергивая себя, чтобы не тянуть руки к невероятно красивым диковинкам. Всевозможные изделия из белой кости: начиная с острых изогнутых кинжалов, ручки которых были вырезаны в форме голов птиц и зверей, и заканчивая ажурными гребнями для волос и тончайшей работы перстнями. Торговцы предлагали потрогать одежду из змеиной кожи и невесомые халаты, платки и рубахи, сделанные из нитей пещерных шелкопрядов, которых выращивали в специально отведенных под это промысловых залах в глубинах города.
У Ашарха разбегались глаза от разнообразия украшений, брони, оружия и бесполезных, но таких изящных мелочей для дома, вроде стеклянных кувшинов и шкатулок. На некоторых столах продавали приготовленную там же еду, которую полагалось есть на ходу: в основном это были простые лепешки, маринованные водоросли и грибы, а также мясо всех видов, хотя иногда встречались и странные блюда, состав которых трудно было определить на глаз. Несколько раз преподаватель видел торговцев книгами и тончайшим пергаментом, безупречном в своей белизне и мягкости.
Когда профессора уже начало мутить от обилия товаров, он переключился на изучение самих жителей Бархана и их манеры поведения. Для Аша большинство хетай-ра пока еще оставались совершенно одинаковыми внешне — седые волосы, бледная кожа и светлые глаза. Женщин и мужчин можно было различить разве что по комплекции, поскольку даже традиционная одежда здесь практически у всех была схожа: пустынники отдавали предпочтение свободным шелковым рубахам до пола, немарким накидкам или мантиям, а также тюрбанам или же головным платкам. Почти у каждого второго прохожего преподаватель замечал на поясе оружие. Некоторые ограничивались кортиками, стилетами и кинжалами, другие же ходили с настоящими костяными мечами и даже топориками. Мужчин было гораздо меньше, да и держались они как-то обособленно — редко где встречалась идущая рядом пара хетай-ра противоположного пола. Иногда в толпе Ашарх обращал внимание на мелькавшие красные головы: некоторые женщины почему-то имели волосы неестественного алого цвета, совсем как мать и сестра Лантеи, виденные профессором во дворце.
— Высокородные женщины и женщины из правящей семьи имеют право подчеркнуть свое положение в обществе, окрасив волосы красным соком редкого цветка пустыни, который можно добыть только на поверхности, — пояснила девушка. — Также матриарх может даровать такую привилегию некоторым влиятельным женщинам по своему выбору.
— Мужчинам нельзя?
— Мужчинам вообще много чего нельзя в Барханах, Аш, в отличие от Залмар-Афи, — с тяжелым вздохом ответила Лантея. — Они не имеют прав на власть, не воспитывают детей, ограничены в общении с противоположным полом. Им запрещено занимать высокие руководящие или государственные должности, хотя тут есть исключения. Большинство профессий и ремесел открыты только для женщин, однако, есть и те немногие, что доступны исключительно мужчинам. Например, они могут становиться служителями мольбища Старухи, потому что на их плечи ложится проведение всех погребальных обрядов.
— А почему так получилось? Я никогда не слышал, чтобы хоть где-нибудь в мире абсолютную власть получали лишь женщины, а мужчины занимались… Чем? Черной работой?
— Нет, это неверно. Они не рабы и не чернорабочие, — уточнила хетай-ра. — Вспомни, что я говорила раньше. Эван’Лин, наша богиня, считается Многоликой Матерью. И именно от ее первых детей пошел культ женщины как матери, продолжательницы рода, в подражание богине. Женщина — колыбель жизни. Значение мужчин не принижается, но общее направление всей культуры хетай-ра диктует им другие правила поведения. Если женщина — родоначальница жизни, приближенная к божественному замыслу по своей сути, то мужчина должен быть лишь ее молчаливым верным партнером.
