– Ален… – очень тихо произнес Анжей. Белый вдруг понял, что сотник плачет. – Я – голова сотни. Леон был мечом. Ты – ее сердце. И мое сердце тоже, малыш. Без тебя я все равно что камень. Будь смелым, веди вперед. Ради свободы тех, кто остался за нашими спинами. Веди. Убей их всех. Ален… Если ты не поведешь, они не пойдут, и мы проиграем. Наберись храбрости. Это последний бой, малыш, я тебе обещаю…
Ален смог только кивнуть. Ведь он знал, как его называли за спиной. Кукловод.
Они крепко обнялись. Слов не требовалось…
Ален не заметил, как по его лицу покатились слезы. Он даже не понял, что плачет. Он не плакал с самой последней битвы. Слова песни рождали в сердце неизбывную тоску.
– …Вперед! – крикнул Ален после своей короткой, но проникнувшей в каждую душу речи.
Страшный рев полусотни разнесся над полем боя. Они бросились вниз, на скаку превратившись в сметающую все на своем пути волну. Волна боевого огня пробила заслон некромантов и врезалась в личей.
Начался полыхающий кошмар…
Боль сжигала каждую клеточку тела Алена, раздирала его душу. Пятнадцать парней полегло сразу, едва успев забрать с собой по одному врагу. Вокруг Алена и Анжея собрались самые выносливые, самые сильные. Тридцать пять лучших и Ален с Анжеем. Атаки личей должны были убить их на месте, однако маги не только противостояли им, но и атаковали, продолжая убивать тварей и направлявших их некромантов. Ален рычал, изо всех сил противостоя боли. Божественной музыкой для него был предсмертный хрип каждого убитого врага. Зверь заполнил его разум, сердце и душу. Зверю было плевать на боль. Зверь хотел только одного – убивать.
Один за другим падали маги. Семеро перед смертью вспыхнули огнем жизни, изрядно проредив строй личей. Все потонуло в крови и боли. Боль пожирала его разум. Боль пожирала даже Зверя.
…Очнулся Ален оттого, что лежал на боку и с монотонным стоном грыз окровавленное лезвие собственного меча. Он наполовину ослеп и частично потерял слух. От невероятной силы осталось лишь жалкое воспоминание. Ран на теле было столько, что маг удивился, как до сих пор не истек кровью. Кровь сочилась из изрезанных собственным мечом губ. Зима тронула поле битвы легкой наледью.
«Леон! – огнем вспыхнуло в опустевшем мозгу. Ален взвыл. – Леон…» Глаза его внезапно широко раскрылись. А Анжей? Он жив?
И остался один во мраке
Тот последний, наедине с болью,
Некроманты сгинули в страхе,
Но со смертью повязан маг кровью…
Кровь была повсюду. Повсюду мертвые тела друзей. Закатное солнце бросало тусклые багровые блики на черную от крови землю. Оскальзываясь на кишках, ошметках плоти и отсеченных конечностях, Ален брел по полю, с трудом ориентируясь в этом хаосе. Плакал, со звериной яростью рубил мечами трупы поверженных врагов, отчаянно звал по именам своих и не мог дозваться…
Кир Молот с отрезанной рукой и только половиной лица лежит всего в десятке шагов от Алена. Оставшаяся рука судорожно сучит по земле. Кир едва слышно хрипит. Пламенный с трудом опустился рядом с ним на колени, взял изуродованную голову в ладони. Кир узнал его, едва разглядев единственным глазом. Хрип стал надрывней. Пламенный тихо зашептал, провел над его лицом рукой. Ничего не произошло. С ужасом Ален понял, что это прощальный подарок некромантов – заклятие невосстановления. Со всхлипом втянув в себя воздух, он перерезал Киру горло ножом милосердия.
Следующим на пути был Кристиан. Талантливый молодой волшебник с вечной улыбкой на лице невидящим взором смотрел в небо. Из проломленной грудной клетки торчали осколки ребер. Он еще дышал, на губах пузырилась розовая пена.
– Крис… – Ален присел рядом с ним. – Крис…
– Убей меня… – с неимоверным усилием вымолвил он. – Убей…
Командир с ужасом понял, что его второй офицер все знает о «невосстановлении». Он перерезал горло и ему.
Ален убил еще пятерых, пока пытался найти Анжея. Тихий стон привлек его внимание. Полусотник обошел труп черного пегаса и увидел того, кого искал. Сотник сидел, привалившись спиной к туше мертвого скакуна.
– Анжей! – сдавленно вскрикнул Ален, падая рядом с ним на колени. По лицу его заструились слезы. Он всхлипнул. – Анжей!..
Одна рука у сотника обгорела почти до костей. Со второй лохмотьями облазила кожа с мясом. Этими изуродованными руками сотник, плача, пытался собрать лежащие между ног внутренности обратно в живот.
Ален зажал рот обеими руками, чтобы не закричать. Сдавленные рыдания вырвались из сведенного судорогой горла. Анжей поднял голову, и его орехово-коричневые глаза с тоской виновато поглядели на брата.
– А ты поседел, – с грустью шепнул Анжей. – Я не хотел. Прости меня…
– Анжей! – с отчаянием всхлипнул Ален, не в силах больше вымолвить ни слова. С ним вместе отчаянно выл тот, кто не давал ему умереть во время войны, к кому обращался он в самые страшные моменты своей жизни…
Черный Пламенный снова застонал и заплакал.
– Я не могу даже облегчить боль! – едва вымолвили посеревшие губы. – Я умираю, малыш… Но это продлится еще долго… как больно… – словно в бреду шептал он.
Слезы чертили светлые дорожки на грязных и окровавленных лицах обоих. Подняв голову, Черный посмотрел на Белого, диким усилием воли уводя боль на задворки сознания.
– Послушай, Ал… Послушай, малыш! Я помню больше, чем ты… Но скоро не смогу… Ты потерял память… Я тоже… но помню… Мы должны найти бога! – отчетливо сказал умирающий сотник. – Мы должны были найти бога! Ведь мы пришли сюда за ним!
– Какого бога, Анжей?.. – ничего не понимая и размазывая по лицу слезы, кровь и грязь, спросил Ален.
– Я не знаю… Но война не была нашей целью!.. – отчаянно ответил Черный Пламенный, и боль снова захлестнула его.
Ален подполз к сотнику, отчаянным усилием попытался заживить его раны. Ну хотя бы остановить эту боль!.. И упал, задохнувшись, когда на него обрушилось все то, что чувствовал старший брат.
– Помоги мне, Ал… – с мольбой в голосе произнес Анжей. – Помоги мне умереть…
– Нет! – вырвалось у Алена.
– Малыш… – Немая мольба плескалась в ореховых глазах.
– Нет! – жалко пискнул полусотник враз севшим голосом.
Сотник ничего не сказал, только застонал сквозь сжатые зубы, а обгоревшая рука вновь попыталась загрести внутренности вместе в грязью обратно в живот. Ален, плача, обнял брата за плечи.
– Ал… Прости меня… Я должен был… Я же старший… Но эта война…
– Я не могу тебя убить! Я не могу! – Ален зажмурился.
– Малыш… Прости, малыш… Умоляю тебя… Возьми мою жизнь! Тебе должно ее хватить, чтобы продержаться… Ты весь изранен… Помоги мне умереть!
