Наутро Джек не проснулся, хотя прямо над его головой разрывался будильник на телефоне. Энца слышала его сквозь закрытую дверь, мерила шагами комнату, потом пространство под дверью спальни.
И утреннюю гимнастику сделала, и кофе, и даже бутерброды. Убралась на кухне и перемыла посуду.
Снова походила под дверью.
Потом собрала всю волю в кулак и постучала. Джек продолжал храпеть.
"Боги, пусть он только там одетый будет", - взмолилась Энца. Ее бывший парень, например, имел такую привычку.
Впрочем, можно было не бояться: Джек и не думал раздеваться, плюхнулся поперек кровати ночью, да так и уснул. Через пару минут нервозность Энцы сменилась гневом: Джек не реагировал ни на голос, ни на осторожное похлопывание по плечу, - и она пару раз изо всех сил огрела его по голове подушкой.
Джек подскочил с воплем, потом кое-как разобравшись, чего ей надо, послал ко всем чертям и улегся обратно. Энца снова врезала ему по затылку, Джек попробовал перехватить ее за руку, промахнулся, потом схватил за подушку и дернул на себя.
Энца упала лицом вниз, и Джек прихлопнул ее сверху отобранной подушкой.
- Тьфу ты, блин, - рассердился Джек. - Такой сон испоганила. Чего за пожар-то?
- Так нам на работу надо, - зло ответила девушка и, вывернувшись, столкнула его с кровати.
Не слушая гневные вопли и нецензурную брань, Энца быстро сбежала на кухню. Сначала хотела залезть под стол и пересидеть там, но передумала: Джек все равно потащится курить на подоконник, будет глупо, когда он увидит ее под столом.
Так что она вернулась к своему диванчику, достала ноутбук и стала просматривать новости, погоду, данные о пробках. Пригодилась бы газета, чтобы спрятаться за ней, будто бы читая, но у них газет не водилось.
Секретарь Якова еще вчера прислал им распоряжение с подробным описанием того, как часто, куда и зачем им надо было являться. Плавающий график отменили, теперь им надо было приходить по расписанию в отдел архивных исследований и разбирать дела с пометкой "a posse", помимо того два дня в неделю полагалось дежурить в лаборатории номер одиннадцать, которая занималась исследованиями монстр-объектов уровня Зи, или, как они их называли, "зетами".
Еще надо было выезжать по вызовам того же уровня, но Энца проверяла в сводках, этих вызовов было ничтожно мало: не больше одного-двух за месяц.
Отдел архивных исследований занимал первые два этажа во флигеле за Птичьим павильоном. Джек даже передернулся, проходя мимо него, и Энца некоторым образом разделяла его отвращение.
Трехэтажный флигель, построенный из красного кирпича в тени Птичьего павильона, был единственным сохранившимся крылом старого корпуса. Теперь он представлял собой отдельно стоящее здание, обветшавшее, замшелое, с проросшей травой на крыше, но тем не менее еще хранившее следы былой красоты. Обрамленные рустом высокие окна второго этажа, забранные коваными узорчатыми решетками, невысокие квадратные окна первого и третьего. Некогда выкрашенный белым резной карниз вдоль всей крыши, изящный кованый козырек над крыльцом, с двумя старинными фонарями по бокам.
Несмотря на свою обветшалость, это здание казалось куда более гостеприимным и приятным, чем новое. А уж какая благословенная прохлада царила в полутемных коридорах!
Энца и Джек облегченно выдохнули, едва за ними с завывающим скрежетом захлопнулась входная дверь. Снаружи собиралась гроза, и тяжелый жаркий воздух не двигался вовсе, придавливая к земле.
В здании было тихо. Длинный коридор, множество дверей по сторонам, одни с табличками, на которых ничего нельзя было прочесть, другие с номерами. На некоторых висели тяжелые амбарные замки.
Не было слышно ни голосов, ни обычного рабочего шума, только издалека доносилось птичье чириканье, будто где-то было открыто окно.
Шаги напарников глухим эхом метались по коридору, хотя Энца старалась идти все тише и тише, нервничая отчего-то. Каблуки все равно чересчур звонко цокали по гранитным плитам пола, и девушка жалела, что раз в жизни решила нарядиться по случаю: надела платье и босоножки на каблуках.
Джек вертел головой, стараясь разглядеть надписи. Ржавые таблички, облупившаяся краска, пыль: ни черта не прочитать. Пара указателей к лестнице. Доска объявлений, на которой торчали только посеревшие от пыли цветные головки булавок.
- Почему никого нет? - спросила Энца, позабыв, что они не разговаривают.
Джек покосился на нее, но решив, что уже надоело дуться, отозвался:
- Всех перевели в новое здание, оно вместительнее, плюс реорганизацию проводили. Тут осталось несколько отделов, но Яков говорил, что есть планы их тоже выселить и сделать тут нечто вроде музея или общего архива.
- Здесь бы дом с призраками делать, - сказала Энца. - и за деньги народ пускать.
Джек пожал плечами, а потом вдруг пихнул ее локтем:
- Смотри.
Слева от них, недалеко от поворота к лестнице, была дверь, не похожая на другие. Металлическая, двустворчатая. И что самое интересное - новая, с четко читаемой табличкой: "Не входить".
- Может, это и есть то, что нам нужно? - предположил Джек, взялся за металлическую ручку и с шипением отдернул руку.
- Джек! - воскликнула Энца. - Написано же, "не входить". А нам на второй этаж, мне прислали план, как добраться.
- Новенькие? - раздался голос у них за спиной так неожиданно, что оба вздрогнули.
Молодой человек подошел настолько бесшумно, что даже чуткая Энца ничего не услышала.
Впрочем, страшным он совсем не казался. Среднего роста, светловолосый, с пухлым бледным лицом и руками, он дружелюбно улыбался. Несмотря на жару, он был в плотном сером костюме, застегнутом на все пуговицы.
- Сюда нельзя входить, - продолжил он. - Вам - нельзя, да вы и не поймете ничего. Вас уже ждут - вот здесь лестница, потом на втором этаже первая дверь слева.
Он мягко указал рукой в сторону поворота, а сам двинулся в другую.
- Желаю вам удачи, - радушно сказал он. - Меня, кстати, Альбер зовут... надеюсь, еще увидимся.
Энца растерянно помахала ему в ответ. Джек отвлекся, рассматривая свою ладонь. Все еще чувствовалось онемение от ледяного металла дверной ручки. Холодильная камера у них там, что ли?
Покосившись еще раз на дверь, Джек пошел вслед за Энцей по лестнице, и вскоре они уже входили в гостеприимно распахнутые двери отдела архивных исследований.
Несмотря на близкий полдень, там было сумрачно.
Просторное помещение с высоким-высоким потолком, на котором угадывалась лепнина и медальон с неразличимым пейзажем на нем, на окнах плотные жалюзи, и полутемная прохлада рассеивалась только лампами над четырьмя сдвинутыми друг к другу столами в центре.
