– Мне жаль, но ее здесь нет, – ответила Нина и начала закрывать дверь.
Незнакомец поставил ногу между дверью и дубовым косяком.
– Это важно, – продолжил он. Глаза его недобро блеснули.
– Т-тогда подождите минутку, я… я позову папу. Вы можете поговорить с ним.
И сейчас она выбежит через заднюю дверь позвонить от соседей в полицию так быстро, что не успеет он и глазом моргнуть… Но незнакомец разрушил ее план, не успела она даже попытаться.
– Я так не думаю, – сказал он. – Твой папа на работе; мама в мастерской. Мы одни с тобой, Нина.
Нина, онемев, смотрела на него. Откуда он знает ее имя и где ее родители? И вообще – чего ему надо?
Он отодвинул дверь и вошел внутрь, как будто это был его собственный дом. Когда он оказался рядом с Ниной, она решилась рвануться бежать, но он поймал ее за руку и подтянул к себе. Потом закрыл дверь.
– Тебе ничего плохого не будет, – сказал он. – Я только хотел задать тебе несколько вопросов.
– К-каких вопросов? – спросила Нина, пытаясь вести себя так храбро, как только могла. – Кто вы? Полицейский, или пишете книгу?
Незнакомец рассмеялся:
– Может быть, я полицейский и пишу книгу.
Он ввел ее в гостиную и усадил на плетеный диван. Тут он выпустил ее руку, и Нина потерла место, за которое он держал ее, хотя ей на самом деле не было особенно больно.
– Что вам надо от Эшли? – спросила она.
– Вообще-то, – сказал он, – теперь, увидев тебя, я думаю, что я искал не ту из вас.
Великолепно, подумала Нина. Эшли заигрывает с каким-то пижоном, а Нине с ним разбираться. Как будто мало своих проблем.
Как будто ей не было до смерти страшно.
Незнакомец развалился на диване, закинув руки за голову.
– Так что рассказывай про свои сны, – сказал он.
Нина так и уставилась на него.
Эш подумала, что путешествие через мир духов с Лусвен походит на приятную прогулку по ее памяти, по ее дому. Могучий лес, в котором она впервые повстречала свою странную спутницу, перешел в болотистые луга, которые позже сменились скалами, круто обрывавшимися в море. Такие места легко можно было найти в Корнуолле, в местах, куда Эш со своей мамой выбирались автостопом на выходные каждый месяц.
Лусвен вела Эш вдоль берега по узкой тропке, что вилась и петляла между камней и скал. В воздухе сильно пахло морской солью. Птицы Лусвен – вторая была ястребом, как сказала Лусвен, когда Эш спросила об этом – делили воздух с бессчетными стаями чаек. Земля пружинила под ногами, черная и мягкая, выступая между выветренными древними известняковыми лбами.
– Тут как во сне, – сказала Эш, когда они остановились перед маленьким гротом, что появился внезапно перед ними. – Как, наверно, было дома до того, как пришли люди.
– Мы сами – сон, – ответила Лусвен. – По крайней мере, здесь.
– Что ты этим хочешь сказать?
Лусвен улыбнулась:
– Только то, что здесь, в этом мире духов мы менее реальны, чем сам мир. Как его обитатели, вторгаясь в наш мир, выглядят призраками, так и мы здесь лишь призрачные пришельцы.
– Те, с которыми я сюда пришла, говорили мне, что чем дольше ты здесь пробудешь в теле, тем это становится опаснее, – сказала Эш. – Что, если пробыть здесь слишком долго, крыша сдвинется. – Эш метнула косой взгляд на свою спутницу. – Это правда?
– Всегда можно узнать того, кто часто и долго путешествовал в этих краях, – ответила та. – У них особый взгляд – особый свет в нем, из-за которого они кажутся не от мира сего. Они улыбаются, когда ничего забавного нет. Они как будто видят то, чего другие не видят. Такие люди всегда смущают тех, кто здесь не бывал; они настораживают людей, потому что безумие – каким бы незначительным оно ни было – всегда кажется опасным тому, кому его прикосновение незнакомо.
Эш вспомнила глаза Боунза, и глаза ее спутницы – под вуалью, но посверкивающие из-под нее. И у Лусвен, и у Боунза был такой свет в глазах.
Они оба в этом мире духов чувствовали себя так же нормально, как Эш – в своем, может быть, даже лучше. Потом Эш вспомнила парня, который шел за ней до дома накануне вечером.
Она тогда подумала, что у него опасные глаза; но, может быть, она увидела именно этот отсвет мира духов. Наверно, и он бывает здесь. Хотя это все равно не объясняет, зачем он провожал ее до дома из оккультной лавки.
– Ты сказала, что Нину преследует какая-то тайна, – сказала Эш. – Почему?
– В ней есть магия.
Ах, да. Эш все еще с трудом представляла себе, что ее кузина способна заниматься чем-то еще, кроме своей косметики и зависания на всякой попсе – новом альбоме Мадонны или какой-нибудь идиотской телепередаче.
– Нет, – сказала она, – я хотела спросить – зачем это им?
– Магия их притягивает.
– А во мне есть такая магия? Магия, которая притягивает тайны?
Глаза Лусвен блеснули из-под вуали – она долго и пристально поглядела на Эш.
– Тебе стало бы от этого лучше?
Эш пожала плечами.
– Не знаю. Во всяком случае, жизнь стала бы чуть-чуть интереснее.
Понимаешь, я смотрю на то, что происходит вокруг меня в реальном мире, и я думаю, что же из всего этого – для меня; и у меня выходит, что ничего. А с магией я бы по крайней мере… ну, я не знаю. Я смогла бы, наверное, что-нибудь изменить.
Эш подумала о своей маме. Магия могла бы вернуть ее, разве нет? А тогда все стало бы снова, как при ней. А не наперекосяк, как сейчас.
– Твоя беда – в твоем отношении к вещам, – сказала Лусвен.
Эш глянула на нее. Еще эта вот феечка будет ей об этом говорить? Какого рожна?!
– Типа того, что ты что-то об этом знаешь? – спросила она.
– Я знаю, что жизнь была к тебе сурова, – начала Лусвен.
Эш рассмеялась коротко и невесело:
– Да, уж ты-то знаешь!
– Знаю, – сказала Лусвен. – Со мною было то же, что и с тобой. Моя мать умерла, когда я была ребенком. Мой отец бросил меня. И то, что с тобой сейчас, со мной тоже было. Я тоже ходила по миру, сжав кулаки и отчаянно пытаясь хоть куда-нибудь пристроиться. И ничего не получалось, потому что в моей голове было такое, чего остальные просто не могли себе представить. Как мне кажется – насколько я помню, как это было у меня в твоем нынешнем положении – перед тобой на выбор два пути. Ты можешь позволить своей тоске утопить тебя и провести остаток жизни в такой же пустоте и бесполезности, как сейчас, или даже хуже; и ты можешь стать чем-то.
Эш захотела спросить Лусвен, что же случилось с ее матерью. Она захотела посочувствовать ей, разделить ее боль, и может быть, ей самой стало бы легче, но все та же беспричинная злость не дала ей разрушить те стены, которые она возвела между собой и остальным миром. А стены ей были необходимы. Потому что если пустить кого-нибудь к себе, то будет только больнее. Выжить можно только так, только защищаясь, сама за себя.
