- Только если ему помогут.
- Ему помогут. Лахлэн кивнул:
- Но среди вас есть чужаки. Например, я - хоть я и элласиец.
- Ты арфист, - молодой человек сдвинул брови. - Арфисты - особый случай. А что до этого солиндского пса - он будет убит.
Лахлэн посмотрел в мою сторону:
- А вон тот?
Хомэйн только улыбнулся в ответ. Мгновением позже несколько человек уже стояли за моей спиной, требуя отдать им оружие - кинжал и меч. Я поколебался мгновение, потом передал им оба клинка. Теперь двое хомэйнов стояли за моей спиной, один - слева от меня. Как видно, молодой человек предпочитал не рисковать:
- Разумеется, он тоже будет убит.
Разумеется. Я улыбнулся Лахлэну, тот явно выжидал. Мой кинжал передали молодому человеку, он быстро оглядел его, нахмурился, пытаясь разобрать кэйлдонские руны, потом положил кинжал на стол. Затем ему передали меч. Он с удовольствием осмотрел великолепную заточку клинка, потом увидел врезанные в него руны и изумленно расширил глаза:
- Работа Чэйсули! - он бросил на меня острый взгляд. - Откуда он у тебя?
На миг мне показалось - что-то дрогнуло в его лице.
- Снял с мертвого, должно быть. Мечи Чэйсули - вещь редкая.
- Нет, - возразил я, - я получил его от живого человека. А теперь, покуда вы еще не убили меня, я повелеваю тебе сделать одну вещь.
- Повелеваешь - мне? - он изумленно поднял брови. - Ты можешь попросить… но это вовсе не значит, что я отвечу или исполню просьбу.
Я не пошевелился. - Срежь кожу с рукояти.
Хомэйн ощупал рукоять. Она была надежно скрыта кожаной обмоткой от любопытных глаз - я постарался на совесть. Что ж, видно, придется постараться еще раз…
- Срежь кожу.
Несколько мгновений он пристально смотрел на меня - но в конце концов вытащил кинжал и исполнил то, что я говорил.
И - безмолвно уставился на рукоять: королевский лев из чистейшего золота Чэйсули, великолепный рубин - Око Мухаара…
- Скажи же, что это - чтобы слышали все, - тихо велел ему я.
- Гербовый лев Хомейны… - он перевел взгляд с рукояти меча на мое лицо, и я улыбнулся.
- Кому принадлежат этот меч и этот герб? Его лицо побелело.
- Правящему Дому Хомейны… - он замолчал, потом выдохнул отчаянно, - Но ты мог и украсть этот меч!
Я задумчиво посмотрел на моих стражей:
- Ты разоружил меня. Позволь мне выйти на свет.
- Выходи.
Его лицо снова приобрело нормальный цвет. Хороший он все-таки мальчишка молодой, злой… и - как же боится того, что может услышать от меня!
Я поднялся, ногой отпихнув табурет, и медленно подошел к нему, не отрывая взгляда от его смуглого лица. Он был высок - высок, как Чэйсули - и все же я был выше его ростом.
Медленно я закатал рукав, открыв кольцевой шрам на левом запястье.
- Видишь это? На правой руке - такой же. Ты должен узнать оба, Роуэн.
Он отшатнулся, на лице его читалось изумление и крайняя растерянность.
- Ты был пленником Кеуфа Атвийского - как и я. Тебя высекли - за то, что ты опрокинул кубок с вином на самого Кеуфа - хотя я и просил пощадить тебя. На твоей спине должны остаться следы плети как на моих руках остались следы от атвийских кандалов, - я снова опустил рукав. - А теперь - могу я получить назад мой меч?
Ошеломленный и растерянный, Роуэн перевел взгляд на меч, который он держал в руках, потом, словно бы наконец осознав, что происходит, он порывисто протянул клинок мне - и, когда я принял его, упал передо мной на колени:
- Господин мой, - прошептал он, - о, господин мой… прости меня!
Я вернул клинок в ножны:
- Мне нечего прощать. Ты сделал то, что должно. Роуэн смотрел на меня снизу вверх. Теперь я видел, что его глаза в свете свечей - не черные, но желтые, потому-то я никогда не мог отделаться от ощущения, что он Чэйсули хотя сам Роуэн и отрицал это.
- Когда мы начнем сражение, господин мой? Я рассмеялся его нетерпению:
- Сейчас поздняя зима. Нам нужно будет время, чтобы собрать людей.
Возможно, весной мы сможем начать… - я жестом показал ему - встань. Поднимайся. Здесь не место для таких церемоний. Да и я еще не Мухаар.
Роуэн не пошевелился:
- Примешь ли ты мою службу? Я наклонился, ухватил его за рубашку и поднял на ноги:
- Я же сказал тебе, поднимись с пола, - проговорил я мягко, к моему удивлению, мальчишка за это время успел изрядно подрасти. Когда мы виделись в последний раз, ему было едва тринадцать лет.
Роуэн оправил одежду:
- Да, господин мой.
Я повернулся к остальным. Все они были людьми Роуэна, готовыми к восстанию и мятежу. Сейчас на их лицах читалась растерянность: они не до конца верили в то, что принц, которого они так ждали, действительно вернулся и теперь находится среди них.
Я прочистил горло:
- Большинство из вас слишком молодо, чтобы помнить Хомейну до кумаалин до тех времен, когда мой дядя Мухаар вынес всем Чэйсули смертный приговор. Вы выросли в страхе и недоверии к ним - как и я сам, - я поднял руку, исключая самую возможность каких бы то ни было возражений. - Они не демоны. Не звери.
Они не служат богам преисподней - они служат мне.
Я помолчал:
- Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел воина Чэйсули?
Нестройный хор отрицаний был мне ответом, даже Роуэн сказал - нет. Я заглянул в лицо каждому из них:
- Я не потерплю вражды и кровопролития между своими людьми. Чэйсули - не враги вам.
- Но… - начал было один из хомэйнов - и тут же умолк под моим взглядом.
- Не так просто забыть то, чему вас учили всю жизнь, - продолжал я уже спокойнее. - Я знаю это лучше, чем вы думаете. Но я полагаю также, что вы сможете пересилить суеверный страх перед тем, чего не понимаете - и тогда вы увидите, что они ничем не отличаются от остальных людей, - я помолчал. - Лучше бы вам так и поступить.
За моей спиной коротко рассмеялся Роуэн. И мне показалось, что в его смехе слышится облегчение.
- Будете ли вы служить мне, - спросил я, - даже если подле меня будут Чэйсули?
Согласились все. Я ожидал услышать в их голосах недоверие и нерешительность - ничего подобного не было.
- Итак, Песнь продолжается, - пробормотал Лахлэн, и я рассмеялся его словам.
Роуэн рассказал мне и о моей родне, оставшейся в живых: о матери и о сестре. Мы сидели вдвоем за угловым столом, обсуждая планы создания армии.
Роуэн говорил ясно и подробно: было видно, что он действительно всерьез обсуждал эти вопросы со своими единомышленниками, и я был благодарен ему за это. С его помощью подготовка к восстанию и войне пойдет гораздо быстрее.
Но когда наконец он вскользь заметил, что, должно быть, моей матери не хватает общества моей сестры, я жестом остановил его.
