Потом, много позже, я очень удивилась, узнав, что в тот вечер пошел слушок, будто Эль-Тару намерен развестись со своей «супругой». Скажу честно, я б с такой на его месте не просто развелась — я бы ее убила. Но об этой особе я расскажу не сейчас.
На следующий день незадолго до полудня мне пришлось испытать на себе все прелести официального дворцового приема в Ифенху-Тариет.
Тронный зал, убранный ало-золотыми драпировками и отделанный янтарем, сверкал от обилия кристаллов и факелов. Дневной свет, скромно проникавший в узкие высокие окна-бойницы, отступал, словно старался стать незаметным. Воздух от множества дыханий, слившихся запахов благовоний и факельного дыма был спертым, так что несчастные гвардейцы-ифенху, замершие вдоль стен статуями навытяжку, старались шевелиться поменьше. Придворные делали вид, что им духота совершенно не мешает, перешептывались и шушукались, бросая редкие опасливые взгляды в сторону округлой колоннады, державшей купол над дальним концом зала. В сторону черного престола на возвышении из нескольких ступеней.
Черный базальтовый монолит, которого рука резчика коснулась совсем чуть-чуть, только чтобы государь мог воссесть и в спину не давили острые сколы, как будто обнимал застывшую на нем седовласую фигуру в парадном алом с серебряно-черной отделкой облачении. Вместо венца голову монарха почти незаметно охватывало плетение из тонких серебряных полос, большей частью сбегавшее по волосам на затылок. Жесткий взор янтарно-золотых глаз был устремлен прямо перед собой, правая рука лежала на эфесе внушительного фламберга зеленоватой стали с оскаленным клыкастым черепом в гарде. От оружия веяло Силой, хозяин брал его в руки не каждый день и не просто так. Пальцы иногда поглаживали блестящее оголовье кончиками когтей. Подле ног Эль-Тару сидела этаким черным грифом женщина, завернутая в дорогие блестящие шелка. Она поджимала тонкие карминовые губы и изо всех сил старалась держаться так, чтобы свет играл в бриллиантах ее диадемы. До нее успели дойти городские слухи, и она прекрасно поняла. Что вот-вот слетит со свего места.
Высокие двустворчатые двери распахнулись сами собой, и сильный голос Разэнтьера представил всему честному собранию меня.
— Ее Светлейшее высочество, княжна Илленн эль Сарадин, владетельница Дома Ветров, опора Столпа Пламени стороны Света, дочь хэйвийского Владыки Света, Эль-Тару Кетара ан'Сира эль Сарадина!
Я вплыла в зал. И зал затих.
Мне не было нужды долго готовиться, придирчиво выбирать платье из сотни нарядов, наводить красоту и долго переживать по поводу «слишком длинного носа» или «слишком маленьких глаз». Я шла такая, как есть, выбрав для этого приема платье, подаренное рыжим братом Мефом, нашим князем-пауком — «на удачу».
Огнистый переливчатый шелк льнул к телу, как вторая кожа, в разрезах длинной, в пол, верхней юбки при каждом шаге мелькал золотистый газ нижней; казалось, будто вспышками по вытертому камню пола перетекает пламя. В вырезе скромного декольте поблескивало ожерелье из подобранных в тон глазам изумрудов, волосы я убрала нитками мелкого речного жемчуга, открыв шею и оставив кокетливо выбиваться лишь пару локонов. Я ослепительно улыбнулась монарху во все клыки и острия зубов и решительно двинулась к престолу. За мной следом шли двое дрейпада из моей свиты. Один нес на плече длинный сверток.
Мой Волк был прекрасен. Он испускал волны почти осязаемого могущества, припечатывал ими глазеющих на меня придворных и гвардейцев. Именно так и никак иначе выглядит ожившая Власть. И никто не замечал, что ему не по нутру духота, что его злят неудобная каменюка и желчная особа, привалившаяся зачем-то к ноге. Назойливых смертных он вообще разогнал бы к хильденовой праматери… Все это тоненьким ручейком текло мне, как смущенная жалоба старому другу.
Я нацепила на лицо любезную маску, улыбающуюся всем и сразу в меру скромно и в меру с достоинством. Худая ворона в вульгарных перьях и вызывающем платье, почему-то именующаяся Эль-Тари, аж скрипнула зубами со злости — она быстро углядела соперницу намного сильнее себя. Вернее сказать, она мне была никак не соперница, Ваэрден думал о ней не иначе как с брезгливым презрением. Что уж их там связывало, какие договоры — я по сию пору не знаю. Но только не любовь. Я невозмутимо отбила заряд ненависти, посланный ее обжигающим взглядом. Врешь, душенька, не возьмешь — меня такие фокусы с десяти лет не берут. И даже то, что ты некромантка, тебе не поможет. А если повезет, ты у меня сама от его ног отлипнешь и с визгом из этого дворца сбежишь.
Нет, я не хотела ни власти, ни короны. Мое положение Эльи, дочери Хранителя, и так было достаточно высоким. Но стоило только взглянуть на то, как кривится при одном взгляде на нее Воладар, как скрывают презрение остальные Кланмастеры, как Ваэрден сдерживает желание то ли отодвинуть ногу, то ли пнуть постылую — и зверь внутри меня вздыбливал шерсть на загривке и принимал боевую стойку.
Уста мои тем временем медовым голоском произносили подобающие случаю речи. Ваэрден отвечал, сыпались титулы, любезности. Придворные ловили каждое слово, чтобы потом и так и этак вертеть сегодняшний день в тесных будуарных кружках и на светских приемах. А обсудить им было что. Потому как, едва отзвучал положенный поток взаимных приветствий, я жестом велела своим воинам приблизиться и обратилась к Эль-Тару:
— В знак искренней и долгой дружбы между двумя нашими народами позвольте преподнести вам скромный дар, государь. Он наверняка придется вам по душе.
Стоявший справа от меня кхаэль шагнул вперед и, осторожно сняв мягкую ткань, с поклоном протянул Владыке Тьмы оружие. По залу прокатился общий ах.
Еще бы. Дядька Димхольд чего попало не кует. Оружие из-под его молота выходит всегда единственное в своем роде. Вот и этот меч-шигара[9] был особенным. Гладкая рукоять из черного дерева доходило Волку до груди, широкое, чуть изогнутое лезвие возвышалось острием над его головой. Шигара в бою заменяет и меч, и бердыш, и копье разом. На светлой с травленым узором стали стояло клеймо мастера — оскаленная морда берра. Сам металл искрился вкраплениями чар и чуть отливал зеленью. Такое железо водилось только возле Шайнар-Мерит Мортан, Крепости Сердца Камня. Оно легко хранило в себе магию и придавало сплавам небывалую прочность.
Я видела, как у Ваэрдена от изумления расширились зрачки. Еще бы. Этот подарок означал признание, принятие в семью. Димхольд никогда и ничего не дарит чужим.
Волк быстро взял себя в руки, поднялся (хоть минуту отдохнуть от неудобного трона!) и с искренней благодарностью принял подарок из рук склонившегося воина.
