Нэнхун промолчала; глядя на нее, промолчала и служанка.
— Что я спрашиваю... — пробормотал император и приготовил чай. Сел, усадил рядом Нэнхун, беспрестанно ею любуясь, — Хочешь, я пошлю твою служанку за дворцовым распорядителем, и он немедленно устроит здесь все для настоящего пира? По дивным твоим глазам вижу, что нет. И мне это не по душе. Я хочу вкусить того, что вкушала ты, узнать, как ты жила, как страдала. Я хочу сделать для тебя все. Луна станет твоим зеркалом, а солнце — подносом для сладостей!
— Не нужно, мой император, — робко улыбаясь, сказала Нэнхун. — Я ничего не стою...
— Воздух тоже ничего не стоит, но как прожить без воздуха? — пылко сказал император. От близости нежного тела Нэнхун у него кружилась голова, как у юноши, ни разу не познавшего любви. — Я буду Дышать только тобой, Нэнхун.
Они допили терпкий чай и отослали Юй искать золотые императорские туфли у Лотосовой беседки.
Только цапли, вышитые на сером шелковом пологе, видели, как император Жоа-дин погружался в пучину неизведанного блаженства и как алел румянец на щеках, плечах и груди Нэнхун — румянец от поцелуев, что изливались на нее, подобно весеннему ливню.
Так минула ночь, за бумажным окном засияло свежее осеннее утро. Император проснулся и долго любовался женщиной, что спала с ним рядом. Теперь, при свете утра, она виделась ему еще прекрасней. Но это была не высокомерная красота и не смазливость, рождающая одну лишь похоть; прелесть Нэнхун проникала в самую душу, преображала сердце, уча его любить, жалеть и преклоняться. Жоа-дин увидел, что его возлюбленная много плакала и жила печалью, и мысленно поклялся, что отныне никакая скорбь не коснется этого драгоценного лица.
Нэнхун открыла глаза и посмотрела на императора.
— Я видела сон, — прошептала она. — Вы и я — мы стали птицами. Бессмертными фениксами с крыльями пурпурными, как лепестки пламени. Мы парили выше горных вершин, выше облаков, среди бесконечного сияния и красоты...
— Это благой сон, возлюбленная моя, — сказал император, целуя Нэнхун. — Он предвещает счастливые изменения в нашей жизни. Я выстрою для тебя дворец, где стены будут из нефрита и яшмы, полы там устелют мягкими коврами из далекой жаркой страны Хургистан, чтобы твои; прелестные ножки не знали неудобства. Там будут драгоценные вазы и безделушки из золота и серебра — пусть они вызывают улыбку на нежных твоих устах. А наше ложе будет ароматно и укромно, как сердцевина лотоса... Я превращу твою жизнь в рай.
— Рай — там, где вы, — сказала Нэнхун. — Зачем мне дворец, разве здесь я мало любила вас?..
— Любовь надо вознаграждать, — прошептал император, скользя губами по шелковистой коже возлюбленной.
— Любовь нуждается в любви, а не в награде, ответила Нэнхун.
Жоа-дин стиснул Нэнхун так, что она сладко застонала, и спросил, улыбаясь:
— Как ты смеешь возражать своему императору?! Ну, берегись!
... Рассвет давно уже сменился полднем, а маленькая Юй все бродила у Лотосовой беседки, держа в руках золотые императорские туфли.
— Эй, курносая! — услышала вдруг она.
Юй обернулась к озеру и увидела, что на перилах мраморного мостика сидит прекрасный юноша, в котором она признала Небесного Чиновника Аня. Чиновник-небожитель приветливо помахал девушке рукой с раскрытым веером:
— Что, удивилась?
— О, бессмертный! — прошептала Юй. — Как вы здесь оказались?
— За любопытство я прищемлю тебе твой курносый нос, — рассмеялся Небесный Чиновник Ань. — Давай иди сюда, присаживайся рядом. Что глядишь? Иди прямо по воде, не бойся, не утонешь, обещаю.
— Я боюсь!
— Глупости. Если б ты была трусиха, я с тобой и разговаривать-то не стал. Больно надо глядеть на такой курносый нос. Быстро сюда, я сказал!
Юй ступила на воду и впрямь пошла по ней, как по крепкому полу. Когда она добралась до мостика, Небесный Чиновник протянул ей руку и легко поднял. Усадил рядом с собой. Посмотрел насмешливыми глазами. Юй не отвела взгляда и только теперь заметила, что зрачки Небесного Чиновника золотые и сверкающие, словно два маленьких солнца.
— Ну как, — спросил Небесный Чиновник. — Исполнил я твои молитвы?
— Сегодня ночью император посетил мою госпожу, — таинственно прошептала Юй.
— Для меня это не тайна, — усмехнулся Небесный Чиновник. — Ох и пришлось же мне потрудиться!
Этот император — самый твердолобый и непонятливый из всех императоров, какие передо мной проходили за две тысячи лет! Я с ним и через таз для умывания говорил, и в видениях являлся, а до него все никак не доходило, какая женщина ему действительно нужна. Теперь, надеюсь, дошло.
— Ваши слова слишком премудры для меня, о небесный, — смутилась Юй.
— Аи, не притворяйся, все ты прекрасно понимаешь, курносая красавица, — ухмыльнулся Небесный Чиновник. — Ладно, все счастливы и довольны, так что мне пора.
— Уже уходите? — вздохнула Юй. Сидеть рядом с небожителем было хоть и страшновато, но очень приятно.
— Я иногда буду навещать... всех вас. Мало ли что может случиться. У вас, у смертных, счастье — это такое непостоянное дело! Вчера ходил счастливый, а сегодня проснулся несчастней всех живущих... Ладно. Не скучай, курносая!
И не успела Юй опомниться, как Небесный Чиновник крепко поцеловал ее в губы. А потом, взмахнув веером, вознесся на небо.
Юй немного посидела на перилах мостика, повздыхала... И понесла золотые императорские туфли их хозяину. Но мысли ее теперь были где-то далеко на небе. Вероятно, там, где пребывал и Небесный Чиновник Ань.
... А о том, что случилось дальше с нашими героями, вы узнаете из следующей главы[12]
Глава пятая
ПЕРЕСТУК КОЛЕС
Гремят колеса, подымая пыль.
К закату всё стремится от восхода.
Любовной страсти угасает пыл,
И солнце всё тусклее год от года.
Ветшают величавые дворцы,
И новые им строятся на смену...
Смиренные, равно и гордецы —
Все предались гниению и тлену.
У времени не выпросишь: «Постой! »,
Его возок гремит не уставая...
И жизнь тебе покажется пустой,
Коль жил ты, ликом к небу не вставая.
Струится прах на северном ветру,
Гремят колеса, цокают копыта...
Под этот перестук уходит друг,
Когда-то незаслуженно забытый.
... Словно повозка по горной тропе, катились год за годом. Будто стрижи в небе, мелькали дни и месяцы. Слышался только свист крыльев да перестук колес — такими звуками напоминает о себе быстро бегущее время.
Прошло двенадцать лет с той ночи, когда император Жоа-дин пообещал прекрасной Нэнхун выстроить для нее дворец, равных которому нет на земле. Дворец действительно был выстроен и назван Дворцом Побеждающей Нежности. В нем и жила теперь Нэнхун, ставшая самым драгоценным сокровищем императора. Она носила титул единственной особо драгоценной наложницы, в услужении у нее были сотни слуг, пожелай она — ей принесли бы снега с Дальних гор или гнездо с птенцами священного феникса. Но Нэнхун, вознесясь высоко, осталась прежней: ее скромность, милосердие и целомудрие не осквернились прикосновением к роскоши и вседозволенности. И за это император еще больше любил ее.
