Все окна во двор вмиг оказались открытыми, их заполнили возбужденные девичьи лица.
— Сюда бегите…
— Началось!
— Мамка, бей папиков… бей их! Давай!
— Побей их в Новом году…
И Чуб вдруг вспомнила, что один из преподавателей, поставивший ей за козью роль щедрый «отл», поведал им, что в древнейшем сценарии новогодних маланок мужики убивали не козу, а хозяйку…
Мужчины убивали Богиню Макошь!
«Патриархат» — ударило в голову. И одновременно в сознании шевельнулась догадка — это не просто бой, а гаданье. Гаданье об умершей! Оттого, побьет ли Маланка-Макош казаков, зависит, воскреснет ли власть…
— А если они побьют ее? — быстро спросила Чуб у Акнир.
— Значит…
— Потом расскажешь.
Маланка не справлялась!
То ли силы были чересчур не равны, то ли руки девицы не привычны к копью, а подлая булава лежала в дальнем углу, прячась в тени меж скамьею и печью. И виноватая в ее местонахождении Чуб совсем уж нацелилась проскользнуть меж дерущихся и бросить оружие «мамке», но тут самый грузный из молодцов-удальцов начал атаковать Маланку. Та отшила его ударом пятки по челюсти. Он навалился на нее.
— И-и-и-и! — издав лихой клич, Чуб схватила резной табурет, нацелилась в голову папика и…
…покорно опустила оружие — Дашины руки обвисли, во рту стало одновременно горько и сладко, все вокруг поплыло, бой расплылся, стал неважным, крики погасли. Землепотрясная устало прикрыла глаза и, открыв их, увидела над собой черное небо.
Глава пятнадцатая,
в которой Даша и Акнир узнают будущее
— А кто сегодня месяц крадет?
— Сама Киевица снимает…
— В котором часу?
— Как водится на Василя.
Девушки говорили так буднично, будто речь шла о праздничном фейерверке на площади.
— Что с ведой? — спросила одна из них. — Перепила?
— Как перепелица. Сама не ведает, что творит, — отозвалась Акнир.
Щебечущие девичьи голоса засмеялись и отдалились — их смех слился с общим гулом. Вокруг было шумно и празднично, радостно-громко. В ноздри лез свежий морозный воздух и множество запахов — будоражащих, знакомых и непривычных.
Даша поняла, что лежит на покрытой мягким ковром широкой скамье — прямо под открытым небом. Скамья стоит у белой стены, стена дома расписана схематичными цветами и символами. Чуб напряглась и села — мир сразу же стал нерезким. Тело показалась нечувствительным, точно она и впрямь хватила с лихвой.
— Еще раз по мне колданешь, — сказала Даша, тщетно стараясь быть грозной, — я с тобой больше дел не имею.
— Я с тобой тоже, если еще раз на рожон попрешь, — огрызнулась Акнир. — Если б ты влезла в тот бой, нас бы сразу раскрыли. Гадание сочли б недействительным. Был бы скандал. Пришлось бы объяснять, кто мы и что… А поскольку объяснить это мы неспособны, нам пришлось бы сразу бежать, не успев погадать… Вот и вышло б, что мы пришли зря.
Мир наконец обрел резкость, Чуб обнаружила, что их скамья стоит во внутреннем дворе дома. Над двором штормовой волной нависает высокий земляной холм Лысой Горы, а прямо под ним полыхает громадный костер. В красно-желтом пламени горела целая телега, загруженная чем-то горючим, исторгающим непонятный, но странно-приятный запах.
— Ладно, — буркнула Чуб, большей частью сознания признавая правоту малолетки. — И кто победил?
— Не скажу, — с детскою вредностью сказала Акнир.
— Ну и ладно! — Даша ответила тем же. — Тоже мне гадание — бой бабы с козой. У нас в музучилище и то было смешнее.
— Издавна крестьяне посвящали последний сноп в поле богине Макошь, — ведьма сидела рядом за дощатым столом, подперев рукой щеку в монашеском платочке-апостольнике и задумчиво глядя в небо. — Считалось, что в сноп этот прячется душа нивы в виде козы. Сноп-баба, коза-Маланка — единое целое. Смерть и воскрешение маланкиной козы, зимняя смерть и возрожденье природы — ритуал для слепых. Козе ясно, что мать-земля снова встанет весной… Но станет ли снова Маланка Макошью?
— Новый Матриархат? — завороженно произнесла Чуб.
— Однажды Бабу стали звать Дидухом, репейник — Дедком. И даже саму Мать-Мокош иные объявили богом Мокосом, другие Марой-Маланкой — женой рогатого Велеса-Василя, а третьи — самим Дьяволом. Дьявола тоже часто представляли в виде козла. Нас, ведьм, оболгали, сказав, что на шабашах мы поклоняемся не нашей Матери, а сатане с козьей мордой. Женщин объявили нечистыми. Подобный сюжет есть во всех религиях мира — Великая Мать вступает в бой с богом-мужчиной, и бог побеждает. Это не сказка… Но мы, веды, верили, что однажды, в дни бессмертия, Мать восстанет и победит…
— И мы победим?
Даша приметила, что возле костра под Лысой Горой стоит еще один соломенный идол — и на этот раз никто не обзовет его Деддухом. Сплетенная из ржи трехметровая фигура была несомненно женской, с большими острыми грудями, согнутыми, опущенными вниз очень длинными руками и широчайшими бедрами под соломенной юбкой.
Больше ничего Чуб рассмотреть не смогла — и то, что двор весьма велик, поняла лишь по количеству поместившихся в нем девушек в маскарадных костюмах. Даша разглядела среди них Сатану с красными рожками и трезубцем. Девицу с высокими узкими рогами, между которыми втиснулся картонный круг, обклеенный блестящей фольгой. Девулю в костюме индийской принцессы, всю в бусах, с сильно подведенными глазами, точкой на лбу и розовым надувным слоненком под мышкой. Почти все они были налегке, без шуб, курток, тулупов. Громада костра отогнала январь — насытила двор густым жаром.
— На дворе 72-й год, — напомнила Акнир. — Прошлое. И я сызмальства знаю, что в этом году Маланка победила мужчин без тебя… Начиная с 1894 года исход гаданья никогда не менялся. Тем паче, что мужики-казаки — у нас бабы, а на Маланку всегда выбирали какую-нибудь мастера спорта…
— Так Матриархат будет?!
— Должен был быть, — поправила ведьма. — Без тебя… Но ты уронила булаву, и Маланка проиграла.
— Так Матриархата не будет?!
Чуб вспомнила, что уже говорила это шесть лет назад. Вспомнила: если они устроят Отмену, женщины мира никогда-никогда не получат свободу!!!
— И во всем опять виновата я? Потому что изменила гадание!..
Акнир соскользнула со скамьи, опустилась перед Дашей на корточки, схватила ее руку, с надеждой заглянула в глаза.
— А вдруг это значит, что именно ты и изменишь историю? Измененное тобою гадание сбудется! Нет Матриархата — нет и Октябрьской…
— И свободы тоже… — Землепотрясная не смогла разделить ее радость.
— Не кипятись прежде времени. — Акнир выпрямилась и отвернулась. — Мы для того сюда и пришли, чтобы завтра узнать. Может, у нас еще ничего не получится.
