Следующее утро было таким же прекрасным, как и предыдущее, и было также безнадежно испорчено. Ночью исчез часовой. В этот раз забеспокоились всерьез, часовым был известный воин, опытный, сильный, а главное — трезвый. Стоявшие в карауле вместе с ним не видели и не слышали ничего подозрительного, но когда пришла смена, пропавшего на посту уже не было. Искали долго, разделив зону поиска, перетряхивая шатер за шатром, уделяя территориям вне поселения особое внимание. Стояла хорошая погода, ничто не мешало поискам, но результата не было. Следующую ночь Рорка выставили усиленные караулы, так, словно рядом был большой отряд врагов.
Прошла тревожная ночь, прошло замечательное утро, время подошло к обеду — все было на удивление спокойно. Недавние исчезновения стали отступать на второй план, снова вспомнилось о скорой свадьбе, и Вождь назначил праздничные скачки. Победитель скачек получал право первого тоста на свадьбе, даже раньше Вождя, и право последнего поцелуя невесты в ее незамужней жизни. Приз, будоражащий кровь, добавляющий остроты в прекрасное блюдо свадебного пира.
Вечером несколько сотен лучших наездников племени промчались перед четой молодоженов — на мокрых лошадях, без седел, без упряжи, руками вцепившись в гривы скакунов. Пыль столбом, гвалт на многие лиги, полузадушенный хрип лошадей, крики боли тех, кто не удержался и рухнул под копыта, бешеное улюлюкание победителя. Рагги-Ро мчался со всеми, все время держался в голове группы, но пришел только во втором десятке, благоразумно не ввязываясь в финишные разборки. Никто не обратил внимания на то, что он придержал коня, ссориться с будущим Вождем не хотелось, а поцелуи невесты он и так помнил — ничего особенного. Никто не обратил внимания и на тихий свист коварной стрелы, на вскрик ничего не подозревавшей жертвы, на быструю смерть одного из часовых. Никто не заметил неизвестного лучника, который вновь забрал свою плату.
Следующий день должен был стать днем свадьбы, и поиск убийцы решили отложить. И пусть один из воинов не дождался свадьбы, никто всерьёз не ожидал, что еще один Рорка ее не переживет. Праздник закончился, а проблемы остались, племя роптало, и Вождь вновь вывел воинов на поиски стрелка. Они дважды обыскали близлежащие рощи, обошли все возможные укрытия, кусты и овраги — ничего. Ни одного следа, как будто и не было трупа, стрелы и исчезнувших бойцов. Злые, растерянные, уставшие и подавленные Рорка возвращались в лагерь. Шесть суток подряд неизвестный убийца забирал жизни воинов Боро. И только стрела была единственным свидетельством того, что это — не призрак, духи врагов или бестелесная сущность. Ведь невозможно чужаку спрятаться на землях Боро так, чтобы сами хозяева не смогли найти, ежедневно просеивая каждую пылинку близлежащих земель. Чужак — не смог бы. А свой?
Рагги-Ро понял, что происходит, когда одного за другим стали вызывать к шаману тех, кто был лучше всего знаком с убитыми. Вопросы шамана казались невероятными. Угрожал ли кто-нибудь? Слышал ли он что-нибудь? Заметил ли что-нибудь?
Угрожал ли? Да нет. Естественно, нет. Немыслимо.
Слышал ли? Да вроде ничего запоминающегося.
Видел ли? Тоже нет.
Если только…
Рагги-Ро вспомнил, что в день радости один из воинов, молодой и вспыльчивый Бахун-Чи в пьяном угаре пытался повздорить с застреленным часовым. По какому-то бессмысленному и глупому поводу. То ли самогона ему меньше налили, то ли женщина какая вниманием обошла. Да ничего там не было. Поругались и забылось.
Когда на следующее утро еще один часовой был найден со стрелой в горле, Бахун-Чи взяли. Любой Рорка — хороший лучник. Даже семилетний ребенок, даже семидесятилетний старик. Даже женщины, хотя им-то зачем? Бахун-Чи шел, возмущенно размахивая руками, что-то пытаясь доказать. Прошло не так много времени, и он уже не мог самостоятельно ходить, поднимать руки, зато больше не возмущался и ничего не доказывал. Он во всем сознался: в убийствах, в похищениях, в злоумышлении против Вождя — ему уже было все равно. Тем же вечером виновного привязали к лошадям и отправили в последнюю скачку по степи. Все были довольны, кроме членов семьи покойного, пытающихся притвориться призраками, чтобы не попасть под гнев Вождя.
Следующей ночью пропал младший сын Вождя, яростный Ун-Тобар-да, младший наследник. Никто не видел, как он выходил из своего шатра, даже жена, с которой он проводил ночь, ничего не слышала и не просыпалась. Небольшое пятно крови на ложе, вот и все следы. Этого оказалось достаточно. Вождь был в бешенстве, он самолично зарубил невестку — за то, что не смотрела за мужем, часового, стоявшего у палатки — за халатность, каждого третьего часового смены — в назидание. Головы катились с плахи, слезы — по щекам родных и близких, а колесо времени катилось дальше, не обращая ни малейшего внимания на дикие страсти дикого народа.
Следующим сняли головы ближайшей родне Бахун-Чи, всем взрослым мужчинам и женщинам, как главным подозреваемым, потом его близким друзьям, потом тем, кто посмел усомниться в праве Вождя карать и сеять смерть. Вождь мстил за любимого сына всем, до кого мог дотянуться. Весь день Рагги-Ро вместе с другими приближенными воинами вязали жертв, таскали их на плаху, выбрасывали обезглавленные тела. День длился вечно, ночь пришла избавлением. В племени назревал бунт, напряжение нарастало, гнев большинства копился как гной в нарыве, который грозил вот-вот открыться — нужен был только повод, легкий толчок, малейший пустяк.
А на утро исчез следующий воин и нарыв лопнул…
Солнце только начинало свою беспечную прогулку по небосводу, как весть о новой жертве со скоростью падающего на жертву сокола разнеслась по стойбищу. Трупы вчерашних невинных жертв еще валялись в сточной канаве, опухшие, растерзанные, а их знакомые, близкие и уцелевшие друзья вместо того, чтобы готовиться к смерти, брали мечи и готовили луки. Боро на Боро, кровь за кровь. И уже было неважно, что от руки убийцы погибло намного меньше, чем в последовавшей после этого междоусобице. И неважно, что Вождь остыл и не собирался убивать дальше. Даже выйди сейчас перед ними убийца — это уже бы ничего не изменило.
Рагги-Ро знал, что у него только один шанс выбраться из этой передряги живым — поддержать Вождя и утопить бунт в крови. Он окунулся в резню, как нырнул в воду. Потоки крови, ярко-красным ковром укрывшие полы шатров и постоянных жилищ. Десятки убитых, еще больше раненых, искалеченных, сожженные шатры, разграбленное, уничтоженное имущество.
Бунт утих сам собой поздним вечером. Большинство бунтовщиков уже вовсю кормили ворон, а сторонники Вождя, пьяные от боя, уже пресытились кровью убитых мужчин и плотью поруганных женщин. В эту ночь некому было вставать на пост и охранять покой тружеников меча и топора, победители упивались победой, а тела проигравших валялись неубранными. Их стащили в общую кучу на окраине поселения. Этой ночью выли собаки, лишившиеся хозяев, и пировали падальщики, собравшиеся на трапезу. Этой ночью исчез средний сын Вождя, великолепный Ун-Тобар-го, лучший наездник и лучший охотник.
