Ни о чем подобном он не читал в литературе, хотя мальчишкой в старых добрых Штатах проглотил немало книг. Фангар уставился на него так, словно у Талли из ноздрей и ушей вырвался огонь.
Амондей наклонился к Номи, и они тихо заговорили между собой. Несколько раз они бросали взгляды на Талли и Фангара. Затем Амондей подозвал Акуна.
— Пойди и пригласи принцессу Лару присоединиться к нам.
Можешь сказать ей, что происходит здесь. Быстрее. Акун кивнул и выбежал из комнаты. Потянулось напряженное ожидание. Талли почувствовал, как кровь стучит в висках. Если он сыграл неправильными картами, то никогда не увидит Землю. Фангар явно был готов последовать за ним. Однако, большинство из того, что собирался сделать Талли, первоначально было предложено самим Фангаром. Наконец, вернулся кун, за ним в комнату быстро вошла Лара. На ней была длинная белая рубаха в обтяжку, открывающая, что она полностью сформированная девушка, а не женственный юноша. Ее волосы украшала диадема из таких драгоценных камней, при виде которых у Талли захватило дух. Она бросила на него единственный взгляд из-под нахмуренных бровей, затем без малейшей улыбки села возле Номи. Обе принцессы, равные для людей, Амон-Ра и всех богов, быстро посовещались друг с другом и с Амондеем, время от времени подающим советы и предостережения.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Рой, — прошептал Талли Фангар.
— Думаю, что да. Эти люди находятся в шоке. Они нуждаются в новом фокусе, чтобы возвести заново свою уничтоженную гордость. И мы с тобой, Фангар, мой дружище, пойдем обеспечить этот фокус.
Совещание прервалось, и Номи кивнула бронзовокожему слуге-гиганту, стоявшему возле гонга. Напомнив Талли дни молодости, гигант напряг мускулы и ударил молотом в гонг, наполнив комнату густым красивым звуком. Трижды прозвучали вибрирующие ноты. Талли и Фангара охватило волнение, когда принесли два украшенных паланкина. Носильщики вынесли их из комнаты. Следом с задумчивым лицом шел Амондей. Акун привлек внимание Талли кивком головы и быстро сказал:
— Мы идем в храм Хамона, поскольку оттуда было изъято сокровище. Через два дня, когда умрет луна, его должны были перевести через мост в храм Апена. Идемте. Они последовали за процессией, которая росла с поразительной быстротой по мере того, как к ней присоединялись рабы, аколиты, стражники, танцовщицы, жрецы в желтых рубахах.
— Они готовы ничего не делать, чтобы смыть позор сегодняшнего дня, — прошептал Фангар своим густым басом. — Не хотел бы я быть в тот день колесничим Ра, солдатом в бараках или слугой, ухаживающим за нагерами. Но завтра… Талли, по причинам, связанным с детством, Грэхемом Пайком и романтическими претенциозными мечтами, старался вспомнить, как выглядит драгоценная диадема принцессы Лары. Он шел по жарким улицам, проходил под балконами, на которые высыпали женщины поглядеть на процессию. У него возникли новые хорошие идеи, почерпнутые из литературы, и, не без помощи Фангара, он чувствовал небывалую уверенность. Здесь, в Ра, чувствовалась пожива, пожива, наполняющая его рот слюной. Ошейник с драгоценностями, снятый с трупа колес ничьей, уже лежал в мешочке на его поясе. И это было только начало. Храм Хамон-Ра смутно напомнил Талли храмы с массивными колоннами на Земле, в Древнем Египте. Культ Ра вел свое происхождение от цивилизации Нила. Храм Апен-Ра очевидно, тоже будет похожим. В определенные месяцы они передавали друг угу сказочное сокровище Амон-Ра.
Процессия, возглавляемая жрецами и аколитами, окруженная с флангов стражниками, поднялась на триста девяносто девять ступеней к главному входу. Везде были статуи. Птицеголовые, с львиными головами и головами нагеров, они ряд за рядом тянулись вдоль лестницы. В углах ступеней скопилась пыль. Мусор окружал колонны с гротескными капителями в стиле, который родился за тысячи миль отсюда в другом измерении и назван классическим греческим. Талли взбирался на ступени, чувствуя, что его сердце колотиться не только от возбуждения. Численность процессии продолжала расти, пока они проходили зал за залом, дворик за двориком, пока не достигли высоких бронзовых с золотом дверей, к которым подошли лишь маленькой группой, окружающей два паланкина, и с полудюжиной старших жрецов.
По сигналу скрытого гонга двери открылись. Они вошли в огромный, похожий на склеп зал, затененный, таинственный, с колоннами и пилларами, стоящими густо, как деревья в чащобе, от путаницы картин и скульптур разбегались глаза. Повсюду горели факелы. Люди пробирались, как муравьи, через лес колонн. Факелы были натыканы на колоннах, карнизах и в стенах, но промежутки между ними и углы все равно оставались не освещенными.
Амондей медленно шел впереди с окружающими его жрецами. кун остался с Талли, Фангаром и остальными наблюдателями. Обе принцессы, Лара и Номи, сошли с паланкинов и направились к двум золотым тронам, установленным по обе стороны пространства между колоннами. Это пространств ограждали низенькие перила из слоновой кости. Перед перилами стояли жрецы, подняв руки, с затененными лицами.
Все пространство между двумя колонами и тронами были занавешено огромным куском пурпурной материи. Молодые жрецы в желтых рубахах выдвинулись вперед и выжидающе поглядели на Амондея.
— Осталась лишь пустота! — высоким дрожащим голосом воскликнул Амондей. — Вот что открылось глазам двух чужеземцев, которые, однако, являются людьми чести и ищут славу Амон-Ра, Йонафрен высшего храма Хамон-Ра. Святое место пусто, бесплодно, без света Линафрена. Откройте! Откройте! Откройте! Пусть чужеземцы увидят славу и позор Хамон-Апена! Позвякивая золотыми украшениями, пурпурные занавесы медленно раздвинулись.
Когда занавесы раздвигались, Талли заметил темные пятна на пурпурной матери и понял, что это кровь. Затем он увидел такое, что по телу словно пробежал электрический ток. Он увидел массу драгоценностей всевозможных цветок, форм и размеров, золотые и серебряные украшения, окружающие темное пятно тьмы. Блеск драгоценностей слепил так, что он вынужден был прикрыть глаза. Но — более, чем он увидел, более, чем почувствовал — Талли испытал боль, физически парализующую боль вторжения в мозг. Задыхаясь, он открыл рот. Боль терзала его, начавшись с царапанья в мозгу, она разлилась по всему телу. Он потерял равновесие и навалился на Фангара. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал.
И однако… Однако, как-то, словно он всматривался сквозь туманную завесу, он начал сознавать присутствие пятнышка интенсивного белого света. Оно вонзилось в самую сердцевину его существа. Он не мог судить, где оно было, расстояние, местоположение. Вокруг этого интенсивного горящего центра он мог почувствовать — только почувствовать! — кипение неопределенных бесцветных цветов. Затем все исчезло. Он обнаружил, что стоит перед храмом, поддерживаемый Фангаром, и кун встревоженно глядит на него.
