Кеннет Балмер
Воин Скорпиона
ЗАМЕТКА О КАССЕТАХ ИЗ АФРИКИ
Когда я готовил к публикации странную и удивительную повесть Дрея Прескота, меня до глубины души поразила сила и внушительность его голоса.
Я вновь и вновь прослушивал кассеты, переданные мне Джеффри Дином, пока не почувствовал, что знаю Дрея Прескота через его голос не меньше, чем через его рассказ. Этот голос, временами глухой и задумчивый, временами воодушевленный и страстный от огня воспоминаний, передает абсолютную убежденность. Не могу ручаться за правдивость самого рассказа; но если когда-либо человеческий голос и внушал мне доверие, то именно в данном случае.
Начну с того, как попали ко мне кассеты из Африки. Джеффри Дин — мой друг детства, он работает на правительство в одной из организаций, связанных с Госдепартаментом. Этот седой подтянутый человек с устоявшимися привычками, целиком посвятивший себя карьере, не слишком приятный собеседник, и все же, когда он позвонил из Вашингтона, ради старой дружбы я был рад поговорить с ним. Я встретился с Джеффри Дином за ужином, прилетев с визитом в Вашингтон. Мы ужинали в закрытом клубе. Джеффри рассказал, что три года назад ездил в Западную Африку для надзора за деятельностью местного отделения организации в связи с катастрофическими неурожаями и голодом. На программы помощи зарубежным странам работает много способных молодых людей, и Джеффри познакомился с одним таким юным идеалистом. Его звали Дэн Фрейзер, и он работал куда старательнее, чем полагалось бы человеку в глубинке.
Фрейзер рассказал Джеффри, что однажды, когда положение стало невыносимым из-за ужасающего числа ежедневных смертей, из африканских джунглей вышел, пошатываясь, человек. В самом по себе появлении незнакомца не было ничего необычного. Но этот человек был совершенно голым, тяжело раненным, и самое главное — он был белым.
Джеффри вынужден был прерваться, отвечая на телефонный звонок, но вскоре продолжил рассказ, сообщив, что незнакомец потряс Дэна Фрейзера, несмотря на ситуацию, которая была способна лишить восприимчивости любого человека. Голод косил людей тысячами, массовые эпидемии предотвращались только ежедневными чудесами, самолеты, подвозящие припасы, сталкивались с почти непреодолимыми трудностями; и все же посреди этого хаоса и разрушения Дэну Фрейзеру, матерому полевому работнику, который все еще оставался идеалистом, придали духу и сил характер и личность Дрея Прескота. Фрейзер напоил и накормил Прескота и перевязал ему раны. Прескот, казалось, мог прожить, питаясь чуть ли не воздухом, раны быстро зажили, и когда он окончательно пришел в себя, то решительно отказался от какого-либо привилегированного положения. Фрейзер вручил ему кассетный магнитофон, чтобы Прескот мог записать все, что пожелает. По словам Фрейзера, он сразу понял, что у Прескота есть, что сказать.
— Дэн заявил, что Прескот его просто спас. Сила, спокойствие и мужество Прескота приводили в изумление. Он был выше среднего роста и с такими плечами, что у Дэна глаза на лоб вылезали. Он обладал открытым и странно властным взглядом. Дэн почувствовал в нем неколебимую честность и неукротимую смелость. По словам Дэна, Прескот так и излучал энергию.
Джеффри подвинул ко мне груду кассет через стол с бокалами, серебром, изящным фарфором и остатками первоклассного ужина. Мне вдруг показалось, что Соединенные Штаты, и вообще все, что находится за стенами этого закрытого фешенебельного клуба в Вашингтоне, так же далеки, как африканские джунгли, откуда прибыли эти кассеты.
Дрей Прескот сказал Дэну Фрейзеру, что если по истечении трех лет он ничего не услышит о нем, то может сделать с кассетами все, что сочтет нужным. Мысль о публикации доставляла Прескоту несомненное удовлетворение, у него явно была цель, имевшая гораздо большее значение, чем он хотел показать.
Фрейзер был крайне занят в связи с голодом. Он почти полностью истощил свои нервные ресурсы — и только появление Дрея Прескота не дало отчаянному положению перерасти в катастрофу. И, возможно, положительно отразилось на международных делах. Джеффри Дин мало говорит о работе; но я считаю, что немало людей за рубежом обязаны здоровьем и жизнью именно ему.
— Я пообещал придерживаться условий, поставленных Прескотом. В противном случае Дэн Фрейзер мог вообще отказаться разрешить мне взять кассеты с собой в Америку.
Джеффри, как я всегда думал и до сих пор ничто не заставило меня изменить свое мнение, не страдал избытком воображения.
— Голод был страшным, Алан, — продолжал он. — Дэн был занят выше головы. Когда я прибыл, Дрей Прескот исчез. Мы оба работали как проклятые. Дэн сказал, что видел Прескота ночью, под африканскими звездами, глядящего в небо, и почувствовал беспокойство при виде выражения его лица.
Джеффри коснулся кассет кончиками пальцев.
— Поэтому — вот они. Ты поймешь, что с ними делать.
И теперь я представляю в книжной форме транскрипцию кассет из Африки. Рассказанная Прескотом повесть замечательна. Я старался редактировать ее как можно меньше. Думаю, из текста вы заметите, как Прескот перескакивает с выражений одного века на выражения другого — свободно, без всякого ощущения анахронизма.
Я отпустил многое из того, что он говорит об обычаях и условиях Крегена; но надеюсь, что в один прекрасный день станет возможна более полная копия рассказа.
Запись на последней кассете обрывается внезапно на половине фразы.
Публикуется все это в надежде, что появится кто-то, способный пролить свет на необыкновенное содержание рассказа Дрея Прескота. Почему-то, не могу объяснить почему, мне думается, что именно для этого он и поведал свою повесть посреди голода и болезней. Я уверен, осталось еще много чего узнать об этой странной и загадочной фигуре.
Фрейзер — молодой человек, посвятивший себя помощи менее удачливым людям других стран, а Джеффри Дин — государственный служащий, начисто лишенный воображения. Я не могу поверить, что кто-либо из них подделал кассеты. Они предоставляются вам с убеждением, что, несмотря на крайнюю недостаточность средств, рассказывают подлинную историю о том, что случилось с Дреем Прескотом на планете во многих миллионах миль от Земли.
Алан Берт Эйкерс[1]
Хотя я носил много имен и назывался по-разному у людей и зверей двух миров, при рождении я получил имя Дрей Прескот.
Родители мои умерли, когда я еще не повзрослел, но я глубоко любил их обоих. В моем происхождении нет никакой тайны, и я считал бы позорным желать, чтобы мой отец оказался в действительности принцем, а мать принцессой.