— И тут я запаниковал. — Голос Хедригалл а звучал совершенно ровно, словно все его эмоции впитало в себя море. — Я стал стрелять из своей ракетницы, пытаясь предупредить вас о том, чего вы, видимо, не знали.
— Возможно… возможно, тогда—то и возникла паника, — сказал он. — Я не знаю. Мне не было видно. Может, вы все были загипнотизированы, может, у вас остекленели глаза и вы поглупели. Но я думаю — нет. Я думаю, по мере того как приближался конец мира, возникла паника и на мои ракеты никто не обращал внимания.
Три мили. Две.
Я долгое время не двигался. Замер.
Южный ветер был силен, а потому «Высокомерие» стремилось прочь от Шрама, словно боясь его, как боялся я. Это и привело меня в чувство.
— Кто знает, что произошло? Может, вы и знали, прежде чем вам умереть. Меня там не было.
Может, дело было в аванке. Может, после нескольких недель покорности он перестал повиноваться посылаемым импульсам. Может, обломался какой—то шип, который слал сигналы в его мозг, и животное очнулось, недоумевая, как оно оказалось в узде. И вот оно устремилось вперед и стало набирать ход, надеясь освободиться.
Может быть, отказали горномолочные двигатели. Может, какая—то вероятность возникла из Шрама, вероятность, которая нарушила работу двигателей. Одни боги знают, что случилось.
Взглянув вниз, я увидел целую флотилию лодок, спускаемых с города на воду: их пассажиры в отчаянии хватались за весла, ставили паруса, чтобы убраться подальше. Но море было сильнее их, и я видел, как их паруса надуваются то в одну, то в другую сторону. Спасательные лодки, яхты, плоскодонки начинали крутиться в этих водах, их понесло вокруг города, и они обогнули его с северной стороны, хотя и пытались плыть в другую сторону. Течения и волны тащили их, как голодный хищник — жертву.
Через несколько минут первые из них уже были у Шрама. Я видел, как маленькая лодчонка приблизилась к краю, видел пятнышки внутри нее — вероятно, людей, которые попрыгали за борт, — а потом корма лодки внезапно задралась, и та исчезла внизу. Исчезла в этой пустоте.
Они тянулись длинной линией, испещрив море между городом и Шрамом, скользя на север по пути к бездне. То же и с дирижаблями. Целая их стая пыталась подняться в воздух. Горожане набились в них под завязку, цеплялись за канаты, чтобы подняться наверх. Перегруженные дирижабли переваливали за границы города и устремлялись в море, где их подхватывали потоки и они вертелись, как мертвые киты, а потом, роняя пассажиров, устремлялись к Шраму.
Армада начала медленно поворачиваться. Горизонт наклонялся, вставал на дыбы, по мере того как город закручивало по часовой стрелке в воде.
До Шрама теперь оставалось полмили, и мой мозг отупел, но вдруг я понял, что нужно делать. Я побежал в нижний отсек и посмотрел вниз сквозь открытый люк. Потом Я взял свой дискомет, устроился на краю люка, прицелился хорошенько и выстрелил в канат, привязанный к палубе.
Канат был толстый, туго натянутый. Он был закреплен на аэростате в тридцати футах от меня и раскачивался, как питон. У меня было шесть чакри. Три из них ушли в никуда Четвертый зацепил канат, но не очень точно — перерезал половину. Пятый тоже ушел мимо цели, так что у меня оставался последний шанс.
Но хотя я хорошо оперся и прицелился — все равно промахнулся.
И тогда я понял, что мне конец. Дискомет выпал из моих рук, пальцы стали неловкими, непослушными. Я ухватился за решетки у края люка — мне оставалось только смотреть. Я чувствовал, как ветер треплет меня, врываясь через отверстие, и видел, как в месте разрыва расползается канат. Но слишком медленно — меня это уже не сможет спасти.
— Крыши, черепица, башни, аэротакси, флаги, обезьяны, помешавшиеся от страха, причин которого они не понимали, горожане, без толку носящиеся туда—сюда, — словно где—то на Армаде можно было спастись.
Я наблюдал за ними в мой телескоп. Не знаю, что происходило под поверхностью моря. Не знаю, как себя вели креи, рыболюди и Сукин Джон. Может, они все еще живы, кто знает? Может, они могут жить сами по себе. Может, они оставили город, когда поняли, что он движется к своему концу.
— Сначала конец должен был наступить для «Сорго», Крум—парка и «Гранд—Оста» вместе со мной.
Ветер на мгновение переменился, и «Высокомерие» перевалило за водяной утес и оказалось над бездной.
Время текло очень медленно, и «Высокомерие» проплыло над Шрамом. Это продолжалось всего несколько секунд, но секунды там тянулись долго.
— Я пересек край моря, заглянул вниз через свои колени, которые свешивались в люк, и увидел кромку воды. От этого голова шла кругом.
Солнце пробивало поверхность моря своими лучами, которые фильтровались и отражались волнами, а потом снова пронзали вертикальную поверхность. Я видел, как рыбы размером больше меня тыкаются носом в границу между водой и воздухом на глубине в сотню футов под поверхностью. Туда проникал свет. Вдоль краев шрама, видимо, существовал целый мир. Даже на глубине в две, три мили, там, где давление губительно, в воду проникал солнечный свет.
И вот эта водная поверхность воды с ее красками и водоворотами в каждом слое уходила на глубину в несколько миль. От этого можно было свихнуться.
А еще ил. Я видел его — мощная полоса слоистого ила, черного ила на дне моря. А еще твердь. Твердь, уходящая вниз на столько миль, что и толща воды перед ней казалась игрушечной. Красная, черная и серая твердь, расколотая надвое, словно отшлифованная. И на много миль вниз — сияние, которое шевелилось и пламенело, смутно мерцая сквозь воздух. Магма. Реки расплавленного камня, геотермальные приливы.
А что за ними? Еще ниже?
А там — пустота.
Голос Хедригалла звучал глухо, испуганно.
— Я видел его, наверно, считанные секунды, — сказал он. — Но я помню каждый слой: цветом похоже на песок, насыпанный в бутылку. Смотреть на это было невозможно. Оно было слишком громадным для глаз.
Армада остановилась, замерла на несколько секунд на краю пропасти, а потом аванк сделал последний рывок. Сначала я видел его сквозь воду. Я видел его на глубине в четыре мили, чуть выше темного дна. Я видел, как появились его очертания, поначалу расплывчатые, потом он неожиданно приблизился, контуры его становились четче по мере движения вперед. А потом с таким звуком, как при всемирной катастрофе, аванк начал прорываться, проталкиваться сквозь скалу морской воды.
Миля плоти.
Вот он просунул голову, расщепляя, сотрясая вокруг себя воду. Глыбы воды высотой в тысячи ярдов откалывались и падали, капли размером с дом раскручивались и дробились, устремлялись в пустоту, в Шрам.
