…Где-то у городской стены печально выл демон-падальщик. Город поутру ещё не проснулся, и вой отлично был слышен в обеденной зале — полной, но тихой. Сквозь угрюмое бурчание тех, кто отважился спуститься, было слышно, как тревожно шипят и фыркают в загонах чудом выжившие ящеры.
Перо писца быстро скользило по листу велата, выводя затверженные слова.
— «Принимаю эту плату и обязуюсь не требовать и не взыскивать иной,» — дочитала до конца Кесса и, взяв перо, старательно вывела на листе своё имя. Пальцы слушались плохо — одеревенели за зиму.
Кардвейт пододвинул к ней россыпь кун и поднялся из-за стола.
— Больше никакой ущерб не был нанесён или получен вами? — спросил хмурый стражник, дожидаясь, пока писец соберёт свои листья. — Тогда вам сильно повезло.
Воины городской стражи, взяв с собой двоих крылатых кошек-йиннэн, рыскали по постоялому двору. Двое выводили на улицу понурого хеска со скрученными за спиной руками. Выглянув с крыльца, Кесса увидела, как спускают в погреб накрытое циновками тело.
Во дворе суета уже улеглась, и стража выставила вон лишних зевак. Из загона двое служителей выносили ещё один труп под пропитанной кровью циновкой, судорожно сглатывая и стараясь не смотреть на ношу. Угрюмый воин шёл за ними. Ещё двое стражников охраняли связанного служителя, и лекарь прикреплял к полосе коры его сломанную ногу. Она от бедра висела неуклюже, как длинный куль с комковатым содержимым. Раненому дали какое-то снадобье, и он уже не кричал — сидел молча, прислонившись к стене, и иногда пытался упасть. Один из стражников вполголоса расспрашивал его, но слов Кесса не слышала — на другом краю двора испуганно шипел и тонко вскрикивал раненый ихулан. Двое хесков поддерживали его с боков, третий принёс воды, и ящер пытался пить — но раны на груди и шее мешали наклонять голову, и он вздрагивал от боли.
Из загона, вытирая руки мокрыми листьями, вышел Нингорс. На брошенные в кучу мусора листья тут же приземлился пролетающий шонхор, привлечённый запахом крови, но эта кровь оказалась ему не по вкусу — и он с разочарованным воплем перелетел на соседнюю крышу.
— Нуску Лучистый! — Кесса покосилась на тело под окровавленной циновкой, оставленное у ворот. — Случится же такое… Это Беглец его так? А с ним самим что?
— Волк с ним возится, — отозвался Нингорс. — С самого рассвета. Можешь зайти к ним, кровь уже смыли.
Далеко идти не пришлось — огромный бронированный ящер уже выбирался во двор, протискиваясь между хрупкими опорами. Хеск со сломанной ногой, завидев его, вздрогнул и отшатнулся. Беглец принюхался и устремился прямо к Кессе. Делгин ехал на его спине и вертелся, осматривая бока и хвост ящера.
— Беглец! — Кесса погладила анкехьо по носу, тот радостно фыркнул. — Хорошо, что ты жив. Чем воинам Волны помешали мирные звери?!
— Спроси ещё, чем мне помешало одеяло, — буркнул угрюмый Делгин, спускаясь на землю. — Вычтут теперь из жалования, мех и кости…
— А сам ты как? — Кесса напряжённо вглядывалась в его лицо, высматривая признаки заразы.
Оборотень повернул на запястье браслет из тиснёной кожи. В его складки были вклеены крохотные осколки аметиста.
— Обещали, что прочистит голову, — пожал плечами Делгин. — Кардвейт его выкупил на два дня. И это, нутром чую, вычтут из жалования…
— Ты живой и в своём уме, — недобро покосился на него Нингорс. — Ты выстоял перед Агалем. А вон там, у ворот, и вон там, у стены, — те, у кого не вышло. Им сейчас не до жалования.
— Эрррх, мех и кости… — покачал головой Оборотень. — Я не жалуюсь. Вы меня спасли от нехорошего. Но всё вот это…
Его передёрнуло. Беглец, почувствовав неладное, встревоженно фыркнул и развернулся мордой к нему.
— Дурной год, — буркнул Нингорс. — Чем-то кончится…
Серый небесный туман волокнами тянулся над летящим хеском, и Кессе казалось, что невесомые мокрые пряди задевают её макушку. Она намотала на руку поводья и откинулась назад, покачиваясь на воздушных волнах.
— Держись! — Нингорс качнулся с крыла на крыло и устремился в разрыв между облаками. Туманные горы завихрились, окутывая летуна белесой дымкой. Остроносая крылатая рыба-ро вылетела из тучи, и стая её сородичей помчалась за ней, выписывая в небе круги в тщетном поиске врага — тот, кто потревожил их, был для них невидим. Нингорс кувыркнулся в воздухе, на мгновение оказавшись спиной вниз, сцапал на лету одну из рыбин и сунул в пасть.
— Держи! — вторая рыба полетела в руки Кессе. Речница схватила её за колючий хвост и тут же выпустила и лизнула исколотую ладонь. Ро умчалась под защиту облаков, и стая последовала за ней.
— Хаэ-эй! — крикнула Кесса, глядя вверх. — Клоа!
Стая пожирателей энергии, выстроившись цепью, летела над облаками. Чуть поодаль в ту же сторону тянулась вторая цепочка, ещё дальше — третья… Сотни Клоа целеустремлённо летели туда же, куда и Нингорс, — но гораздо выше и быстрее. Хеск сдавленно рявкнул и нырнул в туман, уворачиваясь от пластов небесной тины и рассерженных ро.
— Нингорс, они несут Агаль! — прокричала Кесса, наклоняясь к его уху. — Надо их догнать!
— И что?! — рявкнул, оскалившись, тот.
— Ты — великий воин, а у меня есть вода! — Речница растерялась лишь на мгновение. — Мы остановим их, и они не натворят дел!
Нингорс испустил хриплый вой и закачался в воздухе, будто крылья перестали его слушаться.
— Что за дичь… — услышала Кесса, склонившись над его плечом. Хеск опускался к верхушкам хвощей и бескрайним посадкам плетеницы, и тучи смыкались за ним.
Посадки промелькнули под крылом и исчезли, сменившись низкорослым леском с многочисленными проплешинами, сетью разъезженных дорог и узких тёмных речек. Внизу рубили хвощ, не пропуская и иные деревья, — только мелкая худосочная поросль оставалась там, где проходили порубщики, и то, если её не ломали и не затаптывали, вытаскивая огромные брёвна. Повозки ползли вереницами по каждой дороге, и облака темнели от дыма, окутавшего речной край. Кесса не видела, что горит, и запах то ослабевал, то усиливался, — чад прилетал по ветру откуда-то с опушки.
Рёв рога Речница услышала раньше, чем увидела хесков у дороги, — и не сразу поняла, что сигнал предназначен ей. Нингорс, махнув хвостом, выписал широкий круг, постепенно снижаясь. Теперь Кесса увидела всё — и прижала руку с поводьями ко рту, содрогаясь от горя и ужаса.
Четверо полосатых хесков и один белый ящер лежали на взрытой земле, чёрной от крови. Их тела были так изрублены и истоптаны, что сосчитать их Кесса смогла только по головам — их отнесли к обочине. Рядом, бесстрастно водя пером по листу Улдаса, стоял писец стражи. Один из воинов-стражников что-то пояснял ему, кивая на кучку связанных пленников. Четверо воинов окружили их. Один из пленных катался по земле, пытаясь порвать путы, другие сидели тихо, изредка вздрагивая и мотая головами. Стражник, беседующий с писцом, снова поднёс ко рту рог и нетерпеливо замахал путникам копьём с бахромой флажков.
