– Скажи ему, я все понимаю. Мы оба должны стараться сделать все, что в наших силах. И я больше не приближусь к его детям. Пообещай ему это от моего имени, Дьяна.
Форис молча кивнул.
– И еще одно, – добавил Ричиус. – Только постарайся передать мои слова поточнее. Я не знаю, имел ли отношение к гибели Тала, но если б я мог его вернуть, я бы это сделал. Передай ему это, Дьяна.
– Ричиус, я ничего не понимаю! – запротестовала она. – Кто такой Тал?
– Сын Фориса. Я тебе потом объясню. Просто переведи ему мои слова, Дьяна. Пожалуйста.
Она неохотно повиновалась. Оба наблюдали за реакцией Фориса, но его лицо оставалось непроницаемым. Вместо этого он скосил глаза на книгу стихов, которую держал в руке, и иронично покачал головой.
– Ты ему сказала? – прошептал Ричиус.
– Все как ты сказал.
Однако Фориса как будто разговор перестал интересовать. Он утомленно вздохнул и засунул книжку под свой кушак. Не глядя на Ричиуса, что-то коротко бросил Дьяне и вышел из комнаты. Дьяна изумленно подняла брови.
– Он по-прежнему ожидает нас за столом, – молвила она. – И хочет, чтобы мы поторопились.
Ричиус ничего не ответил. Дьяна нежно прикоснулась к его руке.
– Ричиус, – робко спросила она, – ты убил сына Фориса?
Он пожал плечами.
– Я действительно этого не знаю.
– Так все дело в этом?
– Он хочет, чтобы я держался подальше от его детей, и я не могу его в этом винить – Иди есть без меня, хорошо? Мне что-то расхотелось. Увидимся завтра. Может быть, тогда ты сможешь начать со мной заниматься.
В полумраке голос Дьяны звучал особенно мягко.
– Я попрошу, чтобы кто-нибудь из слуг принес тебе еду в комнату. Спокойного сна. Завтра у нас много дел.
– Доброй ночи, Дьяна.
Неподалеку под высокими сводами раздавался гулкий голос Фориса. Ричиус решил идти в противоположном направлении, к главным воротам. Он вдохнул по-весеннему прохладный вечерний воздух, наслаждаясь ароматами леса. Небо на западе окрасилось в странный багровый цвет, на востоке – в ярко-пурпурный. Зарождающаяся ночь обещала быть звездной. Лунный свет падал на полуразрушенные скульптуры в запущенном саду. Ночные хищники готовились к охоте, шурша листвой и чистя перья. Иллюзорное умиротворение опустилось на долину словно покрывало.
Взгляд Ричиуса упал на сторожевую башню. Запрокинув голову, он стал смотреть на искривленную вершину. Это сооружение соединялось с замком, но имело и отдельный вход – узкую прорезь в камне. У прохода стоял воин в традиционном боевом одеянии долины. Когда Ричиус приблизился к нему, он поклонился.
– Я иду наверх. – Ричиус ткнул указательным пальцем в небо. – Наверх. Хорошо?
Стражник кивнул.
– Доа тренум.
– Вот и прекрасно. Что бы ты ни имел в виду.
Внутри сторожевая башня казалась не такой огромной. Темнота наполняла все уголки, ей бросал вызов свет единственного факела, закрепленного на стене. Если не считать факела и пугающе крутой лестницы, в башне было пусто. Ричиус схватил факел и начал подъем на башню по каменным ступеням, покрытым толстым слоем грязи. Он шел наверх, держа перед собой вытянутую руку. Мир куда-то исчез – он слышал только скрип собственных шагов и свое тяжелое дыхание. Затхлый воздух, наполнивший легкие, вызвал приступ кашля. Бесконечные ступени вели в темень. Он решил было повернуть назад и не стремиться к умиротворению, которое надеялся найти на верхушке башни, но тотчас подумал, что до верха лестницы должно уже оставаться меньше, чем до низа. И он продолжал подъем, ожидая, что каждый следующий шаг окажется последним. Наконец на ступенях действительно заблестел лунный свет – его нельзя было ни с чем перепутать.
– Слава Богу! – промолвил он вслух и вздрогнул от звука собственного голоса.
Потом он услышал в тишине новые голоса – и вышел на сторожевую площадку. Это было помещение, застекленное со всех сторон и залитое бледным ночным сиянием небес.
Внутри обнаружилось еще двое воинов в красных одеждах. Они тоскливо смотрели сквозь стекло и переговаривались. Заметив Ричиуса, они встрепенулись.
– Извините, – смутился Ричиус. – Я не знал, что здесь кто-то есть. Я уйду.
Он хотел повернуться, но один воин окликнул его:
– Кэлак?
– Да? – ответил Ричиус. – Ладно, да. Я – Кэлак.
Воины смерили его взглядом, кивая и выразительно поднимая брови. Они что-то сказали друг другу и негромко засмеялись. Один из них шагнул вперед и поманил Ричиуса к окнам.
– Дринг, – выговорил стражник. – Дринг.
Ричиус подошел к окну. Во все стороны простиралась долина Дринг – ровная, поросшая лесом, темная. Это не была долина его кошмарных видений. Это был древний Арамур, неприрученный и пышный. Сила природы. Он прижался носом к стеклу, пытаясь забыть могилы, которые ему пришлось здесь рыть.
– Да, – повторил он, – Дринг.
А потом вдали расцвел странный свет. Ричиус наблюдал за его преображением, сомневаясь в том, что именно видит. Сначала свет вспыхнул оранжевой звездой, превратился в яркую точку, померк – и загорелся ровным красным сиянием. А вот загорелся еще один, и еще. И вскоре уже весь горизонт на западной стороне неба был обсыпан крошечными точками пламени.
Ричиус стиснул зубы. Воспоминание пришло к нему, как удар молота, – воспоминание о керосине и красном свечении огнеметов в ночи. Он отошел от окна.
– Начинается! – прошептал он. – Бог да сохранит нас!
На самом верху сторожевой башни замка Дринг, в темной, спрятанной от непосвященных звоннице находился громадный древний колокол. Почти два столетия возвещал он жителям долины о наступлении времени молитвы и праздничного ликования и предостерегал от нечастых вторжений захватчиков. Его голос был чист, благозвучен и вплетался в ткань долины наряду с воем волков.
Но, так же как и большая часть замка Дринг, колокол донельзя обветшал. В тот день, когда Форис Волк отвоевал долину у своего предшественника и лично ударил в колокол, дабы заявить о своей победе, колокол лопнул. Трещина навеки лишила его голос былой музыкальной слаженности, превратив в дребезжащий оглушительный грохот. Больше в колокол не звонили.
Двадцать три года он висел на башне молча, покрываясь пылью и паутиной. Новый хозяин долины забыл о нем. У него росли дети, никогда не слышавшие песни колокола. Порой он воевал с другим военачальником, северным соседом. Тем не менее это время для долины Дринг было добрым. Верующие сами знали, когда надо преклонять колени в молитве, и праздники наступали без колокольного звона. Люди по-прежнему обрабатывали землю, птицы по-прежнему совершали кочевья в соответствии со сменой времен года, весной всегда распускались цветы. Все происходило так, как обещали боги земли.
