Размышляя, я услышала громкое мурчание, напоминающее треск поленьев в костре. Белый котенок свернулся клубочком на лавке, постепенно обсыхая и становясь похожим на пушистый шар одуванчика. Я присела рядом и почесала зверька за большим розовым ухом.
- Ладно, пусть живет. В конце концов, может, ему у меня не понравится, и он сам сбежит. Эй, парень, – окликнула я кошачьего спасителя. Его приятели уже высыпали во двор разноцветным горохом и нетерпеливо топтали тонкий снежок в ожидании, когда я выпущу их друга из цепких когтей. – Вот, возьми, – я сунула ему в руку мешочек летнего сбора с земляникой и зверобоем. – Скажешь матери, пусть три дня позаваривает, как обычный чай, и тебя попоит. И шапку больше не теряй. Зимние ветры коварны, не заметишь, как с горячкой сляжешь.
Мальчик кивнул. Помялся немного, и я вздернула бровь в ответ.
- Я это… Показалось мне…Вы, пани, не сочтите меня глупым, но кошкам на реке взяться неоткуда. А выловили мы его чуть не посередине, и было похоже, словно он из Чащи идет. Может, это навья тварь на самом деле? Хотя непохож…
Я с сомнением оглядела разомлевшего котенка. Меньше всего он напоминал порождение незримого мира. Особенно когда дрыгнул задней лапкой и открыл розовую пасть в широком зевке.
- Ладно уж, думаю, совладаю с этим страшным чудовищем. Беги. Тебя уже друзья заждались.
Я закрыла дверь за убежавшим мальчишкой и вернулась к котенку. Погладила мягкую шерстку, вплетая в прикосновение тихий напев. Зверек подставил под ласку худой бочок, и мои пальцы чуть кольнуло.
Что ж, это и правда не совсем кот. Но ничего опасного в нем нет. Так что пускай остается. В конце концов должен быть в доме ведьмы хоть один нечистик.
Так у меня появился Одуванчик.
Марьяна в самом деле повадилась забегать ко мне то поделиться новостями, то на кружку чая. Незаметно, слово за слово, мы сдружились. Возможно, ей, как и Анжею, хотелось иметь влияние на знахарку, а через нее и на всех жителей волости, но Марьяна ни разу, ни словом, ни делом, не попросила меня о чем-то подобном. Вот только в последнее время дочка головы вела себя странно. Она была сама не своя: улыбалась в пустоту, порой начинала тоненько хихикать, склоняя голову набок, как певчая птичка. Встречая мой удивленный взгляд, Марьяна смущалась и краснела, но на все расспросы только отшучивалась. Будь я обычной девушкой, уже затащила бы подругу на чай с плюшками, достала из шкафчика маленький кувшинчик медовой настоечки да разговорила как следует.
Но я этого делать не умела.
Вся моя женская дружба кончилась в детстве, когда мама увела меня из очередной волости, к которой я успела привыкнуть. Я уже не помнила лица девочки, которая смотрела нам вслед, стоя на границе выселка. Только вид ее маленькой белой руки, крепко держащей расписную материнскую юбку, врезался в память. По вышивке можно было с легкостью сказать, из какого рода и девочка, и ее мама. Наша же одежда молчала. На ней были вышиты только обереги – и ничего, что говорило бы о наших корнях.
Поэтому, когда Марьяна снова пришла ко мне почаевничать, я не стала ходить вокруг да около и спросила ее в лоб – мол, Марюшка, солнце ясное, что с тобой происходит такое? Твоя подруга рагана с трудом сдерживается, чтобы снова не проверить тебя на присутствие какой-нибудь твари из незримого мира.
Марьяна неожиданно побледнела и вскочила из-за стола, бросив недоеденный пирожок, чего раньше за ней вовсе не водилось. Пробормотала скомканное прощание, подхватила шубку и была такова. Ей в спину все же прилетел мой заговор, но против ожидания я ничего не нашла. Чувство тревоги не отпускало. Оно поселилось внутри маленькой занозой – вроде ничего серьезного, но не уснешь, пока не вытащишь – жалило и царапало меня день за днем. Я проверяла и перепроверяла Марьяну при каждой нашей встрече. Расспрашивала в лоб и пыталась окольными путями, но подруга только смеялась в ответ. Она не перестала приходить ко мне, но почти все время молчала или томно вздыхала, и я все больше убеждалась – дело нечисто. Мне бы проследить за ней хоть раз, но, как назло, лихорадки начали косить приреченцев не хуже изголодавшихся навьих тварей, и на какое-то время излишне мечтательный вид дочки головы перестал меня занимать.
В первый день студеня дверь распахнулась, и в дом ворвался ледяной ветер. Зима щедрой рукой забросила следом несколько горстей снежинок, и они разлетелись по горнице, быстро тая и превращаясь в крупные капли холодной воды. Раскрасневшаяся, счастливая Марьяна ворвалась в комнату, схватила меня за руки и закружила:
- Ясмена-а-а-а, я такая счастливая!
- Погоди, блаженная, я-то не в шубе! – я с трудом вырвалась от подруги и кинулась закрывать дверь. Одуванчик свесил с печи круглую усатую морду, поглядывая, кто это к нам пришел. Увидев Марьяну, протяжно мяукнул, развернулся к нам спиной и свесил шикарный хвост. Почему-то спать отъевшийся и повзрослевший котяра предпочитал именно таким странным образом.
- И тебе привет, лентяй лохматый! – помахала ему варежкой Марьяна и снова накинулась на меня:
- Ясмена, солнышко, сегодня гуляем! Батюшка разрешил устроить вечорки, и ты должна прийти, иначе обижусь!
Я покачала головой и вернулась к разложенным по столу сухим травам, которые раскладывала на сборы.
- Вряд ли твои друзья обрадуются, что ты приведешь «белобрысую нечисть» на празднество.
Несмотря на то что приреченцы приняли меня куда спокойнее и быстрее, чем я ожидала, обычную девушку двадцати лет от роду во мне вряд ли кто-то видел. Явиться на вечорки значило испортить молодежи все веселье. Нет уж.
- Нет уж, – повторила я вслух последнюю мысль, но Марьяна, кажется, меня не услышала.
- Весело будет! Все вкусности принесут, может, парни страшные байки сказывать начнут, ух! Скорей бы вечер. Я уж тебе и платье заготовила, а то все ходишь в своих серо-буро-зеленых, ровно прячешься за ними. Ну Ясмена, ну, пожалуйста! А то все сидишь в свое избушке, ровно сычиха, только в лес и выходишь! Нешто тебе самой не хочется с людьми поговорить?
- О да, уже предвкушаю эти разговоры: ну что, ведьма, какое новое снадобье изобрела? А волосы твои белые оттого что с навьими тварями общаешься? Эй, ведьма, а любовное зелье сваришь? – я фыркнула и затянула очередной мешочек резким движением. Марьяна немного смутилась, но эта девушка слишком кипела и полнилась жизнью, чтобы ее хватило на долгое молчание, или тем более, сомнения.
- Мы же в моем доме будем, под защитой батюшки! Он, если что, любого болтуна приструнит.
- Даже если и так, то как насчет Аники? Я очень сомневаюсь, что она оттаяла и будет рада видеть меня просто так, а не потому, что я пришла лечить.
- Анику мы спрашивать не будем, – подмигнула мне Марьяна и снова схватила мою руку. – Пожалуйста, милая! Я сама тебе платье выбирала, так хочется увидеть, как оно тебе к лицу придется, сил нет! Тебе самой-то неинтересно?
- М-м-м, – так, мяты в следующем году надо будет побольше нарезать. А еще по весне набрать березовых почек и проверить примеченные куртинки пармелия – он прекрасно помогает от сильного кашля…
- Ясмена!
- Что?! – я подпрыгнула от неожиданности, едва не смахнув со стола остатки того самого пармелия, о котором размышляла.
- Совий тоже обещал прийти, – прищурилась подруга.
Я отвернулась к столу, пытаясь скрыть вспыхнувший румянец. Поняла, что уже пятый раз перекладываю одну и ту же ветку, вздохнула и встала из-за стола. Достала две кружки и заветный мешочек с любимым сбором. Чайник на печке стоял всегда: в холода я согревалась душистым напитком по десять раз в день, сожалея только, что отхожее место во дворе. Вот и сейчас чайник был полон кипятка. Вскоре по избушке поплыл сладковатый аромат.
Разложенные на столе травы сменились кружками и тарелкой с медовым печеньем. Марьяна прикусила печенюшку и закатила глаза:
- Ты точно ведьма. Готовишь вкусно, порядок вон какой, аж завидно, похорошела. Может, и правда тебя Совию сосватать? А то все ходит один, хотя на него столько девок заглядывается.
