- Каждый вечер приходи ко мне, первые дни тебя будет приводить твой учитель, пока не запомнишь дорогу. Я буду давать тебе мазь и пусть тебе кто-то на ночь намазывает спину. И ночью спи на животе. Понял? - Ритрех понимающе закивал. - Хорошо и пока не надевай рубаху, пусть мазь немного впитается. Следующий.
Оставалось всего двое детей, Тегейриан и Сейссилт, и девочка, улыбаясь, подошла к Киану первой. Старик тоже улыбнулся и показал ей раздеваться. Осмотр прошёл слишком быстро, как показалось мальчику. Он с удивлением и каким-то странным, даже для себя самого, интересом рассматривал не скрытую теперь под одеждой кожу девочки. Она казалась ему такой же диковинной, как и кожа Ритерха. Возможно именно потому, что перед ней был Ритерх, со своей очень тёмной кожей, Сейссилту кожа девочки казалась белее чем была на самом деле. Кожа Тегейриан казалась белее молока и выглядела настолько идеальной, что просто тянуло прикоснуться к ней, чтобы удостоверится в её реальности. Мальчик внимательно изучил её кожу и не заметил никаких недостатков, ни веснушек, ни даже каких-то маленьких родинок, ни одного изъяна портившего идеальный белый блеск. Да и сама девочка оказалась чудно сложена и поэтому, когда старик завершил нанесение татуировки, Сейссилт даже жалел, что она надела рубаху.
Киан сразу же подозвал мальчика к себе и принялся осматривать и Сейссилту показалось, что его осматривают дольше и тщательнее чем остальных, исключение разве что составлял Ритерх. Старик осмотрел зубы мальчика и удивленно произнёс:
- Даже не знаю куда девается всё что он съедает, - Гатаспа вопросительно на него посмотрел. - Армес говорил, что его ученик ест не естественно много, но судя по виду мальчика, он недоедает. Насыпайте ему двойную порцию и через месяц посмотрим, - Гатаспа со странной улыбкой кивнул, а мальчик не понял кого это старик назвал Армесом. - Хорошо, ты здоров, выпей это, - он протянул Сейссилту склянку полную зелёной жижи, напоминавшей болотную тину.
Мальчику пришлось выпить. По вкусу он понял, что это вряд ли болотная тина, хотя он её никогда и не пробовал. Просто вкус жижи напоминал ему вкус когда-то приготовленного его матерью отвара из трав, коры деревьев и много еще чего, самое отвратное что когда-либо приходилось ему пробовать. И вкус жижи был почти таким же, правда еще хуже, Сесйссилт даже не подозревал что такое возможно. Еле проглотив жижу и поборов рвотный рефлекс, он заметил на лице старика очень странное выражение. Казалось он был и удивлен, и доволен, и еще что-то непонятное для мальчика. Киан забрал склянку и повернув мальчика спиной к себе принялся с помощью ножа наносить неглубокие надрезы на коже, а затем с силой втирать порошок. В начале это было очень больно, порезы сильно пекло, а когда татуировка начала принимать свой окончательный вид, мальчик уже больше не чувствовал порезов. У него будто горело всё то место. Завершив свою работу Киан намазал место татуировки, и Сейссилт сразу же ощутил облегчение. Место куда нанесли татуировку больше не горело, его одновременно и приятно охлаждало, и согревало. Повернувшись еще раз лицом к старику, он выпил данную ему жидкость, и эта оказалась очень приятной на вкус, но ей не удалось до конца смыть оставшееся после жижи послевкусие. Ему повезло что Гатаспа сразу же отвел всех детей в столовую, где уже находились другие дети. Сейссилту еле удалось перебить привязавшийся к языку вкус жижи. После обеда Гатаспа привел всех детей в учебную комнату, где взялся за их обучение.
В это время, пригибаемый к земле годами, а может и еще чем, старик, вернулся в большое помещение, именуемое главным залом или залом собраний. Здесь его уже ожидали пятеро. Двое так и сидели в своих креслах на возвышении, Человек продолжал раскинувшись на нескольких креслах храпеть. Еще двумя оказались: высокая женщина, которую Сейссилт видел у ворот и сутулящийся и горбящийся почти также сильно, как и Киан, мужчина с очень некрасивым лицом, главной приметой которого являлся длинный орлиный нос с постоянно шевелящимися ноздрями, будто их обладатель всё время что-то вынюхивает. Они сидели в стоявших полукругом креслах. Женщина, над чем-то задумавшись, глядела в окно и видимо эти мысли были очень приятными, ведь её строгое лицо приобрело те черты, какими и подобает обладать красивой женщине, а несколько спадавших на лицо тёмных прядей волос, лишь усиливали этот эффект. Услышав, что в зал вошли, она сразу же вернула лицу прежнюю строгость и вновь стянула, и завязала все волосы на затылке. Мужчина же никак не отреагировал на появление старика. Он оказался погружен в какую-то большую книгу, в которой можно было увидеть множество цифр. Его маленькое лицо так сильно опустилось к книге, что огромный нос упирался в бумагу, а окружающие могли изучать огромную плешь у него на затылке.
- Так что там? - первым обратился к Киану Магистр Кадмон.
- Единственной его особенностью, если верить Армесу, - он указал на продолжавшего храпеть, но при упоминании имени недовольно что-то буркнувшего сквозь сон, Человека, - это его бездонный желудок, - мужчина, сидевший во втором кресле, усмехнулся.
- Ты можешь сказать связан ли он как-то с пророчеством или нет? - серьёзно спросил его Магистр.
- На данный момент… - начал старик, но его прервал неожиданно проснувшийся Человек.
- Да не имеет он никакого отношения к пророчеству, - грубо заявил он. - Сколько уже было таких, как он, вспомните? Даже вы, Магистр, застали штук пять, и что? Кто-то не прошёл обряд, кто-то помер во время тренировок…
- Здесь стоит отметить твою вину, - жестко заявила женщина.
- Ой, если он не способен пережить моих тренировок, то о каком пророчестве может идти речь, - ответил ей человек и продолжил. - Некоторые, если вы еще не забыли, так и вообще предавали нас. Так что забудьте уже о пророчестве, это моя головная боль.
- А ты, наша, - произнёс лысый мужчина в кресле на пьедестале, очень низким голосом.
- Успокойся, Берт, - неожиданно заговорил мужчина с длинным носом, оторвавшись от своей книги. - Ты конечно прав, но учитывая те деньги, что он привёз с собой в этот раз, можно ему кое-что и простить.
- Вас только деньги и интересуют Великий казначей, - заговорила женщина.
- Как ты сама сказала, Ран, я Великий казначей. Моей главнейшей заботой являются деньги, - обратился он к женщине, уперев в неё взгляд свои больших, занимавших половину лица, глаз. Женщина хотела ему что-то ответить, но раздался голос Магистра.
- Кинан! Ран! Успокойтесь! - скомандовал он, но в его голосе не слышалось злобы, а скорее любовь отца к детям.
- Я могу продолжить? - посмотрев на всех присутствующих скучающим взглядом, заговорил Человек. Магистр слегка кивнул. - К чему я собственно веду, пророчества это обычные, запутанные мысли каких-то любителей галлюциногенных грибов и вызывающих тяжелую зависимость трав, Киан не даст соврать. Даже они не способны с уверенностью заявить имеет ли какой-то определенный человек отношение к определенному пророчеству.
- А как же ты? - нагнувшись в своем кресле, в сторону Человека, спросил Берт.
- Со мной сложнее, - сделав недовольное лицо, ответил тот. - Когда мне делали пророчество, то схватив за грудки обратились ко мне, причём по имени. Так что, я обречён в этом плане. А пацан самый обычный, доставучий правда и жрёт много, хотя этим он вряд ли отличается от своих сверстников.
- А еще он сам решил пойти с тобой, несмотря на свой возраст, - вмешалась Ран.
- Да, - заговорил Киан, - он самый младший среди всех детей.
- Так! - поднялся со своего места Человек и полез к себе за пазуху. Достав оттуда непонятно как вмещавшийся там мешок, он протянул его старику со словами. - Здесь зубы крокота, доволен? - старик, с улыбкой принимая мешок, кивнул. - Кинан доволен, я ему привёз столько денег, что год можно жить в хорошем борделе. Магистр и так всегда доволен. Остались вы двое, - произнёс он указывая на Берта и Ран. - Чем вы недовольны?
- Меня беспокоит твоё отношение к ребенку, - прямо заявила Ран.
