Эрик судорожно, словно боясь быть услышанным, огляделся по сторонам и зашептал:
— Надеюсь, она в порядке…
— Не знаю, — спокойно отозвался я. — Я ее сегодня не видел. А ты?
— И я… Я тоже ее не видел… — помедлив, пробормотал он и снова нырнул в толпу.
— Аукцион, хах! — вдруг раздалось где-то за спиной. — Мог бы поставить свою голову — вот уж точно собрали бы банк!
Следом послышались несколько едких смешков. Я повернулся, но так и не понял, кто это сказал. Лица вокруг были такие, что сказать, в принципе, мог кто угодно. Взгляды резали со всех сторон — если бы ими можно было ранить, я бы уже истекал кровью. Что-то мне в этом зале стало душно. Лизы и бабушки не было видно, Полли обратно явно не спешила. Решив немного развеяться, я свернул к боковой двери и, немного пройдясь по длинному коридору, остановился у открытого окна. С улицы доносился шум города, а за спиной вдруг раздался легкий шелест, пришедший будто из ниоткуда. Следом в темноте окна появились две женские головки — пепельная и светлая с длинной косой.
— Я же просил, — я повернулся к хранительницам, — здесь не появляться.
— Но тут никого нет, хозяин, — резонно заметила Крис, обводя острыми ногтями пустой коридор.
— Разрешите немного побыть с вами, господин, — склонила голову Вэл.
Махнув рукой, я прислонился к прохладному подоконнику. Музыка, игравшая в зале, казалась здесь совсем далекой, а голоса гостей и вовсе не долетали. Вдоль коридора тянулась длинная вереница дверей кабинетов, сейчас закрытых. Там, где проходил прием, была официальная часть здания, а здесь — рабочая.
— А чем занимается ваш Фонд, господин?
— Помогает жертвам магического насилия, — ответил я.
— От кого? — поинтересовалась Крис, запрыгивая рядом на подоконник.
О, кто бы спрашивал…
— От таких исчадий, как ты, — чопорно пояснила Вэл.
Или от таких поборниц справедливости, как ты. Хотя, если уж совсем честно, то нет. Большую часть магического насилия творили вовсе не существа, которые время от времени прорывались из бездны, когда их не могли удержать хранители, и уж точно не посланники небес, устраивая свой справедливый и обычно кровавый суд — большую часть насилия творили люди.
Чаще всего к нам обращались неодаренные, реже — одаренные, но объединяло их одно: с ними случилась беда и им больше не к кому было податься. Фонд давал защиту, помогал с лечением, поддерживал психологически и материально и там, где была возможность, начинал судебное преследование. Вот только обидчики почти всегда были сильнее, богаче и влиятельнее жертв, а потому многим удавалось избежать наказания.
Задумавшись, я взглянул на время. До начала аукциона оставалась пара минут.
— Ну все, — сказал я хранительницам, — мне пора.
Не сказав ни слова, обе тут же исчезли, однако я опять чувствовал, что они рядом.
Только я собрался вернуться в зал, как неожиданно за углом услышал голоса.
— А этот-то соску свою выгулять решил! Живет и радуется, все нипочем…
— Да он уже обречен! — хмыкнул второй собеседник. — Стоит на эшафоте с головой в петле. Осталось только выбить под ним табуретку и пускай болтается…
Я невольно стиснул зубы. Кто ж, по-твоему, должен выбить эту табуретку — ты, что ли? Хотелось посмотреть на того, кто осмелился так сказать. Хотя голос я уже узнал и так. Сжимая трость, я резко свернул за угол.
Глава 8
— Добрый вечер, Илья… — пробормотал один из двух стоявших за углом парней, чуть смутившись, потому что понял, что я их слышал.
Другой же — тот, который говорил про эшафот — ухмыльнулся, явно показывая, что ему плевать.
Первый — младший сын графа Зимина, владельца финансовой группы “Интегра” — главного конкурента нашего банка. Правда, только по их мнению. И по оборотам, и по влиянию они уступали “Империи” в разы. Отец Зимина, к слову, был не таким застенчивым, как сын, внаглую пытаясь переманивать наших крупнейших клиентов. Хотя у них вся семейка такая: чем старше, тем хуже. Если младший из трех сыновей вызывал неприязнь, то средний — уже раздражение, старший — злость, а отец мог привести в ярость. Ну а дед, недавно отошедший от дел, вообще был отбитым.
Однако куда больше, чем первый гость, меня напряг второй.
— Не ожидал вас увидеть в нашем Фонде, — холодно заметил я.
— А мне тут понравилось в прошлый раз, — небрежно тряхнул белобрысой челкой Зарецкий Глеб. — Вот решил заглянуть еще разок…
Пальцы сами стиснули золотой набалдашник. Высеченный ворон словно впивался в мою ладонь.
— Можно его убить, хозяин? — тут же спросила Крис в моей голове.
В этот раз мне не раздумывая хотелось сказать “да”. Вот только это вовсе не Карина Аксакова, чья пропажа будет волновать только ее папочку и бойфренда. За этого урода, сына известного боевого генерала, элиты имперской армии, может подняться волна, и будет много проблем. Будь это не так, я бы его уже прибил и сам. А самое поганое, что он все это отлично знал, чувствовал, как много за ним стоит, и пользовался этим.
— Удачного аукциона, Ваше Сиятельство, — нахально бросил Зарецкий. — Так и быть, подкину вам немного деньжат…
Оба обогнули меня и удалились — Зимин-младший торопливо, стараясь не встречаться с моим взглядом, его дружок вальяжно, будто гулял по своему дому. Болтая на весь коридор, они зашагали обратно к залу — правда, тему все же сменили. Теперь они обсуждали недавно прошедший Всеимперский турнир, где эта сволочь, полагаю, не без помощи отца, заняла первое место, и теперь он считался самым многообещающим бойцом империи.
— Удивлена, — вдруг вынырнула откуда-то из темноты госпожа Сафо, — что в Фонд помощи жертвам пускают их обидчиков…
Во-первых, его вину так и не удалось доказать. А во-вторых… Уж не тебе говорить про жертв и обидчиков с твоим-то каналом!
— Кто вас сюда пустил? — сдержанно спросил я.
— У меня удостоверение журналиста, — она гордо выпятила грудь.
— Вот только вы — блогерша.
Развернувшись, я направился к залу. Стуча каблуками, Саломея засеменила следом, как назойливая пчела, жужжа прямо в ухо.
— Не будьте так жестоки, князь… Ведь мы же с вами похожи. Оба обижены жизнью, оба обделены. Оба калеки…
От такого заявления я чуть не споткнулся.
— Да? И что же у вас хромает? Голова?
— Сердце, — она кокетливо стрельнула глазами из-под ярко-красной челки.
Даже цвет волос, казалось, выбрала такой, чтобы быть максимально заметной и максимально бесить.
— Ну тут я вам ничем не могу помочь, — сухо заметил я.
— Кто знает… — загадочно протянула она.
На входе в зал блогерша растворилась в толпе, неспешно шагающей в соседнее помещение — со сценой и рядами бархатных кресел, — где состоится аукцион. Полину я нашел у входа, слегка надувшуюся и немного пьяную. Не говоря ни слова, она приняла мою руку, и я повел ее к местам, выделенным для меня и моей спутницы, в первом ряду. Лиза уже сидела там же в пяти креслах от меня в компании светлейшего князя Алексея Михайловича Романова, единственного племянника императора. Известный прожигатель жизни, здесь он уже почти зевал, явно сам не понимая, зачем пришел, и оживился только, увидев Полли. Она же скривилась.
— Как-то хотел меня купить, — прошептала она, — похотливый козел…
А может, и не немного пьяна — последнее было сказано достаточно громко. Лиза задумчиво проводила нас глазами до наших мест.
— Думала, тебя с ней уже ничего не связывает, — пробурчала Полли, с досадой плюхаясь на сидение.
— Мы выросли вместе, — сказал я, усаживаясь рядом, — и дружим до сих пор.
— Так же, как со мной? — не унималась она.
Нет. С тобой мы просто спим.
— Грешно, — тут же прокомментировала Вэл в моей голове.
Вскоре гости расселись, музыка затихла, и под приветственные аплодисменты зала на сцену вышла моя бабушка, устроившая это мероприятие. Поблагодарив всех присутствующих, она деловито сообщила, что собранные средства пойдут в наш Фонд, и начала аукцион. Незамужние девушки-аристократки по очереди выходили на сцену в сияющих драгоценностях: браслетах, серьгах, колье, кольцах, которые они сами или их родственницы пожертвовали для благих целей. Таблички в зале взлетали в воздух, повышая цену. Стучал молоток, сообщая, что очередной лот нашел нового хозяина.
