– О чем ты думаешь, Пузан? – тихо сказал он, отводя Реджиса в сторонку. – Что будет, если эта громадная тварь найдет способ освободиться от твоих чар? Да он расплющит тебя прежде, чем кто-нибудь из нас успеет его остановить, и я не уверен, что стану его останавливать, потому что ты как раз заслуживаешь того, чтобы превратиться в лепешку!
Реджис хотел возразить, но потом вспомнил первые мгновения встречи с Джангером, когда тот заявил, что любит пюре из крыс. Маленький хафлинг понимал, что великан раздавит его и даже не заметит, а власть рубиновой подвески ненадежна. Он повернулся, отошел от Бренора и велел Джангеру возвращаться домой в горы.
Великан улыбнулся – и покачал головой.
– Я слышу его, – загадочно изрек он. – Поэтому должен остаться.
– Что ты слышишь? – в один голос спросили Реджис и Бренор.
– Просто зов, – ответил Джангер. – Он говорит мне, что я должен идти с вами, чтобы служить Реджису и защищать его.
– Здорово же ты обработал его этой штукой, – шепнул Бренор хафлингу.
– Меня не нужно защищать, – твердо сказал Реджис великану. – Хотя все мы признательны тебе за помощь в битве. Ты можешь вернуться домой.
И снова Джангер затряс головой:
– Лучше я пойду с вами.
Бренор гневно уставился на Реджиса, но хафлингу нечего было сказать. Похоже было, что великан все еще находится под властью чар рубина – это было ясно уже из того, что хафлинг до сих пор жив, однако непонятно, почему чудище отказывалось подчиняться.
– Что ж, ты можешь пойти с нами, раз ты так этого хочешь, – вмешался Дзирт, удивив всех. – Но нам могут пригодиться и те йети из тундры, которых ты приручил. Думаешь, много времени уйдет на то, чтобы их забрать?
– Три дня – самое большее, – ответил Джангер.
– Ну, тогда отправляйся и поторопись, – велел Реджис, подскакивая на месте и помахивая рубиновой подвеской на цепочке.
Казалось, гиганта это убедило. Он низко поклонился и с грохотом затопал прочь.
– Надо было убить его здесь же, сразу, – сказал Бренор. – Теперь он вернется через три дня, обнаружит, что нас и след простыл, и тогда возьмет своих чертовых смердящих йети и пойдет разбойничать на дороге!
– Нет, он сказал мне, что никогда не спускается с гор, – возразил Реджис.
– Довольно глупостей, – заявила Кэтти-бри. – Он убрался, и нам пора.
Никто не стал с ней спорить, и они сразу же тронулись в путь, а Дзирт намеренно пристроился к Реджису.
– Это все зов рубина? – спросил он хафлинга.
– Джангер сказал мне, что отошел от дома так далеко, как не уходил уже долгое время, – признался Реджис. – Сказал, что услышал зов, принесенный ветром, и пошел, чтобы ответить на него. Думаю, он решил, что это я его звал.
Дзирт принял такое объяснение. Если Джангер попался на их простую уловку, то они обогнут отроги Хребта Мира и двинутся вперед по лучшей дороге до того, как великан вернется на это место.
Джангер действительно торопливо шел по направлению к своему довольно удобному убежищу в горах, и на какой-то миг его вдруг поразило, что он вообще его покинул. В молодые годы великан бродяжничал и питался тем, что ему удавалось добыть. Вспомнив, что наболтал этому глупому маленькому хафлингу, он прыснул, потому что когда-то действительно лакомился человеческим мясом и даже однажды попробовал хафлинга. Правда была в том, что он отказался от такой еды не только потому, что вкус ему не нравился, но еще и потому, что не хотел наживать себе таких сильных врагов, как люди. Особенно он боялся колдунов. Ну и конечно, ради мяса людей и хафлингов Джангеру пришлось бы спускаться с гор, а этого он никогда не любил.
Он бы и сейчас с места не тронулся, если бы не этот зов, принесенный ветром, его тянуло что-то, чего он и сам не понимал.
Да, у Джангера дома было все, что нужно: еда в изобилии, послушные слуги и теплые шкуры. Он совершенно не хотел покидать дом.
Но ему пришлось, и он чувствовал, что придется снова; неглупому великану это казалось нелепым, но он просто не мог остановиться и обдумать все как следует, пока у него в ухе продолжалось это назойливое жужжание.
Он знал, что заберет йети и вернется, подчиняясь зову, принесенному ветром.
Зову Креншинибона.
Глава 5. Волнение в городе
Ближе к полудню этого же дня, после совещания с Квентином Бодо и Челси Ангуэйном, Ла Валль вошел в свои личные покои во дворце гильдии. Пес Перри тоже должен был присутствовать, и его-то как раз Ла Валль очень хотел видеть, однако Пес послал сказать, что не придет, потому что прочесывает улицы, надеясь добыть побольше сведений об Энтрери.
По правде говоря, это совещание нужно было лишь для того, чтобы успокоить растревожившегося Квентина Бодо. Глава цеха хотел быть уверен, что Энтрери не явится внезапно и не убьет его. Челси Ангуэйн в присущей нахальному юнцу манере заявил, что защитит мастера даже ценой собственной жизни, хотя было ясно, что это совершеннейшая ложь. Ла Валль возражал, что Энтрери не станет так поступать и не явится внезапно, чтобы убить Квентина, не установив предварительно всех его связей и помощников, а также того, насколько уверенно он правит гильдией.
– Энтрери никогда не действует опрометчиво, – убеждал Ла Валль. – А то, что ты себе напридумывал, в высшей степени безрассудно.
К тому времени, как чародей собрался уходить, Бодо полегчало, и он выразил предположение, что ему было бы еще лучше, если бы он знал, что Пес Перри или кто-то еще просто убил столь нежеланного наемника. «Это было бы непросто», – подумал Ла Валль, но вслух ничего не сказал.
Едва войдя в свои комнаты, которых вместе с большой гостиной было пять: справа – кабинет, сразу за ним спальня, слева алхимическая лаборатория и библиотека, чародей почувствовал неладное. Он подумал, что причиной беспокойства мог быть Пес Перри: этот парень ему не доверял и даже обвинял его – правда, с глазу на глаз и очень осторожно – в том, что Ла Валль станет на сторону Энтрери, если тот нанесет удар.
Может, он побывал здесь, пока Ла Валль был на встрече с Квентином? А может, он и сейчас притаился где-нибудь с оружием в руке?
Чародей оглянулся на дверь и не заметил никаких признаков того, что ее отпирали, – а дверь всегда была заперта, да к тому же снабжена многочисленными хитроумными ловушками. В помещение, кроме этого, можно было попасть только одним путем – через окно, но на него в разных местах Ла Валль наложил столько чар и заклятий, что любой влезший в него был бы поражен молнией, несколько раз обжегся бы, а потом застыл бы недвижно на подоконнике. Если бы даже взломщику удалось выжить, преодолев все магические препятствия, звуки взрывов разнеслись бы по всему дворцу, и сюда мигом набежало бы множество охранников.
Успокоив себя такими рассуждениями и обезопасив себя заклинанием, благодаря которому его кожа могла противостоять любым ударам, Ла Валль двинулся к своему кабинету.
Дверь распахнулась прежде, чем он дотронулся до ручки, а за ней стоял совершенно невозмутимый Артемис Энтрери.
Ла Валлю удалось удержаться на ногах, хотя колени его подгибались от внезапной слабости.
– Ты же знал, что я вернулся, – непринужденно заметил Энтрери, сделав шаг вперед и привалившись к косяку. – Неужели ты думал, что я не навещу старого друга?
Чародей взял себя в руки и покачал головой, потом оглянулся назад.
– Через дверь или через окно? – спросил он.
– Через дверь, конечно, – ответил Энтрери. – Я же знаю, как хорошо ты защищаешь свои окна.
– И дверь тоже, – сухо бросил маг, хотя теперь понимал, что недостаточно.
Энтрери пожал плечами.
– Ты по-прежнему пользуешься тем же замком и набором ловушек, что и в прежнем жилище. – Он повертел в пальцах ключ. – Я ведь помню, как ты радовался, когда узнал, что все это сохранилось после того, как дворф выбил дверь и обрушил ее тебе на голову.
– Откуда у тебя…
– Я же доставал тебе замок, не помнишь? – ответил Энтрери.
