Там и разыскал его Мот приблизительно в четыре часа утра. Хэнк, скрестив ноги, восседал в самом центре площадки и размышлял.
— Прекрасная ночь, — заметил Мот, усаживаясь на бетон рядом с Хэнком.
Тот молча кивнул.
— Этот твой пес смотрел, как я подходил. Если бы я ему не понравился, он наверняка цапнул бы меня.
— Он вовсе не мой, — сказал Хэнк. — Он сам по себе.
— Как и каждый из нас.
— Как и каждый из нас, — согласился Хэнк.
На некоторое время Мот позволил тишине опуститься между ними.
— Ты в порядке? — спросил он минуту спустя.
— Не знаю. Вроде все по-прежнему, но я в этом что-то не уверен.
— Это из-за зверолюдей?
— Из-за них и из-за историй Джека, — ответил он после недолгого молчания. Он повернулся, чтобы посмотреть на Мота, и в свете звезд его лицо казалось призрачным пятном. — У меня появилось ощущение, что надвигается нечто важное, совсем как в его рассказах.
— Это не должно тебя затронуть.
— Поздно, — сказал Хэнк. — Уже затронуло. А я по-прежнему не понимаю, куда это меня заведет.
Голос Хэнка звучал утомленно.
— Ты сегодня поспал хоть немного? — спросил Мот.
— Повалялся у Тони пару часиков.
— Ты разговаривал с Джеком?
— Не застал его. — Хэнк неуверенно помолчал, потом добавил: — Зато я встречался с Лили. Той женщиной из прошлой ночи.
Мот молча ждал продолжения.
— Она чувствует то же самое. Что попала в какую-то историю, но не знает, в какую именно. Кажется, она решила выждать.
— Чего она ждет?
— Чего-нибудь, — пожал плечами Хэнк. — Я этого не знаю.
Мот улегся на спину, опираясь на локти, и уставился в ночное небо. Было тихо. Сюда не доносится шум автомобилей с Уильямсон-стрит или из Йорса. Не слышно даже байкеров, хотя в это время они обычно только начинают разъезжаться. Слушая Хэнка, размышляя над рассказами Джека и историей, поведанной ему Джимми, Мот чувствовал, как постепенно, вслед за своим другом, соскальзывает в какую-то иную реальность, туда, где все эти истории могут происходить на самом деле. Уже происходят.
Но, черт побери, он ведь по-прежнему здесь.
— Я сегодня навестил Джимми, — произнес он, не отрывая взгляда от звезд. — Попросил его повторить ту историю — в ней речь шла о собакоголовом парне.
— Да, что-то припоминаю. И что с того?
— Просто хотел сказать, что ты не один.
Хэнк медленно кивнул:
— Тогда вечером мы все неплохо повеселились. Я говорю обо всех посетителях Джимми.
— Но теперь нам не до смеха.
— Похоже на то, — согласился Хэнк. На какое-то время он погрузился в свои мысли, потом неожиданно произнес: — Джек рассказывает другую версию этой истории — о самой игре и всем остальном.
— Да, но Джимми утверждает, что все это заняло три часа, а не три дня.
— Вот поэтому у Джека получается лучше.
Мот, даже не глядя, почувствовал, что Хэнк улыбнулся. Его выдал голос.
— Не стану с этим спорить, — произнес Мот. — Но тогда выходит, что Джек не просто развлекает нас рассказами о всяких странностях. Вероятно, у него есть какая-то иная причина рассказывать нам свои истории. Слушая его, мы внимательнее прислушиваемся друг к другу и в результате лучше понимаем разные вещи, в том числе и самих себя.
Хэнк кивнул.
— Похоже, мы и его должны понять немного лучше, — продолжил Мот.
Снова в воздухе повисла тишина, спокойная, как состарившийся пес.
— Может, не только его, — сказал Хэнк. — Днем я говорил с Кэти.
Мот молчал. Он просто ждал, пока ночное небо соскользнет в его глаза и заполнит все его существо. Такое огромное небо, оно преображает души людей и для них все предстает в истинном свете. Какими бы тяжкими ни были наши проблемы, мы сами и наши беды, на фоне бескрайнего мироздания они кажутся ничтожно мелкими.
Немного погодя Хэнк улегся рядом с Мотом и начал говорить.
После его рассказа Мот вдруг осознал, что никогда раньше не понимал смысла слова «странный». Небо над их головами казалось таким огромным, что сама мысль о существовании этих двух лежащих где-то в Катакомбах людей представлялась нереальной.
Мот повернулся и посмотрел на Хэнка.
— Так ты… ей веришь?
— Я не знаю. Но что-то существенное в ее рассказе определенно есть, и само по себе это уже достаточно серьезно. — Хэнк встретился взглядом с Мотом, и даже при тусклом свете звезд в его глазах было заметно беспокойство. — Может, все так и есть на самом деле? — предположил он. — Они просто подбирают нас, одного за другим? Сначала мы допускаем существование одной невозможной вещи, а потом готовы принять их всех? Если ты веришь в привидения, почему бы не поверить и в пришельцев? Зверолюди живут среди нас и вокруг нас, как и Элвис?
Мот кивнул. Он все прекрасно понимал.
— И куда ты теперь отправишься? — спросил он.
— Туда, куда заведет меня это дело, — ответил Хэнк.
ЧАСТИЦА ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО
Говорят, что история повторяется, однако у меня имеется уточнение. История повторяется, только в ускоренном темпе.
Дуайт Йоакам,
из интервью для «Новой страны»,
ноябрь 1995-го
Помещение окутано полумраком, в воздухе повисли густые клубы сигаретного и сигарного дыма. Сквозь сизые облака еле пробиваются лучи ламп над столами, звонко щелкают шары, когда ударяются друг о друга, или раздается глухой удар, когда они падают в лузы. Бильярдный зал Джимми не блистал особой красотой и в былые времена, а с течением времени он не стал краше. Это все то же помещение над ломбардом на пересечении Уайн — и Пальм-стрит, здесь все тот же щербатый пол и оштукатуренные стены, потемневший от дыма потолок, разливное пиво одной-единственной марки, блюдечки с чипсами, продажа сигарет пачками и кубинских сигар поштучно и крепкое пойло, изготавливаемое самим Джимми, им он угощает только хороших знакомых. Тот, кто хочет большего, должен искать другое место.
В основном мы все знаем друг друга. Иногда сюда заходят шулеры, но они играют между собой или сидят вдоль стен и наблюдают. Мы не приветствуем любителей быстрой наживы за наш счет, да здесь, как правило, и нечем поживиться.
Но сегодня идет совсем другая игра. Худощавая девушка и высокий мужчина; они и раньше здесь бывали, играли по нескольку партий с большинством из нас, но такого еще не было. Она никогда так не играла.
Мужчина похож на профессионального игрока — как всегда, красив, в черных джинсах и пиджаке, в таких же ботинках, черная шляпа с плоскими полями, совсем как у меня, лежит рядом со столом на скамье, на фоне ослепительно белой рубашки выделяется черная бабочка. На девушке черные армейские ботинки, черные брюки и сильно вытянутый черный же свитер.На свитере так много затяжек и спущенных петель, что, кажется, он сделан из перьев. Идет игра. Растрепанная девчонка против хладнокровного красавца. С первого взгляда их можно принять за родственников. Может быть, за кузенов. Что-то общее есть в чертах их лиц. Только волосы разного цвета: у него — темно-пепельные с рыжеватым отливом, а у нее — иссиня-черные, с двумя белыми прядками, бегущими от висков. Но глаза очень похожи — темные, с желтыми искорками, и у обоих довольно темная кожа. Вы можете принять их за индейцев или мулатов, но я-то лучше знаю. Это Первые Люди, как и я сам. Противоречия между ними возникли давным-давно.
