— Не твое дело, — сказал Бильбо. — Обещание есть обещание.
— Оно сердится, радоссть, оно злится, — прошипел Голлум, — но пусть запасется терпением, пусть. Нам прежде нужно забрать кой-какие вещицы, да, полезные вещицы.
— Тогда побыстрее! — сказал Бильбо, радуясь, что Голлум уйдет.
Он думал, что тот просто выдумал предлог и больше не вернется. О чем это Голлум бормочет? Что за вещицы такие у него в озере? Однако хоббит ошибался. Голлум и впрямь собирался вернуться. Он был зол и голоден. А поскольку это было мерзкое и коварное существо, у него уже созрел план.
Недалеко был его остров, о котором Бильбо не знал; там в тайнике Голлум хранил свои жалкие пожитки и одну красивейшую вещицу, очень замечательную. У него было колечко — золотое колечко, его радость.
— Мой деньрожденный подарочек, — бормотал он про себя, как частенько в эти нескончаемые темные дни. — Вот что нам сейчас нужно, да-с!
Дело в том, что кольцо было волшебное, и, надев его на палец, вы становились невидимым; только на ярком солнце вас можно было заметить, и то лишь по тени, бледной и едва различимой.
— Деньрожденный подарочек! Оно досталось нам в день рождения, моя радоссть! — Так он всегда себе говорил. Однако кто знает, как достался Голлуму этот подарок, давным-давно, в далекие времена, когда такие кольца еще имели хождение? Возможно, даже их Повелитель не мог бы это сказать. Голлум поначалу носил его на пальце, пока не устал, потом в мешочке под одеждой, пока не натер кожу, а с тех пор хранил в каменном тайнике на острове, и все время проверял, на месте ли. Иногда Голлум все же надевал кольцо, когда без него становилось невмоготу, или когда был очень, очень голоден, а рыбой уже пресытился до отвращения. Тогда он выползал в темные коридоры и подстерегал одиноких гоблинов. Иногда он даже рисковал забираться в такие места, где горели факелы, от света которых начинали слезиться глаза; потому что ему ничего не грозило. Да, ничего. Никто его не видел, никто не замечал, пока холодные пальцы не смыкались на шее жертвы. Только несколько часов назад он надел кольцо и поймал маленького гоблина-заморыша. Ну и пищал же тот! От него еще осталось несколько недоглоданных косточек, но Голлум хотел чего-нибудь понежнее.
— Безопасно, да, — шептал он про себя. — Оно нас не увидит, верно, моя радоссть? Нет. Оно нас не увидит, и мерзкий маленький меч нам не страшен.
Вот что было в его гадком умишке, когда он сорвался с места, зашлепал к лодочке и пропал во мраке. Бильбо думал, что больше Голлума не услышит, однако остался подождать, потому что не знал, как выбраться в одиночку.
Вдруг он услышал вопль, от которого мороз пробежал по коже. Голлум ругался и выл в темноте, не очень далеко, судя по звуку. Он был у себя на острове и тщетно шарил и скребся, ища кольцо.
— Где оно? Куда запропастилоссь? — слышал Бильбо. — Сплыло, моя радоссть, потерялось, потерялось! Ешь нас и режь нас, радость потерялась!
— В чем дело? — крикнул Бильбо. — Что ты там потерял?
— Пусть не спрашивает! — завизжал Голлум. — Его не касается, нет, голлум! Потерялось, голлум, голлум, голлум.
— Я тоже потерялся! — крикнул Бильбо. — И хочу найтись! Я выиграл игру, а ты обещал! Давай сюда! Выводи меня наружу, потом будешь искать!
Как ни жалобно стенал Голлум, у Бильбо в сердце ничего не шевельнулось. Он подозревал, что вещь, которая так нужна склизкой твари, наверняка какая-то пакость.
— Давай сюда! — снова крикнул он.
— Нет, пусть потерпит еще! — отвечал Голлум. — Мы должны поискать, оно потерялось, голлум.
— Ты не ответил на последний вопрос, и ты обещал!
— На последний вопрос! — повторил Голлум. Внезапно из темноты донеслось пронзительное шипение. — Шшто у него в кармашках? Пусть скажет. Пусть сперва скажет.
У Бильбо не было никаких особых причин скрывать. Голлум нашел разгадку быстрее, чем он — еще бы, ведь Голлум веками дрожал за кольцо. Однако Бильбо раздражало его копание. В конце концов, он победил в игре, более-менее честно, с риском для жизни.
— Не угадал, значит не угадал, — сказал хоббит.
— Но это был нечестный вопрос, — зашипел Голлум, — и вовсе не загадка.
— Если дело дошло до обычных вопросов, — сказал Бильбо, — то я спрошу первым. Что ты потерял? Говори!
— Что у него в кармашках? — Шипение становилось все громче и резче; повернувшись на звук, Бильбо к своей тревоге увидел во тьме две светлые точки. У Голлума проснулись подозрения, и глаза его зажглись бледным пламенем.
— Что ты потерял? — спросил Бильбо.
Однако теперь глаза в темноте вспыхнули зеленым огнем и быстро приближались. Голлум стремительно греб к берегу; ярость утраты и подозрения так переполняли его, что не страшил даже меч.
Бильбо не мог понять, отчего это жалкое создание так разозлилось, но видел, к чему идет дело: Голлум убьет его в любом случае. В последнюю секунду он развернулся и побежал обратно по темному коридору, держась за стену левой рукой.
— Что у него в кармашках? — зашипело сзади, и Голлум с плеском выпрыгнул из лодки.
«А что, правда?» — подумал Бильбо на бегу, пыхтя и спотыкаясь. Он сунул левую руку в карман. Кольцо было холодное и легко скользнуло на указательный палец.
Шипение приближалось. Бильбо обернулся и увидел два маленьких зеленых огня. От страха он припустил быстрее, но споткнулся о выщербину в полу и рухнул ничком, на упавший плашмя меч.
В тот же миг Голлум его нагнал, однако Бильбо не успел прийти в себя, вскочить или взмахнуть мечом, а Голлум уже промчался мимо, бранясь и шипя на ходу, словно ничего не заметил.
С чего бы это? Голлум прекрасно видит в темноте. Бильбо даже со спины различал бледное свечение его глаз. Хоббит с натугой поднялся, спрятал в ножны меч (который теперь снова лучился) и очень осторожно двинулся следом. Другого пути не оставалось — не ползти же обратно к озеру. Может быть, Голлум, сам того не желая, выведет его наружу.
— Смерть ему! Смерть! Смерть! — шипел Голлум. — Смерть Бэггинсу! Исчезло! Что у него в кармашках? Догадываемся, догадываемся, моя радоссть. Он нашел его, нашел. Наш деньрожденный подарочек.
Бильбо навострил уши. Теперь и у него забрезжила догадка. Он чуть-чуть прибавил шагу, потому что Голлум по-прежнему бежал быстро, не оглядываясь, но вертя головой из стороны в сторону, как видел Бильбо по бледным отсветам на стенах.
— Деньрожденный подарочек! Когда ж мы его потеряли, моя радоссть? Да, да! Когда свернули шею паршивому визгуну. Да! Ешь нас и режь нас! Оно соскользнуло с нас, после стольких лет! Сплыло, голлум.
Неожиданно Голлум сел и зарыдал, с присвистом и всхлипом. Слушать это было жутко. Бильбо остановился и прижался к стене. Через некоторое время Голлум перестал плакать и заговорил. Казалось, он спорит сам с собой.
