Тогда киммериец вышел из своего укрытия и вполголоса произнес:
– Похоже, мы с тобой думаем одинаково, а, приятель?
Гандер выронил «кошку» и схватился за меч – но, узнав Конана, так и застыл, держась за рукоять:
– Конан?! Какого демона ты здесь делаешь?
– Признаюсь честно – следил за тобой, – усмехнулся варвар. – Теперь твоя очередь отвечать. Далеко собрался?
– А тебе что за дело? – вскипел Дагоберт. – Ты что, сторожем ко мне приставлен?! Вот, понимаешь, подружку навестить хочу!
– Угу, – кивнул киммериец. – А подружка твоя живет на крыше, и без меча к ней в гости не ходи. Я так сразу и подумал, честно!
Он присел и похлопал рукой по стопке попон рядом с собой:
– Тебе не кажется, что пришло время поговорить начистоту?..
…Когда все слова с обоих сторон были сказаны и выводы сделаны – что не заняло много времени, ибо обстановка не слишком располагала к долгим беседам – киммериец, словно ставя точку в разговоре, впечатал кулак в раскрытую ладонь:
– Так! Говоря по правде, я собирался предложить тебе плюнуть на здешних хозяев с их секретами и убраться отсюда куда подальше. Но теперь, вижу, одно к одному… думаю, нынешней ночью мы узнаем много нового о радуге и ее корнях!
…Большой господский дом изнутри представлял собой путаный лабиринт коридоров, комнат, дверей и лестниц высотой в два этажа. Будь киммериец и гандер обычными грабителями, польстившимися на дорогие украшения или массивную столовую посуду из позолоченного серебра, их задача выглядела бы несравненно проще. Достаточно пошарить в покоях Гельге или его супруги, дабы обеспечить себя на пару месяцев привольной жизни. Опасность случайно натолкнуться на какого-нибудь из припозднившихся слуг, конечно же, не остановила бы двоих сильных и ловких мужчин, каждому из которых в прежней вольной и не всегда законной жизни уже доводилось бывать в жилищах богачей без ведома их хозяев.
Однако сейчас им предстояло проникнуть в помещение с единственным входом, наверняка надежно спрятанным и охраняемым – во всяком случае, сколько ни пытался Дагоберт после беседы с Вивией отыскать ту самую «железную дверь с хитроумным замком», поиски его успехом не увенчались. Поэтому гандер избрал обходной путь в сердце дома Ханаран – через крышу. Он был убежден, что заветная дверь ведет в маленький патио, внутренний двор, открытый сверху. Такие дворики были почти непременной принадлежностью богатых домов на Полудне. Лето в этих краях жаркое и засушливое, да и зима не приносит сильных холодов, и хозяева поместий обыкновенно устраивали во дворике-патио цветник с фонтаном, чтобы в знойный летний день отдохнуть в прохладной тени.
Правда, если предположение гандера было верным, Гельге Кофиец использовал свой потаенный сад для совсем иных целей.
…Трехлапая «кошка», пущенная сильной и уверенной рукой, негромко звякнула о камень. Дагоберт несколько раз крепко потянул шнур, дабы удостовериться, что стальные крючья зацепились надежно, и проворно полез наверх, сноровисто перехватывая вывязанные на веревке узлы. Место было выбрано с умом – в дальнем углу сада, скрытое за дровяным сараем и подальше от вольеров со сторожевыми псами. Перед тем двум лазутчикам пришлось еще долго выжидать, укрывшись в кустах, пока удалятся двое несущих службу тургаудов и покуда скроется за набежавшим облачком щербатая половинка луны.
Наконец гандер оказался на крыше, а спустя недолгое время к нему присоединился Конан. Здесь, на крутом черепичном скате, они были бы как на ладони – две черных тени в серебристом лунном свете, и варвар мысленно воззвал к Покровителю Воинов, чтобы спасительное облачко задержалось на своем месте подольше. Дагоберт ловко вскарабкался на самый верх, на острый конек. Оттуда он радостно махнул киммерийцу и принялся выбирать веревку, чтобы вытравить ее по другую сторону, а Конан тем временем поднялся выше, чтобы убедиться – его приятель был прав в своих предположениях. Внизу в обрамлении красной черепицы лежал черный квадрат двора со стороной в три дюжины шагов. Во дворе было темно, как в печной трубе, лишь кое-где на земле поблескивало стекло да смутно угадывались ряды тонких декоративных колонн вдоль стен. Миг – и веревка сброшена вниз, еще трижды ударило сердце – и оба воина стоят под стеной…
Но едва ноги Конана коснулись мягкой земли, как он почувствовал на своих плечах прикосновение чьих-то сильных пальцев. Нет, не пальцев – что-то длинное и жесткое, похожее на корявое щупальце, обвило плечи варвара, такое же щупальце обхватило его поперек груди, шуршащие сухие плети стянули руки и прижали локти к телу… живые веревки, брызнув из-под земли, мигом оплели ноги ниже колен… Конан рванулся с яростным криком, но добился лишь того, что странные путы глубже впились в тело. Рядом так же боролся Дагоберт.
В темноте защелкало кресало, и вспыхнувшие внезапно факелы осветили красноватым отблеском две распятые на каменной стене фигуры – и еще троих, стоящих в отдалении у мраморного постамента, похожего то ли на надгробие, то ли на храмовый алтарь. У одного в руке блестел широкий меч, другой ростом и сложением походил на мальчика-подростка. Конан услышал знакомый утробный смех, и вкрадчивый голос произнес презрительно:
– Жила-была любопытная кошка. Очень она хотела знать, для чего хозяину капкан, и узнала таки, да лишилась головы…
* * *
Дагоберт, спеленатый по рукам и ногам, глухо зарычал в ответ и вновь попытался вырваться. Безуспешно – Кофиец лишь коротко рассмеялся, глядя, как бессильно бьется здоровенный гандер, подобно мухе, угодившей в ловчую сеть паука.
Конан, наоборот, несмотря на всю отчаянность положения, попытался полностью расслабить мышцы. После краткой борьбы с живыми веревками он усвоил, что странные щупальца сжимают свою жертву тем крепче, чем сильнее она рвется на волю, и напротив – немного отпускают хватку, когда жертва неподвижна. Ноги и правая рука киммерийца были надежно схвачены, но левое предплечье сохранило относительную свободу. Теперь киммериец пытался изогнуть тело так, чтобы пальцы левой руки достали до голенища сапога – двигаясь очень медленно и плавно, чтобы не насторожить ни хищные узы, ни Гельге, стоящего поодаль.
Кофиец тем временем подошел ближе. Он был одет в просторную темную накидку, перехваченную широким золотым поясом, с могучих плеч свисал теплый плащ – ночь выдалась прохладной. Какого-либо оружия при нем Конан не заметил.
– Зажги светильники, – бросил он Фидхельму.
Легионер убрал в ножны свой отточенный меч, взял один из факелов и двинулся по дорожкам, вдоль которых высились тонконогие треножники с масляными лампами в бронзовых чашах. От прикосновения факела над чашей вспыхивал яркий зеленый огонь, заметались причудливые тени, сладковатый запах поплыл по дворику – видимо, что-то было намешано в лампадное масло. Гельге заговорил снова, переводя взгляд от одного пленника к другому, и теперь его голос сочился злорадством: