Я обернулась. Молодой мужчина, лица его я рассмотреть сначала не смогла, приветливо махал мне рукой откуда-то снизу.
Я взяла котомку с едой и вышла к нему. Он подал мне руки, донельзя горячие и снял меня с теплушки.
— Александр сказал, что девчушку подсунет. Ты что здесь делаешь, паренек?
— Я — девушка, — возмутилась я.
— Да? Я вашей сестрой не интересуюсь. Давай за мной, — мужчина бодро зашагал вперед, закрыв дверь теплушки.
Мы дошли до самого локомотива по холодной земле, где не было ни души, наверное, на сотню километров.
— Проходи, — мужчина помог мне забраться в жаркое, но тесное помещение. Там был пульт и два кресла. Одно пустовало, второе занимал мужественный парень лет двадцати четырех на вид.
— Привет, малой, — сказал он.
— Да вы сговорились, что ли все! — взорвалась я.
— О, девушка, — расплылся он в улыбке, — Я — Роберт, это Эммэ, — я обернулась на моего провожатого. Тот приветливо мне улыбнулся, — Замерзла?
— Есть немного.
— Прости, что не сразу признали в тебе девушку, но это достаточно сложно. Ты на паренька похожа, — добродушно извинялся Эммэ.
Роберт наливал мне чай, я раскладывала еду на коленках. Эммэ тронул состав. Я тайком разглядывала машинистов, они оказались очень похожи друг на друга: смуглые, черноглазые, с курчавыми жесткими волосами.
Эммэ был слегка патлат, мягок, его интонации, манеры, жесты были пропитаны ленью и грацией. Роберт постоянно приглаживал недлинные волосы широкой ладонью, он по-хорошему был крепок, мужиковат, резок в разговоре и стремителен в движениях. На его фоне ухоженный Эммэ выглядел ленивой и капризной куколкой. Жеманность Эммэ и прямота Роберта меня немного пугали, но вскоре, послушав их болтовню, о каких-то станциях и полустанках я свыклась с манерами моих перевозчиков.
— И много вы таких, как я, перевозите? — спросила я, наконец.
— Нет, не много. Ну, одну в полгода, — пожал плечами Роберт, — как Александру приспичит.
— А ничего вам не будет, если меня вдруг найдут?
— Ничего, — помотал головой Эммэ.
— Ну, штраф сдерут, так не впервой. Когда будешь уходить в Иезеркеле, сразу иди к первому попавшемуся служащему вокзала, тогда все будет хорошо. С нас штраф возьмут и то, только если найдут у нас в кабине или мы признаемся, что сами тебя посадили, — обстоятельно объяснил Роберт.
— Но мы не признаемся, — подмигнул мне Эммэ, — а перед самим Иезеркелем пересадим в последний вагон. Там, прости, дрова… но оттуда легче уйти, и по логике вещей забраться туда тоже проще.
Я пожала плечами. Чай меня согрел, мне снова захотелось спать. Леность овладела мной, как-то странно разболелась голова, а по телу пошла ломота.
— Сама зачем в Иезеркель подалась накануне полярной ночи? — спросил Роберт, не отрывая глаз от далекого горизонта.
— Да, просто мне надоело у себя жить. Хочется посмотреть на другую жизнь. И заработать тоже хочу.
— Заработок дело святое, — улыбнулся Эммэ, — Роб, давай я дальше поведу, ты устал, душа моя.
Роберт встал, и подался в сторону от рычагов, за которыми сидел. Эммэ сел на его стул. От меня не ускользнуло, что Эммэ, садясь, украдкой поцеловал Роберта в шею. Роберт несколько смутился.
— Спокойной ночи, Роберт, — ласково сказал Эммэ.
— Хорошей ночи, Эммэ, — Роберт скрылся где-то за дверью.
Мы молчали, я смотрела за стекло и, кроме выскакивающих из темноты рельс, ничего не видела. Хуже того, я не могла разобраться, смутил меня как-то или нет поцелуй двух мужчин. Что-то Лида говорила, о том, что Эммэ и Роберт любят друг друга. Для любви поцелуй естественный. Но Эммэ и Роберт мужчины… Могут ли мужчины любить друг друга? Хотя любят же, поэтому могут и вопроса такого в голове у меня быть не должно. Естественно это или нет? Да, какая разница, они меня не трогают, а посему… пусть делают, что хотят и как хотят, тем более ребята они не плохие, видимо.
— Тебя не смущает мое поведение? — уловив ход моих мыслей, спросил Эммэ.
— Я вот только думала на эту тему. Я пришла к выводу, что скорее нет.
— Это славно. Женщины вообще склонны к тому, чтобы не выносить каких-то резких суждений. То ли дело наши братья. Мы собственно и мотаемся с поездом, чтобы особенно нигде не задерживаться. Кто знает, как отреагирует на наше поведение следующий станционный смотритель. Нас бояться. Я не вижу чего-то плохого в том, чтобы любить Роберта, если мне и ему это нравится.
Я пожала плечами. Мне трудно было поддерживать эту тему.
— Вы ведите себя так, чтобы никто ничего не заподозрил, — заранее смиряясь с провалом, сказала я.
— Это очень трудно. Значит, мы должны сидеть в кафе и вести себя, как друзья, идти по улице и не держаться за руки. Мы много чего делать вообще не должны будем. Это так тяжело, находиться рядом с любимым и не давать ему даже знака, и не сметь прикоснуться к нему. Это мука.
— Я никогда не была в отношениях с кем-либо, я не могу судить.
— На нас были гонения, может быть, знаешь. Иезеркель в этом смысле самый вольный на этом континенте город. Там и трансвеститы и транссексуалы, и много еще нетрадиционных мужчин. Их просто туда согнали те, кто нас почему-то боится. Хотя чего бояться? Я не понимаю. Если что-то в мире есть, значит, оно нужно и надо с этим смириться.
— Может быть, остальные бояться, что ваш пример заразителен. Ну, что они сами поддадутся соблазну…
— Так оно и есть. Признаться самому себе, что ты можешь любить мужчину, это тяжело, почти равно признанию, что ты согласен быть женщиной, для обоих.
Любовь она одна на всех: и для лесбиянок, и для нас, и для обычных людей. Кого и как ты любишь, это уже дело твое, а не кого-то другого.
Проблема в том, что люди очень любят лезть в чужую жизнь, суют свой нос, а потом говорят, что мы не так живем. А как надо? Они знают? Они ни одной женщины в глаза не видели, они не умеют любить. В этом проблема нашего мира: мы лишены любви!
У меня есть Роберт. Когда я понял, что влюблен в лучшего друга, я решил повеситься. Роберт вынул меня из петли и как-то все так у нас закрутилось… Мы и сами не поняли, как все произошло, мы просто всегда любили друг друга. У Роберта есть я и мы счастливы, у нас есть возможность отдать свое тепло в чьи-то другие руки, мы умеем любить и быть верными — это тоже немаловажно, когда ты любишь кого-то.
— Это интересно, — я засыпала, голос у Эммэ был мягкий, достаточно высокий, но спокойный и он баюкал меня. Я не столько вникала в то, что он говорит, сколько слушала голос и удивлялась, сколько странных людей я уже повидала, а всего-то стоило уйти из родного города, как сразу началась какая-то суматоха. Потом мне начало казаться, что я в пути всю свою жизнь, как Мисхора, постоянно куда-то еду. Но, только ей интересны города, а мне голоса попутчиков, благо попадаются разговорчивые экземпляры.
