— Может быть, ты и попала сюда через окно, но сейчас оно закрыто.
— Да нет, просто заело. Дай я попробую.
Но и у нее ничего не получилось.
— Что нам делать теперь? — спросила она.
— Разобьем стекло.
— Ларри, он увидит.
— Ну и пусть видит. Если ему нечего скрывать, он подумает, что это просто пара озорных ребятишек, которые выбивают стекла в пустых домах. А если ему есть, что скрывать, то он будет очень обеспокоен, и вполне заслуженно. Так?
Она посмотрела на него с сомнением, но он не колеблясь снял рубашку, обернул ее вокруг кулака и разбил стекло.
— Готово. — Он открыл окно изнутри. Ларри спустился в подвал первым и обернулся, чтобы помочь Фрэн. — Будь осторожна, крошка. Никаких выкидышей в подвале у Гарольда Лаудера.
Он подхватил ее под руки и медленно опустил вниз. Вместе они оглядели игровую комнату. На столе для игры в хоккей валялись обрывки цветных электропроводов.
— Что это? — спросила она, подобрав один из кусочков.
— Раньше здесь этого не было.
Он пожал плечами.
— Может быть, Гарольд конструирует новейшую модель мышеловки.
Под столом валялась коробка, и Ларри поднял ее. На крышке было написано: ПРЕВОСХОДНЫЙ НАБОР РАДИОТЕЛЕФОНОВ, БАТАРЕЙКИ В КОМПЛЕКТ НЕ ВХОДЯТ. Ларри открыл коробку, но ее легкость еще раньше подсказала ему, что внутри ничего нет.
— Он собирает радиотелефоны, а не мышеловки, — сказала Фрэн.
— Нет, это не конструктор. Эта штука продается в готовом виде. Может быть, он что-то в них менял. Это очень похоже на Гарольда. Помнишь, как Стью ругался по поводу плохой связи, когда они вместе с Гарольдом и Ральфом искали Матушку Абагейл?
Она кивнула, но что-то в этих обрывках проводов по-прежнему смущало ее.
Ларри уронил коробку на пол и произнес фразу, которая позднее показалась ему самым ошибочным заявлением за всю его жизнь.
— Это не имеет значения, — сказал он. — Пошли.
Они поднялись по лестнице, но на этот раз дверь в кухню оказалась закрыта. Она посмотрела на него, и Ларри пожал плечами.
— Отступать уже поздно, так ведь?
Она кивнула.
После того, как дверь была взломана, Ларри подобрал с пола отлетевший засов.
— Я поставлю эту штуку на место, и он никогда ничего не заметит. Надо только найти отвертку.
— К чему лишние хлопоты? Он же все равно заметит разбитое окно.
— Правильно. Но если засов на двери окажется нетронутым, он… чего это ты улыбаешься?
— Засов ты может и прикрутишь. Но как ты собираешься закрыть его с обратной стороны двери?
Он призадумался и сказал:
— Господи, женщин, которые слишком много о себе воображают, я ненавижу больше всего на свете. — Он швырнул засов на кухонный стол. — Пошли посмотрим под кирпичом.
Они вошли в темную гостиную, и Фрэнни почувствовала растущее беспокойство. В прошлый раз у Надин ключа не было. Но на этот раз она может вернуться с ключом. Какая это будет горькая шутка, если первой обязанностью Стью в качестве судебного исполнителя окажется арест его собственной жены за незаконное проникновение.
— Этот? — спросил Ларри, указывая пальцем.
— Да. Поторопись.
— Так или иначе, скорее всего, он его перепрятал. Гарольд действительно перепрятал дневник. Но Надин положила его на старое место. Ларри и Фрэн ничего об этом не знали. Когда Ларри приподнял кирпич, в открывшемся углублении они увидели толстую тетрадь.
— Ну что, — спросил Ларри. — Долго мы будем на нее смотреть?
— Бери ты, — сказала Фрэн. — Я даже не хочу к ней прикасаться.
Ларри взял тетрадь и стер пыль с обложки. Он пролистал несколько страниц. Гарольд писал тонким фломастером. Почерк у него был очень мелким. Абзацев не было.
— Нам потребуется три дня, чтобы все это прочитать, — сказал Ларри и стал перелистывать дневник.
— Подожди, — сказала Фрэн и протянула руку, чтобы вернуться обратно на пару страниц. Там непрерывный поток слов прерывался смело очерченным треугольником. Внутри было написано нечто вроде девиза:
«Следовать своей звезде — это значит подчиняться воле более великой Силы, воле Провидения; но это не исключает того, что сам акт следования этой воле является стержневым корнем еще более могущественной Силы. Твой БОГ, твой ДЬЯВОЛ владеет ключами от маяка; я так долго мучился этим в последние два месяца; но каждому из нас он дал возможность отправиться в ПЛАВАНЬЕ.
ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР.»
— Извини, — сказал Ларри. — Это за пределами моего понимания. Ты что-нибудь уловила?
Фрэн медленно покачала головой.
— По-моему, Гарольд хочет сказать, что быть ведомым может оказаться настолько же почетно, как и быть ведущим.
Ларри снова начал листать тетрадь, наткнувшись еще на четыре или пять обрамленных в рамку максим, под каждой из которых большими буквами было написано полное имя Гарольда.
— Ну и ну, — воскликнул Ларри. — Посмотри-ка на эту, Фрэнни!
«Утверждают, что гордость и ненависть — два основных человеческих греха. Но так ли это? Я предпочитаю думать о них, как о двух основных добродетелях. Отказаться от гордости и ненависти означает согласиться с тем, что ты должен измениться во имя мира. Сохранить же их в себе — куда более благородно; это означает, что мир должен измениться во имя тебя. Я пустился в великую авантюру.
ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР.»
— Эта мысль могла родиться только в очень неспокойной душе, — сказала Фрэн. Ей стало холодно.
— Это как раз тот тип мышления, который и вверг нас во всю эту катастрофу, — сказал Ларри. Он быстро перелистнул страницы на начало. — Не будем терять времени. Посмотрим, что мы можем из этого извлечь.
Они прочли первое предложение, положив дневник между собой, как дети на уроке пения. Изо рта у Фрэн вырвался приглушенный возглас. Она подалась назад и прикрыла рот рукой.
— Фрэн, мы должны взять это с собой, — сказал Ларри.
— Да…
— И показать Стью. Не знаю, прав ли Лео насчет того, что они перешли на сторону темного человека, но нет никаких сомнений в том, что Гарольд опасно возбужден. Ты и сама это видишь.
— Да, — повторила она. Она почувствовала себя на грани обморока. Так вот как заканчиваются эти истории с дневниками. Она словно знала об этом с того самого момента, когда увидела в своем дневнике шоколадный отпечаток. Только не потерять сознания, — повторяла она про себя.
— Фрэнни? С тобой все в порядке?
Голос Ларри. Откуда-то издалека.
Первое предложение дневника Гарольда:
«Самым большим наслаждением для меня в это восхитительное пост-апокалиптическое лето станет убийство мистера Стюарта Мудозвона Редмана; может быть, ее я тоже убью.»
