* * *
Великий князь Пётр Алексеевич, — так теперь величали меня. И только узкий круг, мои, так называемые, «родители», «сестра», да всевластная «тётка» — императрица, знали, что на самом деле я никакой не великий князь, а лишь лицо должное его заменить в общественном сознании. С другой стороны, все полагающиеся отпрыску великокняжеской фамилии почести и привилегии мне достались в полной мере.
Неделя, как меня из госпиталя перевезли сюда, в имение великокняжеской четы и я потихоньку обживался тут, почти не пересекаясь с новоявленной родней, вернее, скажем так, это они не стремились форсировать события, давая мне возможность спокойно освоиться в новом окружении, тем более доктор настойчиво порекомендовала первое время стрессов и волнений не допускать.
Пройдя длинный коридор и толкнув двери спальни, я вошел в собственные покои, чтобы в который раз насладиться зрелищем как с моей кровати резко подрывается одетый в мятую ливрею мой собственный камердинер. Мда. Вот ещё одна привилегия, с которой я не знал что делать.
Фамилию этого, давно разменявшего пятый десяток мужчины, не помнил, казалось, никто, все, от последнего служки до великой княгини называли его просто — Сергеич. И Сергеич этот, доставшийся мне по наследству от прежнего Петра, был тем ещё кадром. Настолько завистливого, озабоченного и истеричного типа я не встречал никогда. И это при полном отсутствии жены и богатом выборе кандидатур на спутницу жизни.
Да, Сергеич жадно облизывал взглядом каждую проходящую мимо бабу. И нет, я не ханжа, но в мире, где женщин не надо уговаривать заняться сексом, подобная озабоченность выглядела странно. Тем более странно, что как я не интересовался, но поймать Сергеича за чем-то большим чем вожделенным воздыханием по объекту интереса так и не смог. В чем причина, этого, я, как не пытался, но пока понять был не в силах.
Мысли, что его все динамят, я не допускал, потому что он одинаково пускал слюни как вслед благородных дам, так и глядя на жопастую и сисястую шеф-повариху поместья, Глафиру, монументальностью форм могущую поспорить с средним мобильным доспехом. Да стоило бы ему хоть раз прямо сказать той же Глафире о своем интересе и из её кровати он бы не вылезал. Но почему-то до этого никогда у него не доходило.
Однажды я застал его за наяриванием писюна в приоткрытую щелку дверей в покои великой княжны, моей «сестры». Косноязычные оправдания слушать не стал.
В следующий раз случайно стал свидетелем разговора с другими слугами, где он пучил глаза и надувал щёки, рассказывая какие вчера-сь встретил сиськи.
А как-то раз, и вовсе, часов после одиннадцати, изучая правое крыло поместья, набрел на стихийный сабантуй в одном из подсобных помещений, где Сергеич выпивал в компании еще парочки слуг мужского пола, во всю заплетающимся языком красочно расписывая какие все бабы стервы.
Любимой фразой Сергеича было, — Это вам не из Семёрочки… — дальше следовало название рандомного продукта низшего ценового сегмента, которую он повторял на все лады по поводу и без.
Но самым финишем было, когда я его застукал нырнувшим по пояс в мусорный бак у задних ворот. Когда он вынырнул оттуда донельзя довольный с чьими-то старыми женскими трусами в руках, я просто молча развернулся и ушел. О чём-то говорить здесь было просто бесполезно.
Как его не выгнали давным давно из великокняжеского поместья? Я, признаюсь честно, терялся в догадках. Но стоило вскользь поинтересоваться этим вопросом у «матери», как мне четко и ясно дали понять, что камердинера сменить не получится. Что ж, придется терпеть.
Вот и сейчас я только вздохнул и произнес, — Сергеич, ты опять?!
— Никак нет, Вашество, — затараторил он, бегом бросившись поправлять и разглаживать смятое покрывало, — показалось что с матрасом что-то не то, решил вот проверить, сам, так сказать, своим телом.
— Ну-ну, — я скептически посмотрел на его растрепанный вид и суетливо бегающие глазки и в который раз мысленно плюнув, распорядился, — Сергеич, давай к начальнице охраны, я планирую выбраться на прогулку после полудня, пусть выделит мне пару вой.
— К Сладомире Игоревне, Вашество? — раскрыв глаза, неуверенно проблеял он.
— К ней, к ней, — кивнул я. Вот кстати, начальница великокняжьей охраны была, наверное, единственной женщиной, которую, несмотря на красоту и стать, Сергеич провожал исключительно полным боязливого уважения взором. Чем уж она его так пугала, не ведаю, но, факт оставался фактом.
Понуро удалившись, камердинер оставил меня одного и я, упав в большое резное кресло, подле письменного стола, в который раз упёр взгляд в большое стрельчатое окно, и стал в который раз обдумывать собственное положение.
С момента покушения, (эх, Арина-Арина), прошло без малого полгода. Исцеление травмы мозга, да ещё в случае с мужчиной, это весьма долгий и муторный процесс. Не то что у женщин, которым неплохо помогала их собственная магия.
Достав из под рубахи просверленную насквозь и повешенную на тонкую цепочку пулю, что врачи извлекли из моей головы, я кривовато и совсем не радостно улыбнулся. Выжил чудом, однако. Столько провалялся в коме, пока, наконец, организм не решил, что я уже здоров. А может и вправду помогла нестандартная методика моего лечащего врача. Как-никак тоже, отчасти, стимуляция мозговых центров.
Какой я вывод сделал от всего этого? Что нефиг пытаться победить женщин на их поле. Вернее мне для этого не хватало кое-каких морально-волевых качеств. Врать самому себе было последнее дело и со вздохом и душевной болью пришло признавать, что армия это не моё. Хотя мобильные доспехи я продолжал любить всем сердцем.
В общем, не быть мне официрой. Хотя может и не надо. Ну попал бы я в армию, а там пять лет по контракту и все эти уставы утром, днем и вечером. Нет уж, пожалуй хватит. Интересно только, как там у девчонок дела и Марины, да и боярыня с Мирославой, наверное переживают. Сам я с ними связаться пока не мог, средств связи и доступа к ЭУМу у меня не было, доктор запретил, а на мой вопрос единственное что ответили, что о моей поправке всем заинтересованным лицам сообщено. Правда и с посещениями обломили, опять сославшись на врачебный запрет, поэтому я и шатался по поместью от нечего делать, изучая новый дом.
Чем-то это напоминало резиденцию Златолесских, а чем-то и отличалось. К примеру гарема тут не существовало как класс. И в целом, как мне объяснили, императорская семья, включая всех великих княгинь, отказалась от подобного уже как лет с восемьдесят. На мой вопрос, как спускает пар та же прислуга женского пола, как и девушки с охраны, выяснил, что большая часть работниц поместья имеет здесь, так сказать, семейный подряд, недаром у нас и слуг мужского пола почти столько же. Поэтому разврата никакого нет, всё в рамках института брака, ну а те немногие, что были пока одиноки, вполне вероятно скоро должны были найти себе пару. Вроде как за этим следила одна из личных секретарей великой княгини.
Хорошая система, но, к сожалению, не работающая в рамках всей страны и благородных родов. При таком соотношении мужчин и женщин, позволить себе иметь равное количество слуг обоего пола могли только великие князья. Так просто проблему гаремов было не решить.
Невольно я поймал себя на мысли, что уже начинаю думать над проблемами страны в целом и улыбнулся сам себе. Там, у эльфиек, это было делом привычным, как-никак, именно я стоял за спиной великой матери, её устами претворяя в жизнь многие политические инициативы.
Не знаю, было ли это действительно всего-лишь больной фантазией моего мозга. Полгода комы для меня растянулись в несколько лет там и воспоминания о планете воинственных эльфиек были настолько живыми и яркими, что я не хотел, просто не мог, воспринимать их как какой-то коматозный бред.
Несколько лет фактического управления целой планетой, сотни проектов, куча интриг, хромающая на обе ноги экономика, будь она неладна, даже парочка задушенных в зародыше бунтов. Я действительно был на вершине политической власти. И теперь, не скованный больше положением гаремной игрушки и не зажатый в уставные рамки погонами официры, я серьезно подумывал на это вершину возвратиться, только теперь здесь, на Земле.
