… — Йорген, милый, ну почему вы такой дикарь? — пристала к нему принцесса Фрида, кузина молодого короля и жена канцлера, махтлагенара Гернота. — Нам всем так не хватает вашего общества…
Ха! Как бы не так — «всем»! Просто канцлер Гернот был человеком хоть и достойным во всех отношениях, но уже очень пожилым. Супруга же его, чудесно сохранившая к тридцати пяти годам красоту молодости, отличалась нравом пылким и страстным, ей нравилось окружать себя юными кавалерами. Те в свою очередь охотно поддавались чарам принцессы, без оглядки бросались в пучину придворных страстей, интриг и сплетен. Но для Йоргена фон Рауха эта стихия была абсолютно чуждой.
— Ах, простите, мадам, — служба! Безопасность короны превыше всего!
В общем, отговорился. Но отдых снова пришлось отложить. Потому что точно знал: обязательно найдутся желающие проверить, как именно провел эту ночь начальник гвардейской стражи, и донести о том принцессе. И если будет обнаружен обман, в следующий раз его точно загонят в бальный зал, не отвертится уже! Принцесса Фрида прекрасно умела решать свои проблемы через кузена-короля.
— Да, — сочувственно покачал головой старший разводящий, выслушав рассказ начальника, — балы — дело мудреное. Я видел раз, как господа танцуют, это ж целая наука! То вправо повернись, то влево, то присядь, то встань, да в собственных ногах надо как-то не запутаться… В дозоре оно, конечно, проще.
— А я бы лучше на бал сходил… — влез в разговор начальников Рыжий Вольфи, самый молодой из гвардейцев фон Рауха. — Тепло, светло, музыка всякая. Бабы… — Тут голос его мечтательно дрогнул.
Тяжелая рука Кнута звонко щелкнула парня по рыжему стриженому затылку.
— Дурень! Какие «бабы»?! «Благородные дамы» надо говорить! И вообще, кто тебе позволил чесать языком в присутствии старших?! Учишь, учишь вас, остолопов деревенских…
— Да ладно, оставь его, — лениво перебил Йорген. — Пусть себе болтает. Скучно! — Порядки в Ночной гвардии всегда были вольными, так было заведено задолго до него, и менять их он не собирался.
Воодушевленный поддержкой высшего начальства, Вольфи принялся самозабвенно болтать. Он вспоминал свою деревню Плешивые Холмы в ландлаге Морунг, откуда был завербован обманом и забрит в рекруты, имея неполных шестнадцать лет от роду. Должно быть, парень здорово скучал по родному дому. Йоргену довелось однажды проезжать по тем местам — они показались ему бедными и унылыми. Но по словам Вольфи выходило, что нет во всем королевстве более благодатного края. Там и воздух особенный, и вода вкусна необыкновенно, и земля родит богато, и народ живет добрый, а ночных тварей вовсе мало — хоть возле кладбища после заката гуляй! А уж какие пляски молодежь устраивает на лугу в майскую ночь — никакие балы с ними не сравнятся! А что после тех танцев творится по окрестным кустам и сеновалам…
Но как раз этого-то, самого интересного, слушателям и не пришлось узнать. Разводящий вновь треснул юнца по затылку: должен иметь соображение, какие разговоры дозволено вести в присутствии знатного господина, какие нет, дабы не оскорбить его благородный слух.
На самом деле благородный слух Йоргена фон Рауха, проведшего в войсках ровно десять лет из своих двадцати, уже ничто не могло оскорбить. Но вмешиваться, снова возражать Кнуту он не стал: старому служаке виднее, как правильно учить молодых солдат.
Рыжий Вольфи покорно умолк. Стало еще скучнее.
…Квартал за кварталом вышагивали стражники по вдоль и поперек исхоженным улицам столицы, громыхали сапогами по брусчатке площадей, увязали в грязи переулков и подворотен. До захода солнца оставалось не меньше часа, и дела у них пока не было, кроме как патрулировать на виду у подданных королевства, чтобы те знали: не спит Ночная гвардия, бережет их покой.
Красное солнце скатывалось все ниже к горизонту. Последние прохожие торопились по домам. Лязгали кованые створы ворот, гремели замки, хлопали тяжелые ставни. Город стремительно пустел.
И только на подходе к рыночной площади наблюдалось необычное для позднего часа оживление. Что-то происходило там, скрытое от взоров стражи спинами зевак.
— Р-разойдись! — громко скомандовал старший разводящий. — А ну по домам все! Жить надоело?!
Люди послушно бросились врассыпную, скрылись с глаз. На площади осталось стоять четверо, они тянули за руки пятого, распростертого на камнях, окровавленного.
— Кто такие? Что творите? Почему беспорядок? — подбавил рыку Кнут.
Четверо отпустили свою жертву, замерли в смиренных позах — знали: с Ночной стражей шутки плохи. Это были дюжие мужики с широкоскулыми лицами уроженцев Дальних Степей, одетые как торговцы, но вооруженные плетками и ножами.
— Да вот, раба бьем, добрые господа! — заискивающе доложил один удивительно тонким голосом.
«Евнух, что ли?» — подумал Йорген с неприязнью.
— Раб едва не сбежал! Поймали, хвала Небесам, теперь учим, — подал голос второй. — Не извольте беспокоиться, добрые господа, сей минут всё приберем! — Он грузно опустился на колени и принялся тереть залитую кровью брусчатку полой своего длинного степного одеяния.
Остальные кинулись ему помогать. Стало противно.
— Да тьфу! — плюнул ланцтрегер. — А ну прекратить! Встать!
Степняки перестали ползать по камням, но на ноги не поднялись, остались стоять на коленях.
— Хозяин где? — Йорген смекнул наконец, что это за народ. Надсмотрщики за рабами. Возможно, сами из их числа — что с ними разговаривать?
Хозяин, крошечный пожилой человечек, смуглый и с бритой головой, явный уроженец Иферта или Хааллы, уже спешил на выручку своим людям, семенил через площадь со стороны торговых складов. Да, живой товар на столичном рынке хранили там же, где и неживой, — в складских помещениях, совершенно для этой цели не приспособленных. И сколько ни жаловались арендаторы, сколько ни толковали о том, что надо бы выделить под рабов отдельные каморы, потому что всякий другой товар после них пропитывается тяжелым духом, дальше разговоров дело не шло.
— Бегу, бегу! Туточки я, добрый господин!
Хозяин упал на колени рядом с надсмотрщиками, ткнулся лбом в землю, оттопырил зад — вот поганая южная привычка! Право, избитый раб сохранял больше достоинства, нежели жалкий его владелец!
Должно быть, это воспитание светлых альвов дало о себе знать. Вместо того чтобы отчитать торговца за нарушение порядка и взять с него положенное взыскание в размере пяти серебряных монет, Йорген задал вопрос, неожиданный прежде всего для самого себя:
— Сколько стоит твой раб?
Если и был удивлен поведением начальника кто-то из сопровождавших его подчиненных, то виду не подал — он благородный, ему виднее. У торговца же от изумления глаза полезли на лоб. Он хорошо знал хищную породу городских стражей, ждал — бить будут, а то и золота потребуют отсыпать. А вместо того…
