Видимо, Ира потеряла сознание, потому что следующим, что она увидела, был потолок гостиной. Она лежала на тахте, а в комнате были люди в милицейской форме. В углу, где раньше был телевизор, на стуле сидела мать, которая обхватила голову руками и тихо раскачивалась из стороны в сторону. Рядом с ней на планшетке что‑то писал их участковый.
Перед тем как милиция закончила работу, тело отчима положили на носилки и куда‑то унесли. Когда уходили, забрали мать, а старший лейтенант, руководивший осмотром места преступления, отпустил понятых и обратился к подошедшей Анне Петровне:
— Мы уже здесь закончили. Вы не могли бы как‑то организовать там уборку силами соседей? Я понимаю, что неприятно, но не девочке же такое убирать? Сейчас уже поздно, а завтра ею займутся те, кому следует.
— Я все уберу сама, — успокоила его женщина. — Я хотела у вас узнать, не смогу ли я взять Ирину к себе?
— Этот вопрос не ко мне, — ответил офицер, — но, если вы ей не приходитесь девочке родственницей, вряд ли вам ее отдадут.
Уже был час ночи, а Ира все никак не могла заснуть. Завтра ее заберут в детский дом, и больше не будет своей семьи, даже такой ущербной, какая была до сих пор.
Когда участковый собрался уйти, он задал ей вопрос, остались ли близкие родственники.
— Живы родители отца, — ответила девочка. — Только им уже много лет, а после того как мама вышла замуж за Николая, они с ней поругались и больше не поддерживают с нами отношения.
— Что, больше никого нет?
— Есть еще тетя, но у нее для меня нет условий. Мы уже с ней об этом говорили.
Тетка приезжала пару месяцев назад, когда мать была еще во вменяемом состоянии, но уже было видно, к чему все идет. Она тогда матерно поругалась с мамой, после чего пришла в комнату к племяннице и, прижав ее к себе, говорила, вытирая текущие из глаз слезы.
— Вот ведь дрянь, прости Господи! Всегда была такой бесхребетной. С кем поведется, от того и наберется. Уж не знаю, что твой отец в ней такого нашел! Кончится все это плохо, а для тебя, скорее всего, детским домом. Я бы тебя с радостью забрала к себе, но просто некуда. Ты же знаешь, как мы живем. Трое мальчишек и муж, и все в двух маленьких комнатах. Да и зарплата у моего Петра маловата, а я пока не могу работать. Ты уж крепись, милая. Если будет совсем невмоготу, лучше сама сходи в милицию. Детский дом гораздо лучше того, что я у вас увидела. А ведь лучше не будет, Ира, будет только хуже! Ничего, пять лет это еще не вся жизнь. А там станешь самостоятельной, да и я, как младшие подрастут, пойду работать и смогу тебе материально помочь. А наше государство о детдомовских заботится: и работу предложат, и общежитие дадут. Ты девочка умная и красивая — не пропадешь!
Она знала, что Надежда говорит правду и действительно ее жалеет.
— Может быть, на ночь пойдешь к нам? — оторвав ее от воспоминаний, предложил участковый. — У меня дома есть где переночевать.
— Спасибо, дядя Леша, — поблагодарила она. — Я сегодня и здесь переночую. Вы не беспокойтесь. Не скажите, что будет с мамой?
— Посадят однозначно, — вздохнул он. — Все квалифицируют как пьяную драку с превышением пределов необходимой обороны. Твои показания следствие приобщит к делу, так что, может быть, срок немного скостят.
Захотелось пить, и Ира отбросила махровую простыню, которой укрывалась летом, и прошла на кухню. Из всей посуды остался старый эмалированный чайник и пара алюминиевых кружек. В чайнике еще была кипяченая вода, которую девочка налила себе в кружку, и присела на табурет, стараясь не наступать на то место, где раньше была лужа крови. Шум за спиной заставил ее испуганно вздрогнуть и обернуться. Прямо над тем местом, где раньше лежало тело, теперь отчетливо была видна радуга, свернутая в круг метров двух в диаметре. В самом центре этого цветного пятна что‑то темнело. При взгляде на это разноцветное чудо у девочки закружилась голова. Было такое впечатление, что она перегнулась через перила и смотрит в глубокую пропасть. Головокружение усиливалось еще и из‑за того, что разноцветные круги вращались с большой скоростью. В центре пятна что‑то шевельнулось, притянув к себе взгляд. Всмотревшись, девочка увидела крошечное изображение женщины, одетой в очень длинное темное платье. Внезапно изображение начало стремительно расти, пока не превратилась в настоящую старушку, а радужный круг за ее спиной сжался и исчез. Ира во все глаза смотрела на гостью. Лицо женщины с тонкими, некогда красивыми чертами было все испещрено морщинами, а густая грива волос, собранная сзади в обычный «конский хвост», белела сединой. Одета она была в черное бархатное платье, подолом которого за малым не мела пол, а голову покрывал небольшой берет из той же ткани. Никаких украшений на ней Ира не увидела, если не считать высокого стоячего воротника с кружевными вставками и золотым шитьем.
— К тебе можно зайти? — услышала девочка.
Хотя губы гостьи были крепко сжаты, у Иры почему‑то не возникло ни малейшего сомнения в том, что говорила именно она.
— Конечно, можно, — ответила девочка. — А зачем вы спрашиваете, если уже все равно зашли?
— Так получилось, — на лице старушки появился намек на улыбку. — Врата нельзя держать долго. Ответь на вопрос: здесь недавно пролилась кровь?
— Да, — ответила Ира. — Сегодня моя мать зарезала отчима. А почему у вас не открывается рот?
— Я не знаю вашего языка, а ты — моего. Пока мы можем разговаривать только так. Ты дворянка, девочка?
— Я не знаю, — сказала Ира. — Я похожа на папу, а Волковы — это дворянская фамилия. Только у нас уже пятьдесят лет нет никаких дворян. Отец мне по этому поводу ничего не говорил. Раньше за подобное родство можно было пострадать. Сейчас за такое не наказывают, но все равно это не то, чем принято хвастать.
— Тонкие черты лица, большие глаза, лебединая шея, — гостья внимательно изучала девочку. — Стройная фигура и тонкая кость. В тебе, вне всякого сомнения, течет благородная кровь. Ответь мне, девочка, ты счастлива?
— Я так счастлива, что впору сдохнуть! — ответила Ира. — Мне в жизни уже настолько все безразлично, что я даже вас не боюсь, кем бы вы ни были. Вы ведь ведьма?
На этот раз гостья улыбнулась по–настоящему.
— Кем только меня не называли! — сказала она. — Называли и так, только все это неправда. Я принадлежу к знатному роду и владею тайными знаниями. В остальном я обыкновенная женщина. И я не служу темным силам, хотя временами они служат мне. Главное в нашей жизни, девочка, это не средства, а та цель, для выполнения которой они привлекаются. Злом можно творить добро и наоборот. Но об этом можно поговорить потом, если ты примешь мое предложение.
