Тамара поразмышляла и достала из рюкзачка маленький удобный топорик. В родном мире Тамары милиция в заповедник не заглядывала, и от пьяных чужаков тетки умели отбиваться сами. Вот такими туристическими топориками, жестоко и без размышлений. А как иначе? Кругом лес, безлюдно, а придурки от вседозволенности быстро звереют. Приходилось пару раз и Тамаре "дрова колоть". Один подлечился, стал ходить на скалы, но Тамару оббегал по другой границе заповедника. Судьбой прочих она не интересовалась.
Каэдрон не испугался. Правда, и не орал, просто выглядел немного озабоченным. Без лишних разговоров Тамара взмахнула топориком, целя по контуру. Лезвие острое, чего-нибудь да найдет. Парень мягко отступил.
— Я — Владыка! — напомнил он.
Не понял? Что ж… Новый блеск лезвия, еще шаг назад, и еще… Она загнала его в чащу. Юношу явно поразило, с какой молчаливой сосредоточенностью она старалась ему что-нибудь отрубить. По крайней мере, перестал пугать, что Владыка. Молча отступал, а затем вообще шагнул куда-то вбок, за ствол, за куст — и пропал. Вот и ладно, одной проблемой меньше.
Могла она уйти от него по скале? Да. Но потом была бы вынуждена от него всегда прятаться. А так пусть прячется он.
Дубы расступились, и сразу кончилась Незримая Тропа. Далее шел обычный торговый путь. Каэдрон шагал широко, сдерживая желание взлететь. Один раз он по молодости сделал так — замковых коров собирали по лесам неделю. И отец сказал тогда строго:
— Полеты — за Незримой Тропой!
А уж если отец сказал строго…
Повстречалась бригада плотников из деревни. Опять кто-то погорел, пошли отстраивать недотепу. Мужики шли быстро, деловито. Значит, отец в замке.
Стражники у ворот подобрались при виде хмурого юного Владыки, сверкнули белизной доспехов. Охраняла замок свирепая храмовая стража, потому что своей гвардии у Драконов никогда не было, да и к чему она им? Однако новый Дракон отличался странной человечностью, не вызывал вокруг себя волн панического ужаса — и замковое добро теперь приходится стеречь. Северные мужички — людишки ушлые, могут и у Дракона спереть что плохо берегут.
Каэдрон нашел взглядом командира стражи.
— Быстрюк, старшину шахтерского поселка немедля к отцу!
Смуглый вислоусый крепыш тотчас что-то крикнул посыльному гортанным голосом, и тот умчался на конюшню.
— И говори по-русски! — рявкнул мгновенно взбеленившийся Каэдрон. — Здесь тебе не Молдавия! Спалю!
В угрюмой тишине юный Дракон прошел во двор, где его и нагнал старый воин, бывший когда-то наставником маленького Владыки.
— Простите Быстрюка, Владыка! — посоветовал он. — Посыльный у нас недавно, по-русски понимает только маты.
— На Теплый Берег его! — проворчал Каэдрон. — Там же висит заклятие универсального перевода?
Воин хмыкнул. Каэдрон тоже. Об универсальном переводчике они оба были не лучшего мнения.
Новый Дракон, как обычно, стоял в башенном зале у одного из стрельчатых окон. Стоял, смотрел на южную дорогу и молча ждал. Пятнадцать лет все время для размышлений он провел здесь, глядя на дорогу. Это стало привычкой, все знали о ней, но мало кто знал, что это значит. Лой Ивер, глава клана Кошек, конечно, знала.
— Все ждешь? — проворчала она. — Я убью эту рыжую мерзавку, пусть только вернется! И где, интересно, ее до сих пор носит? Пятнадцать лет! Даже мы, Кошки, великие гулены, не позволяем себе…
Дракон усмехнулся, и Кошка невольно осеклась. Он, конечно, человечный Дракон, но лучше не рисковать по глупости.
— Ты до сих пор считаешь, что она жива? — спросила Лой после долгого молчания.
— Нет, — сказал Дракон не оборачиваясь. — Я просто стою у окна.
— Ты всегда будешь ждать свою Тэль, — вздохнула женщина. — Уж такие вы, Драконы. Однолюбы. А мы, Кошки, как последние дуры, все крутимся рядом…
В ее голосе зазвенела слезинка.
— Каэдрон идет, — заметил Дракон. — А злой-то какой! Как бы стражу не спалил.
— Где? — с любопытством высунулась Лой, слез как не бывало. — Ух, ты, мой котеночек! А подрос-то как! А вышагивает! У, котяра!
— Подрос, — усмехнулся Дракон. — Просится на знаменитые балы Кошек.
— Нет, — помрачнела женщина. — И еще раз нет. Если клан признает в нем своего — это станет концом клана и соответственно началом всеобщей войны. Он лидер, и он сильнее меня! С его фамильным бешенством до войны один шаг. Нет уж, Кошками должны править Кошки! А как хотелось бы привести его в бальный зал и крикнуть всем:
— Смотрите, какой у меня Котенок!..
Но нет… к клану я его не пущу.
— Отец! — влетел в зал Каэдрон. — У нас объявилась… О-о! Тетя Лой! Вот вы и объясните, наконец, почему это мне нельзя на ваши балы! Давно хотел узнать, кто против, отец или глава клана Кошек? И, главное, почему?
Женщина с нежностью разглядывала его, и юноша недоуменно замолк.
— Я скажу ему, — наконец решилась женщина. — Я больше не могу обманывать!
Дракон хмыкнул и кивнул.
— Тебе нельзя туда, — вздохнула Лой и взяла юношу под руку. — Против и отец, и я. А когда узнаешь, против будешь и ты.
— Узнаю — что?
— Что Дракон ты — наполовину. А наполовину… нет, не Неведомый! Наполовину ты Кот. Если клан тебя признает, то пойдет за тобой, а не за мной, потому что ты — самый сильный Кот, лучший из всех! Но клан тебе отдавать нельзя, ты его погубишь со своей драконьей вспыльчивостью, обидчивостью, слепым бешенством! Ведь ты только для Кота взрослый, а в Драконах тебе еще расти и расти! Расти, мой котенок, набирайся мудрости! А я… я буду рядом… иногда…
Лой всхлипнула и выбежала из зала.
После угрюмого молчанья Каэдрон наконец буркнул:
— Вот спасибо за подарок к совершеннолетию. И что мне теперь?…
— Ты хотел сказать, у нас объявилось что-то, — неловко напомнил Дракон.
— А, пустяки. На скалах объявилась женщина… наверно, все же женщина… Ну, рядом с ней никакая магия не работает.
— Совсем никакая?!
— Ага. Я даже в себя не смог перекинуться, хотя очень старался. Она хотела зарубить меня топором.
Подавленный нюансами своего происхождения, Каэдрон ушел, даже не заметив, в каком состоянии оставил отца.
Поселок был самым обычным вроде, но что-то цепляло глаз. Наконец Тамара поняла, что именно. Рядом с домами не было огородов. Цветы, деревья — это да, этого хватало, но не грядки. Совсем как на сытом буржуазном Западе. И сами дома: добротные, кирпичные, с резными наличниками, изящными крылечками, точеными балясинами — но скромненько небольшие. Как будто никто не хотел выделяться, в отличие от родного мира Тамары. Хотя…за лесом поднимались к небу остроконечные крыши особняка. Значит, и здесь есть свои богатенькие.