Люди замерли, боясь шевельнуться, могильная тишина повисла над площадью Правосудия. Внезапно ее нарушил удар колокола главного церковного собора, он прозвучал как зловещий раскат грома — вестника бури.
Стражники открыли замок клети, распахнули тяжелые створки. Повинуясь легкому знаку руки Архипрелата, двое из воинов зашли в клеть, отомкнули замки цепей, и под рев и крики беснующейся толпы вывели некроманта наружу.
— Отродье Тьмы! Нежить! Тварь!
Крики неслись со всех сторон. Некромант хранил молчание. Ведомый на цепи двумя закованными в броню воинами, окруженный со всех сторон копейщиками, он шел на плаху.
Архипрелат проводил его странным взглядом, взглядом вселенской обреченности, словно его самого должны были казнить, здесь и сейчас.
«Так вот она какая, плаха площади Правосудия, города Аркина, обители зла. Похоже, что здесь собрались все жители, посмотреть на казнь, насладиться моим мучением, потешить свой слух криком боли. Увидеть лик смерти. Люди неизменны в своих привычках. Знали бы они, что я иду на это добровольно. Стоят ли они того? Решать не мне, назад пути нет»
Некроманта провели к центру помоста, где у огромного черного креста, в виде буквы X копошились несколько профосов.
Экзекуторы, монахи, во главе с Архипрелатом взошли по ступеням вслед за некромантом. Расположившись перед ним полукругом, они терпеливо ждали, пока дюжие профосы не закончили прибивать звенья цепей в камень помоста.
Вперед вышел один из святых братьев, невысокий полный монах с гладко выбритой головой. Его маленькие, полные ненависти глаза насквозь буравили некроманта.
— Назови нам имя свое, — начал экзекутор.
— Трой, — помедлив, ответил некромант.
— Отвечай, как есть, прямо и без утайки, — продолжил экзекутор.
— Веришь ли ты в бога истинного, Спасителя нашего.
— Да, верю, — ответ некроманта утонул в реве толпы.
— Тише! Тише! Дети мои, — экзекутор, воздев руки к небу, успокаивал разбушевавшихся людей.
— Мы, преданные служители правой церкви, выведем сего малефика на чистую воду.
Дождавшись, пока толпа успокоится, он продолжил:
— Раз ты веришь в Спасителя, то ответь мне, отринешь ли ты Тьму. Отречешься ли ты от богопротивного промысла своего — шевеления мертвых и могил разорения. Отвечай!
— Нет, — ответ некроманта прозвучал как раскат грома над затихшей толпой.
— Как так? — продолжил допрос экзекутор. — Ты говоришь, что веришь в Спасителя нашего, и во Тьму. Ты противоречишь сам себе, этого не может быть. Есть Свет и Тьма, выбери только одно.
Некромант медлил с ответом. Окинул площадь задумчивым взглядом. Но затем словно выплеснул все то, что у него накопилось:
— Что есть Свет, а что есть Тьма, не понять нам никогда. Бог один, имен не счесть, выбирай все те, что есть. Все зависит от тебя. Назови Его ты Злом, назови Его Добром. Он одарит, позови, и открой врата души. Если черен ты внутри, Мрак затянет, засосет, сердце демон заберет. И не смей тогда пенять, волком выть, жизнь проклинать. Будет вечным выбор твой, будь всегда самим собой.
Некромант замолчал.
Все собравшиеся на площади, стояли пораженные как громом, первым тишину нарушил Архипрелат:
— Сын мой, ты хочешь сказать, что Спаситель наш, может быть и Злом, и Добром одновременно. Словно поворачивая грань одного алмаза.
Но тогда зачем нужны храмы? Откуда они? И мы, слуги ее верные. Ведь без нас, священников да монахов, чада Спасителя, — Архипрелат обвел рукой, крестя добрую половину собравшихся на площади.
— Все эти люди не смогут услышать слово бога истинного – Спасителя нашего.
— Чушь! — слово некроманта хлестнуло Архипрелата как бич.
— Спаситель не живет в храмах и соборах, и вы не наместники Его на земле. Он живет внутри каждого из нас. Ей, слышите ли вы меня!
Крик некроманта, пронеся над головами замерших и внимающих его словам людей. Вопреки их ожиданиям небеса не покарали его, он не провалился сквозь землю, а все также стоял с гордо поднятой головой.
— Мы сами выбираем, кем нам быть. Спаситель лишь дает нам то, что мы просим. Он ни есть, ни черное, ни белое, он другой. Зло и добро, свет и тьма переплетены вместе, мы лишь определяем его величину на весах совести и становимся тем, кто мы есть на самом деле.
— А храмы, — некромант недобро усмехнулся. — Храмы выдумали люди, и нет там Спасителя.
Толпа молчала ни слова, ни звука, могильная тишина витала над площадью Правосудия. Ее нарушил голос Архипрелата.
— Чадо мое, ересь твоя безгранична и граничит с безумием, и посему ее надо выдрать с корнем. Мы не просто казним тебя, темного мага, малефика, мы уничтожим болезнь, болезнь ереси, что лживым потоком лилась из твоих ядовитых уст.
Архипрелат выдержал паузу.
— Распять его на кресте — древа мертвых.
Толпа, словно очнувшись от сна, разом взревела. Подобной казни Аркин еще не знал. Древо мертвых, страшное порождение Змеиного леса. Даже высохшее, стоит пролить на него несколько капель крови, быстро оживает и пожирает свою жертву заживо.
Дюжие профосы, в красных кожаных колпаках с узкими прорезями для носа и рта, делающими их похожими на мертвецов. Расковав некроманта, быстро прикрутили его руки и ноги ремнями к кресту. Приготовили молотки, достали длинные, стальные клинья.
Архипрелат, отделившись от своей свиты, вплотную подошел к некроманту и очень тихо, так что бы его никто не услышал, сказал:
— Сын мой, ты можешь кричать, в этом нет позора.
— Отец, я знаю.
Архипрелат перекрестил некроманта и удалился. Никто не заметил, что его глаза подозрительно блестели.
Профосы терпеливо ждали, пока Архипрелат со своей свитой не занял положенное место — на балконе главного аркинского собора. Уже оттуда он подал знак.
Раздалась частая барабанная дробь, четыре палача, поигрывая вздутыми мышцами рук, приложили острия клиньев к ладоням и ступням некроманта, замахнулись молотками.
Поглощенная предстоящим зрелищем толпа, не обратила внимание, как над площадью появились черные тучи, словно само небо хмурилось в ожидании казни. Тьма сгустилась, приближалась буря.
«Началось. Так вот оно какое, древо мертвых. Твердая, черная кора, похожая на старческую сморщенную кожу. Вся изрезанная трещинами, разводами, похожими на странные узоры или письмена. Странно, мне совсем не страшно, а ведь то, что мне суждено испытать, выдержать невозможно. Поедание заживо, быть втянутым внутрь ствола, чувствовать, как тебя рвут на части острые волокна древа, разъедает плоть ядовитый сок. Но я готов к Испытанию. Люби боль и боль полюбит тебя. Спаситель, храни меня».
