— Мне казалось, нас интересует оазис Даллабад, — вместо этого произнес Энтрери.
Шалази вздохнул.
— Столько интересных тем, — произнес он, — и Даллабад не из их числа, к сожалению.
— Это ты так думаешь.
— За двадцать лет там ничто не изменилось, — ответил Озуль. — Столько времени прошло, а там не случилось ничего такого, что было бы известно мне, но не известно тебе.
— Коготь Шарона по-прежнему у Корина Сулеза?
— Само собой, — со смешком подтвердил Шалази. — По-прежнему, и так будет всегда. Он служит ему уже несколько десятков лет, а когда Сулез умрет, один из тридцати его сыновей завладеет им, если только напористая Адания Сулез не опередит его. А дочка Корина ох как честолюбива! Если ты пришел затем, чтобы узнать, не расстанется ли он с оружием, то уже знаешь ответ. Так что лучше поговорить о более интересных вещах, например о гильдии Басадони.
В тот же миг взгляд Энтрери стал свинцовым.
— Ну, с какой стати старик Сулез его продаст? — всплеснув тощими ручонками, совершенно нелепыми в сравнении с огромной головой, воскликнул Шалази. — Друг мой, ты что же, хочешь попытаться в третий раз? Да-да, в первый раз ты еще был сопляком с сотней золотых в драном кармане — тебе, небось, Басадони их дал?
Энтрери невольно вздрогнул, даже, несмотря на то, что знал: Озуль, как никто в Калимпорте, умеет делать правильные выводы из невольных движений. Но это напоминание в сочетании с событиями последнего времени больно кольнуло его. В самом деле, в тот, теперь уже далекий день паша Басадони дал своему подававшему большие надежды протеже деньги, причем без всяких условий, просто в подарок. Секунду поразмыслив, Энтрери вдруг осознал, что старик Басадони был единственным человеком, когда-либо что-либо давшим ему не ожидая ничего взамен. А он убил его несколько месяцев назад.
— Да-да, — припоминал Шалази, словно разговаривая сам с собой, — снова ты заговорил о мече вскоре после падения паши Пуука. О вот это было крушение!
Энтрери вперил в него тяжелый взор. Шалази, вдруг сообразив, что ведет себя слишком нагло с опасным убийцей, неловко кашлянул.
— Тогда я сказал тебе, что это невозможно, — добавил он. — Ничто не изменилось.
— Но теперь у меня больше денег, — невозмутимо заметил Энтрери.
— Всего золота мира было бы мало! — воскликнул торговец.
— А ты знаешь, сколько золота во всем мире, Шалази? — с непоколебимым спокойствием возразил убийца. — А знаешь ли ты, сколько денег в сундуках дома Басадони?
— Хочешь сказать, дома Энтрери? — уточнил хитрец.
Когда убийца не стал его разуверять, Шалази вытаращил глаза. Вот оно, все равно как если бы Энтрери признался вслух — на это проныра даже не надеялся. Давно уже ходят сплетни, что старого Басадони нет в живых, а Шарлотта Весперс и другие главы гильдии всего лишь марионетки, которых дергает за нитки Артемис Энтрери.
— Коготь, Шарона, — протянул Шалази, расплываясь в улыбке. — Значит, за троном Басадони стоит Энтрери, а за Энтрери… ну, понятное дело, маг, если уж тебе позарез нужен этот меч. Похоже, маг становится опасен, да?
— Гадай, если хочешь.
— А если угадаю?
— Если так, то я убью тебя, — невозмутимо промолвил Энтрери. — Переговори с шейхом Сулезом. Узнай цену.
— Нет ему цены.
Энтрери прянул вперед быстрее, чем кот за мышью. Он приблизил лицо к лицу Шалази, одной рукой ухватив его за плечо, а в другой зажав смертоносный кинжал.
— Что ж, это плачевно, — прошипел он. — Для тебя.
Отпихнув торговца, убийца выпрямился и огляделся, как проголодавшийся хищник в поисках жертвы. Еще раз мельком взглянув на Шалази, он вышел из-под навеса на оживленную рыночную площадь.
Успокоившись и прокрутив всю встречу в уме, Энтрери мысленно обругал себя за несдержанность. Внутреннее напряжение уже прорывалось наружу. Столь настойчивое стремление купить Коготь Шарона яснее ясного давало понять, что именно его гнетет. Этот меч, к которому полагалась еще защитная перчатка, был создан специально для сражений с магами.
Может, с его помощью можно биться и с псиониками?
Потому что мучителями Энтрери были чародей Рай'ги и псионик Киммуриэль, приближенные главаря Бреган Д'эрт Джарлакса. Убийца всей душой ненавидел обоих, но главное — это чувство было взаимным. Хуже всего, что единственной защитой Энтрери оставалось только расположение к нему Джарлакса. Он и сам, к собственному удивлению, проникся доверием к лысому наемнику, однако глупо рассчитывать, что его покровительство будет длиться вечно.
В конце концов, всякое случается.
Энтрери необходима надежная защита, но взяться за дело надо с умом и терпением, тщательно заметая следы, как он поступал на протяжении многих лет. Выживая на опасных улицах Калимпорта, он научился так превосходно смешивать правду с ложью, что ни друзья, ни враги не могли распутать его сети. Если правда известна только тебе, и никому больше, тебе и править бал.
Отрезвив себя такими мыслями, он решил, что не совсем удачную встречу с ушлым торговцем можно считать первым предостережением. Выжить в борьбе с темными эльфами можно, лишь сохраняя полнейшее самообладание. Шалази и впрямь сделал верные выводы, по крайней мере, отчасти, и наверняка выгодно продаст свои соображения любому, кто предложит хорошую цену. А в Калимпорте многие жаждут узнать, в чем же тайна столь стремительного взлета гильдии Басадони.
Шалази почти понял это, так что мог бы подтвердить общие подозрения: за этим взлетом стоит великий маг или даже гильдия чародеев.
Энтрери, несмотря на невеселое настроение, хихикнул, представив себе, как вытянулось бы лицо у Озуля, узнай он, что на самом деле за троном Басадони стоят темные эльфы, которых в Калимпорте уже целая армия!
Хотя, конечно, он не зря пригрозил, что убьет его. Если не он сам, то-любой из тысячи подчиненных Джарлакса прикончит Шалази, если ему удастся связать все воедино.
Шалази Озуль еще долго сидел за маленьким столиком, обдумывая все подробности встречи, каждый жест и каждый взгляд. Он понимал, что догадка о маге, способствовавшем взлету дома Басадони, верна, однако ничего нового в этом не было. Простой здравый смысл подсказывал, что достичь таких высот, истребив при этом половину конкурирующих домов, невозможно без помощи волшебства.
Шалази поразило не это, а столь нехарактерная несдержанность Энтрери.
Никогда прежде этот страшный убийца, тень самой смерти, превосходно державший себя в руках при любых обстоятельствах, не выказывал такого внутреннего беспокойства — или, быть может, страха? Разве когда-нибудь Артемис Энтрери опускался до угроз? Нет, он умел сказать все одним своим жутким взглядом. А если обидчик не понимал, никаких тумаков, тычков и побоев не следовало — он погибал мгновенно.
