Дня через три после этой встречи Чарли услышал, что его возлюбленная с великой скорбью в сердце рассталась с Милягой и теперь нуждается в нежной заботе. Он поспешил предоставить требуемое, и она отдалась уюту его преданности с легкостью, говорившей о том, что его мечты об обладании ею были построены на прочном фундаменте.
Его воспоминания о тогдашнем триумфе были, разумеется, испорчены ее уходом, и теперь уже на его лице появилось то самое голодное, тоскующее выражение, которое он впервые увидел на лице Фьюри. Ему оно шло гораздо меньше, чем Захарии. Роль призрака была не для него. В свои пятьдесят шесть лет он выглядел на шестьдесят или даже старше, и, насколько худощавыми и изысканными выглядели черты Миляги, настолько его черты были крупными и грубыми. Его единственной уступкой собственному тщеславию были изящно завивающиеся усы под патрицианским носом, которые скрывали верхнюю губу, казавшуюся ему в дни молодости двусмысленно пухлой, в то время как нижняя губа выпирала вперед вместо несуществующего подбородка.
И теперь, путешествуя по темным улицам, он заметил в оконном стекле свое отражение и с горечью принялся изучать его. Каким посмешищем он был! Он залился краской при мысли о том, как бесстыдно красовался он, шествуя под руку с Юдит, как он шутливо говорил о том, что она полюбила его за чистоплотность и за то, что он хорошо разбирался в биде. И те самые люди, что внимали этим шуткам, теперь уже смеялись над ним по-настоящему, называли его шутом. Это было невыносимо. Он знал только один способ, как смягчить боль от пережитого унижения – наказать ее за преступный уход.
Ребром ладони он протер стекло и посмотрел из окна.
– Где мы? – спросил он у Чэнта.
– На южном берегу, сэр.
– Да, но где именно?
– В Стритхэме.
Хотя он много раз ездил по этому району (здесь неподалеку был расположен его склад), он ничего вокруг не узнавал. Никогда еще город не казался ему таким враждебным, таким уродливым.
– Как по-вашему, какого пола Лондон? – задумчиво произнес он.
– Никогда об этом не задумывался, – сказал Чэнт.
– Когда-то он был женщиной, – продолжил Эстабрук. – Но, похоже, теперь в нем не осталось уже ничего женского.
– Весной он снова превратится в леди, – ответил Чэнт.
– Не думаю, что несколько крокусов в Гайд-парке в состоянии что-либо изменить, – сказал Эстабрук. – Он лишился своего очарования, – вздохнул он. – Долго еще ехать?
– Около мили.
– Вы уверены, что этот ваш человек будет там?
– Конечно.
– Вы ведь часто этим занимались? Все это между нами, разумеется. Как вы себя назвали... посредником?
– Ну да, – сказал Чэнт. – Это у меня в крови. – Кровь Чэнта была не вполне английской. И его кожа, и его синтаксис говорили о наличии иноземных примесей. Но даже несмотря на это, Эстабрук начал понемногу доверять ему.
– А вас не разбирает любопытство? – спросил он у Чэнта.
– Это не мое дело, сэр. Вы платите за услугу, и я оказываю ее вам. Если бы вы пожелали сообщить мне причины...
– Вообще-то, я не собираюсь этого делать.
– Я понимаю. Стало быть, мне нет смысла расспрашивать вас о чем бы то ни было, так ведь?
Чертовски верная мысль, – подумал Эстабрук. Никогда не желать невозможного – надежный способ для достижения душевного покоя. Ему стоило бы изучить его еще в молодости, когда еще было для этого время. Нельзя сказать, чтобы он требовал удовлетворения всех своих желаний. Он никогда, например, не был настойчив с Юдит в сексе. В сущности, он получал столько же удовольствия от простого созерцания ее, как и от любовного акта. Ее облик пронзал его, и получалось так, будто она входила в него, а не наоборот. Возможно, она поняла это. Возможно, она убежала от его пассивности, от той расслабленности, с которой он подставлял себя под уколы ее красоты. Если это действительно так, то тем поступком, который он совершит сегодня ночью, он докажет, что она была не права. Нанимая убийцу, он утвердит себя. И умирая, она осознает свою ошибку. Эта мысль принесла ему удовлетворение. Он позволил себе едва заметную улыбку, которая тут же исчезла с его лица в тот момент, когда он почувствовал, что машина замедляет свой ход, и сквозь замерзшее стекло увидел то место, куда привез его посредник.
Перед ними возвышалась стена из ржавого железа, расписанная граффити. В некоторых местах зазубренные куски железа отстали, и сквозь образовавшиеся дыры просматривался грязный пустырь, на котором было запарковано несколько фургонов. Судя по всему, это и был конечный пункт их путешествия.
– Вы случайно в уме не повредились? – сказал он, наклоняясь вперед, чтобы взять Чэнта за плечо. – Здесь небезопасно.
– Я обещал вам лучшего убийцу во всей Англии, мистер Эстабрук, и он здесь. Верьте мне, он здесь.
Эстабрук зарычал от ярости и разочарования. Он ожидал укрытого от посторонних глаз места – зашторенные окна, запертые двери, – но никак не цыганского табора. Слишком людно и слишком опасно. Не будет ли это торжеством иронии – быть убитым на тайной встрече с убийцей? Он откинулся назад на скрипящую кожу сиденья и сказал:
– Вы меня подвели.
– Я обещал вам, что этот человек – исключительный мастер своего дела, – сказал Чэнт. – Никто в Европе не сравнится с ним. Я работал с ним раньше...
– Не могли бы вы назвать имена жертв?
Чэнт обернулся, чтобы посмотреть на хозяина, и голосом, в котором слышались нравоучительные нотки, сказал:
– Я не посягал на вашу личную жизнь, мистер Эстабрук. Так прошу вас, не посягайте на мою.
Эстабрук недовольно заворчал.
– Может быть, вы предпочитаете вернуться в Челси? – продолжил Чэнт. – Я могу найти вам кого-нибудь другого. Возможно, похуже, зато в более благопристойном месте.
Сарказм Чэнта оказал свое действие на Эстабрука, к тому же он не мог не признать, что вряд ли стоило затевать такую игру, если хочешь остаться незапятнанным.
– Нет, нет, – сказал он. – Раз уж мы здесь, я с ним встречусь. Как его зовут?
– Мне он известен как Пай, – сказал Чэнт.
– Пай? А дальше как?
– Просто Пай и все.
Чэнт вышел из машины и открыл дверь для Эстабрука. Внутрь ворвался ледяной ветер, принеся с собой несколько хлопьев мокрого снега. Зима в этом году была суровой. Подняв воротник и засунув руки в пропахшие мятой глубины своих карманов, Эстабрук последовал за своим проводником в ближайшую дыру в ржавой стене. Пахнуло сильным запахом горящего дерева от почти уже потухшего костра, разведенного между фургонами. Также чувствовался запах прогорклого жира.
– Держитесь поближе ко мне, – посоветовал Чэнт. – Идите быстро и не оглядывайтесь по сторонам. Они не любят непрошеных гостей.