Узкая тропинка постепенно стала шире, а потом и вовсе перешла в хорошо протоптанную дорожку, луна светила ярко, дети шли не торопясь, и ничего не опасаясь. У городских стен тоже ходили хороводы, то там, то тут была слышна гармонь и разномастное пение.
— Смотри, княжна, — кивнула Лада на одну из девушек.
— И чего? — хмыкнул Всемил. — Там вон и Верейка — воеводы дочка, да там целый хоровод боярских девок.
— Платье у неё красивое, — Лада вздохнула. — Дорогое, наверное.
— Само собой дорогое, княжна же. Да ладно тебе, не грусти, тебе отец не хуже купит, когда время придёт. Даже лучше.
— Куда уж лучше, — Лада тяжело вздохнула.
— Конечно лучше, — уверенно заявил Всемил. — Вырастешь и будешь самой видной невестой.
Мальчика знал что у Лады её красота — больное место. Лада была младшей дочерью в семье княжеского ювелира. Старшая её сестра была писанной красавицей, вторая — обычной, как большинство девок в городе, а вот третья дочь Никиты Яснокаменого внешностью пошла в отца, имевшего крупные, грубоватые черты лица. Лада очень боялась, что ежели закономерность сохранится, то она станет совсем дурнушкой и замуж её никто не возьмёт.
— Так уж и лучшей, — кокетливо бросила Лада, но удовлетворённо улыбнулась и пошла к воротам.
Всемил покровительственно усмехнулся, ему, с высоты его тринадцати лет уже было понятно, что Ладе просто нужно подтверждение того, что она хорошенькая, и он охотно заверял лучшую подружку, что она раскрасавица. И при этом почти не кривил душой.
В городе шума гулянок было почти не слышно, дети неспешно шли к центру, где располагались их дома. Они планировали завтрашний поход по ягоды.
— Ой, смотри, — Всемил дёрнул Ладу за руку, в тень ближайшего дома. — У тебя не спят.
— И у тебя тоже, — кивнула Лада на соседний дом. — Ой, чует моё сердце, попадёт нам.
— Не бойся, всё будет нормально. Сейчас через забор перелезем, в окошко тебя подсажу и скажешь что спала спокойно.
— А ты?
— И я через окно.
— Вот я вам сейчас дам через окно, — раздалось у детей над головой.
— Ой–ой–ой, — заверещала Лада. — Дядька Слав, ухо оторвёшь. Ухо. Больно же, дядька Слав.
— Ах вы засранцы, волчата неблагодарные, это где же вас посреди ночи носило?
— Гуляли мы, — Всемил пытался повиснуть на руке у отца, потому что он хоть и не верещал как Лада, но ощущение что ухо, за которое его держали, оторвётся, действительно было.
— Дядька Слав, это я виновата, это я Всемила гулять потащила, — затараторила Лада. — Мне хотелось посмотреть как молодёжь гуляет.
— Не верю, — усмехнулся Слав. — Сама бы ты не решилась. Никита, — крикнул он, подходя к воротам Ладиного дома. — Держи пропажу свою.
— Где же ты их нашёл? — из дома выбежала мать Лады.
— Да тут недалеко, домой вертались. Гуляли они.
— Тётя Лебедь, это я виноват, это я Ладушку увёл, — поспешно сообщил Всемил. — Она не хотела.
— Не правда, — Лада ткнула приятеля в бок кулаком, сердито заиграв бровями. — Дядька Слав, да отпусти же, я не хочу лопоухой остаться.
Мужчина выпустил уши детей, но тут же перехватил сына за руку и очень своевременно, потому что Всемил едва его отпустили тут же попытался удрать.
— И где же это вас носило? — поинтересовался вышедший из дома Никита Яснокаменый.
— За стены ходили, хороводы смотреть, — не моргнув, соврала Лада. — Парни там красивые.
— И девки тоже ничего, — поддержал версию Всемил.
— Что‑то я тебя у хороводов не видела, — к воротам вышла старшая сестра Лады. — Проньку Травникову видела, Дару кузнецову видела, а вас нет.
— А ты сама что на гулянке делала? — возмутилась Лада. — Замужним женщинам там быть не положено. Вот муж‑то твой обрадуется, когда приедет.
— А её там не было, брешет она, — заявил Всемил.
— Вот я тебе сейчас дам, брешет, — рассердилась девушка и попыталась даль мальчишке по губам, но помешала Лада, загородившая собой друга.
— А откуда у тебя в волосах иглы еловые? — вдруг спросила мать Лады.
— Да… э–э–э, — девочка никак не могла придумать что бы соврать.
— В лесу были, — всплеснула руками женщина.
— Ели же ближе к озеру растут, — хмурясь, произнёс отец Всемила. — Вы что, к озеру ходили? — вдруг догадался он. Свободной рукой Слав снял ремень.
— Дядька Слав, не надо, — закричала Лада, но остановить порку уже не могла, а потом её мать, схватив хворостину, принялась стегать девочку.
Ладу не держали, поэтому она бросилась в дом, спасаясь от разозлённых родителей. Её, конечно, всё равно догнали, вытащили из‑под кровати, и выпороли. Мать девочки кричала, плакала скорее от страха за то, что произойти могло, и била до тех пор, пока за Ладу не вступился отец.
— Будет тебе, — он мягко но уверенно взял жену за плечи и вывел из комнаты дочери. — Всё, успокаивайся. Воды принесите, — велел он старшим дочерям.
— Там же русалки, — плакала Лебедь Яснокаменая, — А если бы уволокли, а волки? А если бы человек злой.
— Никто их не уволок, никто не обидел, — гладил жену по волосам Никита. — Ты достаточно её наказала.
— А тебе жалко? — Лебедь оттолкнула мужа. — Это всё ты. Это ты её балуешь. А она девка, её в строгости держать надо. А ты ей во всём потакаешь, всё ей позволяешь.
— Ну дети же, — вздохнул Никита. — Ну вспомни себя в её возрасте.
— Я в её возрасте дома сидела, и ночью носа из дома высунуть даже не думала. А Лада мало того что ночью ушла, так ещё и в лес, к озеру, — женщина снова сорвалась на крик.
— Она больше не пойдёт, — старшая из дочерей Лебеди подала матери воды. — Ты её хорошо проучила, надолго запомнит.
— Это всё Всемил, это он её подстрекает, — всхлипнула женщина.
— Я давно говорю, запретить им видеться надо, — заявила старшая из дочерей ювелира. — Не доведёт до добра эта дружба.
— Хватит, — оборвал Никита. — Всемил хороший парнишка. Всё, идите‑ка спать, я Ладой я сам поговорю.
Лада сидела в самом дальнем углу и плакала. У неё всё болело, мать била от души, не особо выбирая куда хворостину приложить, поэтому теперь на руках, плечах и спине набухали широкие красные полосы.
— И как же вас угораздило‑то в русалочью неделю на озеро пойти? — спросил Никита, тяжело садясь на стул около кровати дочери.
— Это я виновата, это я Всемила уговорила, — пролепетала Лада. — Дядьке Славу скажи что я, он же Всемила до смерти изобьёт. Я русалок посмотреть хотела.
— Посмотрела? — мужчина вздохнул.
Девочка кивнула в ответ.
— И было ради чего рисковать?
— А мы не рисковали, русалки на русалочьей неделе никого не топят. И близко мы не подходили, издалека смотрели.
— Дались тебе эти русалки.
— Они красивые.
— И что? Нежить ведь. И красота у них мёртвая, фальшивая. Красота у них для приманки, видимость это. Это как стёклышко против бриллианта, понимаешь?
