Его все больше и больше занимал вопрос, почему он сейчас очутился здесь. Были ли это действительно отцовский инстинкт и забота о своем ребенке — наследие, доставшееся от звериных предков, как говорил Михаил, хотя едва ли сам понимал, что имел в виду? Или это какое-то предчувствие? Андрею захотелось улыбнуться, но он не смог. «Никогда не думай пренебрежительно о своих предчувствиях, — сказал ему голос Михаила. — Как знать, быть может, эти вести — та часть нас самих, которая видит вещи, скрытые от глаз…»
И все же это не были причины, приведшие Андрея сюда. Поэтому он не уезжал: ничего плохого не произойдет, если он проедет еще несколько метров и бросит взгляд на расположенную внизу Борсу. Он прищелкнул языком, побуждая лошадь идти вперед. Михаил учил его, что конь будет куда послушнее, если обращаться с ним терпеливо и с любовью, вместо того чтобы действовать кнутом, и Андрей оценил, сколько мудрости заключено в этом совете, который касался отнюдь не одних только лошадей.
На вершине холма он снова остановился. Внизу, как Деляну и ожидал, открылась долина Борсы. И когда он вот так, с большого расстояния, увидел ее, возникло ощущение, что время остановилось.
Все было по-прежнему. Чудесным образом память сохранила все до мелочей. Сторожевая башня — памятник старины, характерные линии которого время слегка сгладило, но не нарушило, — возвышалась над кристально чистой водой. На фоне пламенеющего заката ее стены казались почти черными. Но Андрей заметил и кое-какие изменения: то тут, то там были видны следы ремонтных работ — восстановили разрушенный зубец на стене, обновили стропильную ферму деревянной пристройки. Однако во все это Бауэрнбург не привнес сколько-нибудь серьезных перемен. Башня стояла неизменная и грозная, как и двести лет назад, и, видимо, простоит еще не менее двухсот лет.
«Очевидно, наша башня не показалась туркам чем-то выдающимся, чтобы попытаться сровнять ее с землей», — не без иронии подумал Андрей. И деревянный мост, перекинутый через боковую протоку реки к деревне, был точно таким же, как в дни его детства, словно его построили на века. В свое время они с ребятами заключили пари, сколько времени может пройти до тех пор, пока очередной паводок не снесет его.
Он продолжил свой путь. Взгляд его блуждал по деревне. В противоположность Бауэрнбургу, деревня Борса сильно изменилась. Она не выросла, но улицы ее стали вымощенными, а на многих домах, раньше крытых соломой и ветвями, теперь были гонтовые кровли. Чувствовалось, что жизнь в деревне стала благополучнее.
Но странным образом Борса в этот час лишилась своих обитателей. Это бросилось Андрею в глаза, когда он, спускаясь с холма, проделал уже полпути. Никакого движения на улицах, ни дымка из трубы. Даже конюшни — это хорошо было видно сверху — стояли пустые.
Андрей придержал коня. Сердце забилось учащенно — не от страха, а от напряжения. Он сбросил серое тряпье, которым обмотал рукоять дорогого сарацинского меча, чтобы не привлекать к себе чрезмерного внимания и не искушать воров.
Вообще-то Андрей не думал, что ему придется прибегнуть к оружию. Борса словно вымерла, но над ней не витал дух смерти и тления. В воздухе не кружились стервятники, и он не видел, по крайней мере издали, следов сражения.
Должно было быть другое объяснение этого полного отсутствия жизни. Сельчане могли трудиться в полях, заготавливать дрова в лесу или же ловить рыбу в больших прудах за холмами, и потому на улицах было так пустынно. А может быть, они собрались в Бауэрнбурге по случаю какого-нибудь праздника.
И прихватили с собой всех своих собак и кошек, свиней и коз, лошадей и коров? Едва ли. Была еще какая-то причина, почему жизнь словно упорхнула из Борсы.
Деляну перестал ломать голову над тем, на что пока не находилось ответа, и поторопил коня. У подножия холма он свернул налево и уже с дурным предчувствием проехал небольшой отрезок пути по свежевспаханному полю до мощеной части дороги, откуда до домов оставалось метров двадцать.
Здесь он поехал медленнее. Тишина стеной встала перед ним, и с каждым шагом, казалось, росло надвигающееся на него удушье.
Это была тяжесть воспоминаний, которую Андрей ощущал почти физически. Тут прошло его детство; вот места, где он вырос, где учился ходить и ездить верхом, где завязывалась дружба с ровесниками. Но в то же время именно тут он испытал позор и глубокое разочарование, после того как, будучи еще совсем молодым парнем, сошелся с церковным вором (в злодеянии которого не принимал никакого участия) и, ничего не подозревая, пришел в деревню. Тем временем его искали по всей Трансильвании, и священники, ничтоже сумняшеся, повсюду объявляли его осквернителем церкви и наглым грабителем.
Жители Борсы встретили тогда Андрея как врага. С бранью и оскорблениями гнали они его вниз по деревенской улице ярким солнечным днем, и свет беспощадно бил ему в глаза. В него бросали камни, обзывали еретиком и чертовым отродьем. А он не понимал, что происходит, — да он и теперь не знал этого! — он тогда просто боялся: плакал, умолял своих друзей о помощи, друзей, которые внезапно стали ему врагами, поверили, что он осквернил Господний храм. Сейчас он понимал их и не таил на них злобу. Но это не уменьшило боль, которую принесли воспоминания.
Он вспомнил о своем двоюродном деде Бараке, и легкое теплое чувство разлилось у него в груди. Барак был, пожалуй, единственным, кто тогда поддержал его; возможно, даже не по дружбе или из симпатии, а в силу какой-то врожденной расположенности к любому жителю деревни. Да и не важно, почему поддержал, — так или иначе, лишь благодаря Бараку его тогда не забили камнями, а ограничились тем, что изгнали из родных мест. Он пожалел, что с тех пор ни разу не видел Барака.
Какой-то звук привлек его внимание. Что-то стучало, — наверное, это был просто ветер, игравший распахнутой форточкой или отошедшей дранкой на крыше. Конечно, просто ветер. Однако Андрей решил проверить.
Стук больше не повторялся, но Деляну заметил, откуда он исходил. Как и ожидалось, это была открытая форточка, которая время от времени билась об оконную раму.
Поскольку ему приходилось когда-то бывать в этом доме, он решил осмотреть его. Соскочил с седла, осторожно приоткрыл дверь и вошел, придерживая рукой сарацинский меч.
В какой-то момент ему показалось, что в полумраке раздались шорохи, испуганный вздох, легкие поспешные шаги. Он даже ощутил присутствие одного или нескольких человек, которые тайком наблюдают за ним.
Деляну остановился, вытащил на два пальца меч из ножен и попытался проникнуть взглядом вглубь помещения.
