Птица еле заметно дернула плечом. Но ведь действительно угадывал! К чему тогда спрашивать?
- Спрашивать надо, Птица. Всем людям нужно общение. И если мы сейчас живем вместе, то нам тоже надо учиться общаться. Просто разговаривать друг с другом. И не бояться меня, не сжиматься и не опускать голову. Корявые зменграхи, и как бы ты служила в храме этой вашей Набары, если всего боишься?
Птица ничего не ответила. Она не думала об этом. Почему-то в таверне ей было проще прислуживать, потому она точно знала, что от нее ожидают. А здесь, в Каньоне Дождей она чувствовала себя глупой и неумелой. И временами терялась в догадках - что же все-таки Саену от нее нужно?
- Травка - заброшенный и нелюбимый ребенок. Ей необходимо человеческое тепло и ласка, чтобы и она сама научилась любить других людей. С Травкой мне проще, она охотно принимает мою заботу, а ты сжимаешься вся, точно ежик. Это тебя надо было назвать Ежом, а не мальчишку.
- Ха, тогда она, скорее, ежиха, - тут же отозвался Еж, радуясь собственной шутке.
- Да уж, дети. Возни с вами гораздо больше, чем я ожидал, - Саен еле заметно улыбнулся, - особенно с Птицей. И что с вами делать?
Буквально через несколько дней после приезда в Каньон Дождей, Саен сводил всех троих к большой башне на одном из горных отрогов. Башне Старейшин, как он ее назвал. И там официально оформил Травку и Ежа как детей-сирот, над которым взял опекунство. Странное для Птицы слово, которое она не сразу запомнила.
И всем троим дал имена, которые записал в самую настоящую Книгу Живущих Каньона Дождей. Сам лично сделал надписи длинным пером, которое на самом деле называлось по другому и писало само по себе. А после подозвал Птицу и показал:
- Смотри, ты же умеешь читать. У тебя суэмское имя Наилена. Ежа зовут Кенаан, а Травку я назвал Миата. Нравится тебе? Ваши с Травкой имена происходят от названия цветов, и обозначают красоту и нежность. А Кенаан - это имя состоит из двух слов, храбрый и быстрый. По-моему, то, что надо.
Птица тогда сразу согласилась с Саеном и по пути домой долго обдумывала свое имя, произнося его внутри себя на разные лады. Наилена. Вот, значит, как теперь ее зовут. И она может тепрь представляться людям, и может даже поворачивать голову так, чтобы не видно было дырки в носу от сережки, и тогда люди хоть какое-то время будут принимать ее за свободную, за ровню.
Но дома Саен по-прежнему называл всех старыми прозвищами. То ли по привычке, то ли еще почему. Этого Птица у него не спрашивала и особо над этим не раздумывала. Значит, так надо, и хозяину всегда виднее. Имена-то все равно есть, записаны в Книге Живущих, и этого уже никто не отнимет, не сотрет, не уничтожит.
Вот и сейчас, подсказывая, как лучше месить тесто и устраивать его на противне, Саен называл ее Птицей и поглядывал временами весело и насмешливо. Он был добрым и щедрым хозяином, таких еще поискать. Покупал хорошую дорогую одежду всем троим, а Птице - так еще и золотые украшения. Непременно золотые - сережки в уши, изящные заколки к волосам, тоненькие цепочки с замысловатыми кулончиками и множество браслетов на руки.
Они прожили в домике Саена четыре раза по семь дней. Стал круглым строгий Маниес, а после похудел, сузился и стыдливо спрятался за дождевыми облаками. Снова набирала силу маленькая Аниес, и Птица вечерами, гася свет в комнате и забираясь под одеяло, думала, что вообще-то должна была давно стать жрицей в Храме Богини Любви. А вместо этого стала непонятно кем. Свободным человеком стала, вот что.
Только что с этой свободой делать? И кто теперь будет принимать решения за нее? Зачем нужна эта свобода?
Точных ответов на вопросы не было, а Саен только хмурился временами, поглядывал на нее строго, без улыбки, и глаза его темнели в считанные секунды. Птица уже научилась понимать, что когда у хозяина меняется цвет глаз - значит, он пользуется своей силой. И откуда у него такие необычные способности? Как он их получил?
Про себя Саен почти ничего не рассказывал. Так, обмолвился, что у него есть брат, и он тоже живет в Каньоне Дождей. И что есть друг-суэмец, который в свое время много ему помог. Суэмца Птица знала, он жил не так далеко, его дом стоял чуть выше на склоне, и надо было пройти через туннель и подняться по каменной лестнице, чтобы попасть на ровную площадку к каменному двухэтажному строению. Суэмца звали Енн, и у него была жена и четверо сыновей - смышленые кудрявые мальчишки с удивительными миндалевидными глазами. Настоящие суэмцы.
Енн почему-то относился к Птице с недоверием. Почти не общался с ней и временами приговаривал, что зря Саен привез приморских детей в Каньон Дождей. Видимо, Енн не догадывался, что Птица могла слышать все разговоры в доме. Как это у нее выходило - Птица и сама не знала. Даже если она находилась в своей комнате и слова почти не долетали или казались очень невнятными - все равно она слышала весь разговор. Улавливала его в голове, складывала, как замысловатую головоломку. Эмоции, настроение, чувства собеседников - все удавалось угадать и понять. Птица знала, что с ней что-то не так, что она не такая, как все люди, но только сейчас, в Каньоне Дождей стала понимать - насколько не такая.
Еж, к примеру, совсем не слышал и не угадывал. Хотя Птица поначалу думала, что все люди ловят слова на расстоянии и чувствуют эмоции друг друга. А оказалось, что не все. Оказалось, что вообще никто, кроме нее, Птицы, и Саена. Еще Саен знал о людях почти все. Кажется, он называл себя Знающим...
Но Саен по-прежнему был загадкой. Понять его Птица даже не пыталась. Вот, к примеру, он купил красивую рабыню, которую жрецы готовили в Храм Богини Любви. Очень красивую и очень дорогую рабыню. И что он с ней сделал? Ну, что, спрашивается?
Да ничего! Освободил и заставил учиться печь хлеб. Как будто хлеб не может печь любая другая девушка. Или даже бабушка. Для этого дела можно было купить за одну серебряную монету пожилую женщину, и она бы лепила лепешки, варила кашу и вытирала столы сколько угодно. И дешево и выгодно.
А красивых девушек положено покупать для кое-чего другого. Но Саен так ни разу и не приблизился к Птице. И в его красивых загадочных глазах не появилось и намека на серьезные чувства.
Правда, он перестал злиться и временами смотрел так, что казалось, будто его переполняет жалость. Это было уже совсем не понятно. Почему он ее жалеет? За что?
Но нежных чувств или какой-то мужской страсти Саен не проявлял никогда. Птице даже казалось, что он избегает ее, никогда не остается наедине, без Травки или без Ежа, никогда не обнимает. И никогда не заводит разговор о любви.
Почему? Это оставалось непонятным.
А ведь хозяин был очень красивым. Так казалось Птице. Если сравнивать его с бородатыми, толстопузыми и грубыми мужчинами Линна, с просоленными моряками и важным купцами - то он казался необычным и каким-то... другим, что ли. Саен и был другой, не такой как все, и эту его инаковость Птица тоже чувствовала очень хорошо.
