Так они были двое перед пустой улицей, и девушка играла для него одного. Когда закончила, Карстен стал искать серебряный, не нашел, и тогда с шипеньем содрав с пальца кольцо — каплю изумруда в золотых выпуклых лепестках, — бросил его вниз. Девушка ловко поймала награду и благодарственно присела, отводя скрипку и смычок. Алая юбка трепыхнулась. Карстен отошел от окна, унося в глазах это алое пятно. Госпожа Иветта неодобрительно покачала головой.
— Конечно, это дело вашего вкуса, — сказала она за завтраком, намазывая рогалик тонким, почти прозрачным слоем масла, — но связываться с бродяжкой…
— М-м?.. — Карстен только что отрезал себе устрашающий кусок мясного пирога и откусил больше половины, поэтому реплика вышла невнятной.
— Это родовой перстень?
— Так, безделушка. Мы захватили одного купца…
— Пат, милочка! — перебила госпожа Герд. — Сварите еще кофе, этот совсем остыл. Не понимаю вашего пристрастия к широким жестам и… к отребью. Они вносят беспорядок, мешают, ломают устои; от них воняет, в конце концов!
— С ними интересно. Новые земли, обычаи, вести…
— Для этого есть фельдъегерская почта, — отрезала госпожа Иветта. — Ну, и указы Ее величества. Вполне достаточно, по-моему.
Карстен почесал переносицу и мечтательно уставился на потолок.
— Я сам бродяга.
— Нет. Вы стали достойным членом общества. Его защитником! Кстати, ко мне должна приехать моя племянница. Странный ребенок, калека. Надеюсь, она вам не помешает?
Две плотные башенки с остроконечными крышами обрамляли станционные ворота, а между ними и по широкой площади гулял дождь. Вернее, не дождь, взвешенная водяная морось, делающая одежду тяжелой, настроение скверным, а плиты скользкими и серебряными. Карстен отражался в них, как в зеркале, когда с зонтиком наперевес бежал через площадь, подумывая, что зря стал жертвой собственного альтруизма. Ну и любопытства тоже. Объект этого в высшей мере неудобного чувства стоял как раз перед воротами. Другие пассажиры утренней почтовой уже растеклись под манящие вывески или разъехались в экипажах, а вдова Герд пожадничала, да и идти тут было два шага… и "любезный молодой постоялец…" Карстен сплюнул. В общем, смотреть было не на что. Блеклая кривобокая девица в шерстяном мешке (назвать это платьем не позволяла совесть). А рядом вцепившийся в ее запястье низколобый квадратный страж с лицом, не отягченным печатью разума, в коротком сизом балахоне и черных штанах, заправленных в грубые башмаки. Карстен испытал к нему мгновенную брезгливость и усмехнулся просебя. Если это наставник, то он, Карстен, — святые покровители, двое в одном лице. Он шагнул вперед, раскрывая зонтик:
— Госпожа Аделаида Катрина Дашер?
Наставник с подозрением уставился на него. А Карстен, нарочно его игнорируя, с обворожительной улыбкой наклонился к девушке. Она была поистине жалкой. Не стоило даже искать в ней что-то красивое: так поступают с дурнушками, которых хотят утешить, а полномочия Карстена столь далеко не простирались. Встретить — и доставить.
— Ваша тетя послала меня…
Он церемонно вручил девушке записку, которую тут же выхватил страж, вылупился, скосив глаза к переносице, как на нечто неприличное, и так застыл. У Карстена даже возникло сомнение, умеет ли он читать. По волосам и личику девушки бежала дождевая вода, она мелко дрожала. Карстен решил прервать комедию. Он отвернул лацкан и сунул стрелу наставнику под нос. Грешно употреблять служебным положением, но иногда полезно. Мужик вышел из остолбенения, тяжело кивнул и ушел. Смылся, можно сказать.
— Где ваши вещи? — спросил Карстен, поддерживая над госпожой Катриной Аделаидой зонтик.
Она покачала головой. И вытерла руку о платье. Карстен успел заметить черные пятна на запястье.
— Если вы не очень желаете побыстрее обнять вашу тетушку, то мы пойдем и как следует позавтракаем. И согреемся. Совесть не позволяет волочь вас к ней в таком виде. Эти старушки такие нервные…
Девушка даже не улыбнулась.
Отчаянный крик ударил по нервам. Так могло кричать только совсем беспомощное, испуганное насмерть существо. Карстен выронил книгу и выскочил в переднюю. На лестнице он столкнулся с госпожой Иветтой. Она спускалась, держа в руках дымящийся фаянсовый кувшин.
Полураздетость Карстена и обнаженный меч в руке она восприняла, как нечто само собой разумеющееся.
— Простите, но врач велел сделать девочке клизму. Несчастное дитя, даже простые отправления превращаются для бедняжки в проблему…
Судя по всему, она готова была еще говорить, но Карстену не хотелось физиологии, он коротко поклонился и ушел к себе. "Жалок, жалок голый мужчина с перевязью от шпаги через плечо"… Какое-то время его донимало ощущение, что он что-то упустил. Карстен так и не разобрался, чем оно вызвано, и только зло сплюнул в угол и обозвал госпожу Иветту злобной старухой.
Очередной визит старой дамы оказался для Карстена полнейшей неожиданностью. Он едва успел прыгнуть за дверцу шкафа и натягивая там рубашку, думал, что это уже становится дурной традицией. Вот только госпожа Иветта — не та, перед кем он желал бы демонстрировать свои достоинства.
— Простите меня, я думала, вы уже встали.
— Да, я уже встал.
Госпожа Иветта хихикнула, и тут же закашлялась, зажимая рот ладонью.
— Видите ли, мне нужно уехать в столицу.
— М-м? — Карстен выглянул из-за дверцы.
— Небольшая радость в моем возрасте. Но мы живем более чем скромно, а друзья написали мне, что появилась возможность исхлопотать у Ее величества пенсию в честь заслуг моего покойного мужа. Он многое сделал для страны в свое время.
Карстен что-то невнятно промычал. В конце концов, он плохо разбирался в контаманской истории.
— И мой долг — позаботиться о ребенке!
В общем, от Карстена требовалось ни много, ни мало заменить девице тетку на время ее отсутствия, любящей тети то есть. Ну и ее служанки. Нанимать кого-либо еще было накладно. А когда Карстен попытался заикнуться о девичьей репутации, госпожа Герд отрезала, что полностью ему доверяет: и в смысле репутации, и в смысле своего имущества. И что уже договорилась о его временном отсутствии на службе. В общем, "дружба с населением" выходила Карстену боком. Он пожалел, что не переселился в казармы. Не то чтобы он робел перед девицами, но эта была странной во всех отношениях, и что с нею делать, он не знал.
2.
— Такое впечатление, что она побывала в мясорубке. И вот это, — врач брезгливо отбросил в сторону деревянный, на латунных обручах сапожок. — Пользы от него ни на грош, вред один. Все переломы давно срослись, хоть и неправильно.
