Брэдбери Рэй
Жилец из верхней квартиры
Он помнил, как бывало бабушка тщательно и любовно потрошила цыплят, извлекая из них удивительные вещи: мокрые, блестящие петли кишок, мускулистый комочек сердца, с целой коллекцией мелких камушков желудок. Как красиво и аккуратно делала бабушка надрез по животу, извлекая все эти сокровища, запуская туда свою маленькую, пухлую ручку. Потом все эти сокровища нужно было разделить, некоторые — в кастрюлю с водой, остальные — в бумагу, чтобы отдать соседским собакам. Затем бабушка набивала цыпленка размоченными сухарями и ловко зашивала большой блестящей иглой с белой ниткой.
Одиннадцатилетний Дуглас обожал присутствовать при этой операции. Он наперечет знал все двадцать ножей, которые хранились в ящиках кухонного стола и которые бабушка, седая старушка с добрым лицом, торжественно вынимала для своих чудодейств.
В такие минуты Дугласу разрешалось быть на кухне, если он вел себя тихо и не мешал. Вот и сейчас, он стоял у стола и внимательно наблюдал, как бабушка совершала ритуал потрошения.
— Бабуля, — наконец решился он прервать молчание. — А я внутри такой же? — он указал на цыпленка.
— Да, — ответила бабушка, не отрываясь от работы. — Только порядка побольше, приличнее, а в общем все то же самое…
— И всего побольше! — добавил Дуглас, гордый своими внутренностями.
— Да, — согласилась бабушка. — Пожалуй, побольше.
— А у деда еще больше. У него такой живот, что он может на него локти положить.
Бабушка улыбнулась и покачала головой.
Дуглас продолжал:
— А у Люции Вильямс, с нашей улицы…
— Замолчи сейчас же, негодный мальчишка, — закричала бабушка.
— Но у нее…
— Не твое дело, что там у нее! Это же большая разница.
— А почему разница?
— Вот прилетит ведьма в ступе и закроет тебе рот, тогда узнаешь, — проворчала бабушка.
Дуглас помолчал, потом спросил:
— A откуда ты знаешь, что у меня внутри все такое же, а, бабуля?
— А ну, пошел прочь!
В прихожей зазвонил звонок. Дуглас подскочил к двери и, заглянул в глазок, увидел мужчину в шляпе. Звонок снова зазвонил, и Дуглас открыл дверь.
— Доброе утро, малыш. А где хозяйка дома?
На Дугласа смотрели холодные серые глаза.
Незнакомец был худой и высокий. В руках он держал портфель и чемодан. Дугласу бросились в глаза его дорогие серые перчатки на тонких пальцах и уродливая соломенная шляпа.
— Хозяйка занята, — сказал Дуглас, сделав шаг назад.
— Я увидел объявление, что она сдает комнату наверху, и хотел бы ее посмотреть.
— У нас десять жильцов, и все уже сдано. Уходите!
— Дуглас! — бабушка внезапно выросла у него за спиной. — Здравствуйте, — сказала она незнакомцу. — Не обращайте внимания на этого сорванца.
Бабушка повела незнакомца наверх, описывая ему все достоинства комнаты. Скоро она спустилась и приказала Дугласу отнести наверх белье.
Дуглас помедлил перед порогом комнаты. Она как-то странно изменилась, хотя незнакомец пробыл в ней лишь несколько минут. Соломенная шляпа, небрежно брошенная на кровать, казалась еще уродливее. Зонтик незнакомца, прислоненный к стене, напоминал большую летучую мышь со сложенными крыльями. Сам жилец стоял в центре комнаты спиной к двери, в которую вошел Дуглас.
— Эй, — сказал Дуглас, бросив стопку белья на кровать. — Мы едим ровно в полдень. И если вы опоздаете, суп остынет. И так будет каждый день!
Незнакомец обернулся, достал из кармана горсть медных центов, отсчитал 10 монет и опустил их в карман курточки Дугласа.
— Мы будем друзьями, — сказал он, зловеще улыбаясь.
Дуглас удивился, что у жильца было так много медных центов и ни одной серебряной монеты в 10 или 25 центов. Только новые медные одноцентовики.
Дуглас хмуро поблагодарил его.
— Я опущу их в копилку. Там у меня уже 6 долларов 50 центов. Это на мое путешествие в августе…
— А теперь я должен умыться, — сказал незнакомец.
Однажды ночью Дуглас проснулся оттого, что за окном была настоящая буря. Ветер завывал в трубе и раскачивал деревья, а по крыше грохотал дождь. И вдруг яркая молния осветила комнату, а затем дом потряс страшный удар грома. Дуглас навсегда запомнил то состояние ужаса, которое сковало его при свете молнии.
Похожее чувство он испытал и сейчас, в комнате, глядя на незнакомца. Комната уже не была такой, как раньше. Она изменилась каким-то неопределенным образом, как и та спальня при свете молнии. Дуглас сделал шаг назад от наступавшего на него жильца.
Дверь захлопнулась перед его носом.
Деревянная вилка подцепила немного картофельного пюре, поднялась и вернулась в тарелку пустой. Мистер Коберман, так звали нового жильца, спустившись к обеду, принес с собой деревянный нож, ложку и вилку.
— Миссис Сполдинг, — сказал он, не обращая внимания на удивленные взгляды, устремившиеся на эти предметы, — сегодня я пообедаю у вас, а с завтрашнего дня — только завтрак и ужин.
Бабушка суетилась, подавая суп в старинной супнице, бобы с пюре на большом блюде, пытаясь произвести впечатление на нового жильца.
— А я знаю фокус, — сказал Дуглас. — Смотрите!
Он ножом зацепил зуб вилки и показал на разные стороны стола. И из тех мест, на которые он указывал, раздавался металлический вибрирующий звук, похожий на голос демона. Фокус был нехитрый, конечно. Дуглас прижимал вилку к крышке стола и получалось, как будто крышка сама завывала. Выглядело это весьма устрашающе.
— Там! Там! Там! — восклицал счастливый Дуглас, поигрывая вилкой. Он указал на тарелку Кобермана, и звук донесся из нее.
Землистое лицо Кобермана застыло, а в его глазах отразился ужас. Он отодвинул свой суп и откинулся на спинку стула. Губы его дрожали. В этот момент из кухни появилась бабушка.
— Что-нибудь не так, мистер Коберман?
— Я не могу есть этот суп.
— Почему?
— Я уже сыт. Спасибо.
Мистер Коберман раскланялся и вышел.
— Что ты здесь натворил? — спросила бабушка, наступая на Дугласа.
— Ничего, бабуля. А почему у него деревянная ложка?
— Твое-то какое дело?! И когда только у тебя кончатся каникулы!
— Через семь недель.
— О, господи! — простонала бабушка.
Мистер Коберман работал по ночам. Каждое утро он таинственным образом появлялся дома, поглощал весьма скромный завтрак и затем весь день беззвучно спал у себя в комнате до самого ужина, на который собирались все постояльцы.
Привычка мистера Кобермана спать днем, заставляла Дугласа вести себя тихо. Это было выше его сил, и если бабушка уходила к соседям, Дуглас начинал носиться по лестнице или кричать под дверью Кобермана, или трогать ручку бачка в туалете. Мистер Коберман никак не реагировал на это. Из его комнаты не доносилось ни звука, там было тихо и темно. Он не жаловался и продолжал спать. И это было очень странно.
