Конан протер глаза огромными кулачищами и, почесав щетину, затянувшую пол-лица, удивленно посмотрел на друга.
— Не рановато ли для подвигов? — осведомился он, нехотя отбросил ногами пушистое одеяло и медленно поднялся на ноги. В голове что-то хрустело и вяло потрескивало, словно умирающий костер. В висках болезненно пульсировали раскаленные угольки, каждым ударом затуманивая воспаленное зрение.
Киммериец некоторое время тщетно пытался расшевелить отекшие мозги.
— Вчера был праздник, — неуверенно сказал он, вспоминая отрывки громких мелодий и столы, ломящиеся от выпивки и яств.
— У тебя великолепная память! — улыбнулся Просперо. — А что ты еще помнишь?
— Хм-м...
— Говорил же, не пей столько. Последний кувшин явно был лишним.
— А в честь чего праздник? — осторожно спросил король Аквилонии, мысленно проклиная дремлющую память.
— Услышал бы тебя сейчас Эпимитреус, — покачал головой Просперо.
— При чем здесь жрец? Неужели я был настолько пьян, что...
— Нет, святыни ты не осквернял. Не успел. Заснул как раз тогда, когда принялся рассказывать о вашей пьянке с Эпимитреусом на горе Голамайра. Ну что, вспомнил, в честь чего ты закатил праздник?
Киммериец кивнул. Головная боль понемногу утихала.
— Победа над слугой Сета. Нелегкая победа, я тебе скажу... Скажи-ка, а мой новый меч уже готов?
— Наконец-то ты станешь похожим на самого себя, — улыбнулся Просперо. — Твое новое оружие проходит испытание в королевских кузнях. К слову, тот обломок твоего старого меча, благословенный самим Эпимитреусом, я поместил в дворцовое хранилище редкостей. Пусть потомки поглядят на оружие легендарного предка, которым тот убил могущественного слугу Сета.
— Потомки? — кисло усмехнулся Конан, наматывая набедренную повязку, расшитую жемчугами и драгоценными камнями. Он все еще не мог от нее отвыкнуть. Да и не хотел скрывать свою невероятную мускулатуру. — Надо еще удержать эту проклятую власть, которую хотят отобрать все, кому не лень.
— После нескольких неудачных заговоров твой авторитет в народе окреп. Ты показал себя сильным. Народ это любит!
Киммериец недовольно посмотрел на пустующие ножны. Без меча он чувствовал себя совсем скверно.
— Я уже давно, еще в Киммерии, понял, что простые люди любят сильных правителей. Да вот беда: яд в бокал сыпет не народ... Все-таки хорошо, что ты так быстро вернулся из Немедии.
— Я повернул своих людей назад, в Тарантию, в тот же миг, когда понял, что неспроста кто-то пытается отделить от тебя верных людей. Да, кто бы мог подумать, что Аскаланте, бывший граф Туны, будет стоять во главе заговора? Больмано, Дион, Громель — еще куда ни шло. Но Аскаланте?!
— Ты забыл Ринальдо, — скривился киммериец. — Поэт неплохо расписался своим острым пером на моем боку.
— Да, к сожалению, мы с Троцеро не успели предотвратить покушение на твою жизнь.
— Зато как мы отпраздновали победу! — усмехнулся король.
3
Несколько мгновений Силий потратил на размышления. Опасно долгие размышления. И только потом сделал шаг в сторону.
Воздух высвистал очередную стрелу, которая тут же воткнулась в землю в том месте, где только что стоял крестьянин. Рядом с ней вонзилась еще одна, пролетев возле самого уха.
Силий побежал. Быстро, как никогда не бегал даже на ежегодном деревенском состязании. Округлившиеся глаза, застланные пеленой страха, сразу же потеряли тропу. Только слух многочисленными посвистами напоминал крестьянину причину и надобность бега. Колоски легко ломались под отчаянным натиском мчащегося человека, похрустывая в унисон со взбесившимся сердцем. Зерна пшеницы разлетались во все стороны, осыпая бегуна щедрым дождем.
Силий бежал. Он не видел, как десятки стрел втыкались в землю за его спиной. Но неожиданно обострившийся слух улавливал частые щелчки тетивы, не допуская даже мысли об отдыхе.
Лучники стреляли быстро, щедро посылая стрелы вслед жертве. Они оживленно переговаривались, обмениваясь небрежными ухмылками, словно предметом их обсуждения была какая-то безделица, а не бегущий прочь старик, которого так решительно приговорил к смерти их главарь.
— Кто попадет в этого крестьянина, — узловатый палец ткнул в сторону пшеничного поля, — получит на обед баранью ногу!
— А как мы определим, кто именно попал в цель? — обернулся один из лучников. — Мы же стрелы не метим!
— Стреляй, обормот! Больше дела.
— Стрелы жалко.
— Потом соберете. Может, тогда будете точнее стрелять! А пока барашек от вас убегает со скоростью этого крестьянина. Если подстрелите так, что он останется жив и сообщит что-то ценное, тогда все получат по ноге.
— Зачем же сразу так сурово? — Лучник, подавив улыбку, погладил свободной рукой свою ногу.
— По бараньей, болван!
— Жалко барашка...
В подлеске, где прятались стрелки, послышался грубоватый смех. Главарь побагровел.
— Молчать! — рявкнул он от души. Гомон тут же стих. — Если аквилонец уйдет, тогда король заставит съесть вас собственные ноги! О нашем продвижении никто не должен узнать. Всем понятно?!
Воцарилась тишина. Затем луки поднялись и выпустили новый смертоносный рой. Стрелы взлетели к небу и тут же обрушились на крестьянина, которого злая судьба подвела прямо под это роковое покрывало.
Силий почувствовал легкий толчок, отозвавшийся несоразмерной болью.
Он удивленно взглянул на наконечник, торчащий из руки. Следующая стрела пронзила шею, затуманивая взор. Легкие конвульсивно содрогнулись. Сердце вложило в последний удар все силы...
Пшеница раскрыла объятия, принимая бездыханное тело.
4
— Никогда об этом не слышал, — признался Конан, спускаясь по ступеням, покрытым красным ковром. — Разве Нумедидес делал так хоть раз?
— Нумедидес не пример для подражания, — заметил Просперо.
— И все-таки споры между простыми аквилонцами должны разрешать их сюзерены, а не король.
— Хочешь укрепить свое влияние, стань народным правителем! Аристократия никогда не примет тебя как равного. Смирись. Но им можно противопоставить народную любовь. Это не я придумал, Конан. Так гласит вековая мудрость. Стань народным правителем, и тогда ты без труда сможешь подвергнуть любого врага остракизму.
Киммериец замер, заставив Просперо несколько мгновений балансировать на узкой ступеньке.
— Чему подвергнуть?
— Это из древнетурийского эпоса. Не бери в голову. — Помощник короля махнул рукой. — Вырвалось.
— Что значит «подвергнуть остракизму»?
