— Никто никого не терял, они уходят сами, Дэйна, и ты это знаешь. И меня не просили — я пошла сама.
— Ну, это сути не меняет, — рассудила Дана, отодвигаясь от костра. — И скольких ты уже нашла?
— Десятерых.
— А вернуться согласились…
— … трое.
Дана понимающе закивала и легла, положив под голову свою сумку.
— Старший каратель Веста могла бы охотиться на Незнакомцев, но вместо этого отлавливает блудных деток.
— Хватит, — вмешался я и повернулся к Весте. — Завтра я схожу с тобой. Вдвоем у нас будет больше шансов.
— Отличная мысль, умник. Почему бы тебе просто не подвалить к нашему клыкастому приятелю и не крикнуть в самое ухо: «Эй, привет, я каратель Винсент, я пришел всадить тебе между глаз кинжал из храмового серебра»?
Веста снова вздохнула.
— Я не могу дольше оставаться тут, брат. И Дэйна права: пока вам рано выходить. Я заговорила косяк трактира — это самое людное место в городе — и обезопасила тех, кто там находится. Спросила у тамошних гостей — никто не видел его. Но он скоро придет. Он голоден. Хочет крови, потому что давно не встречал людей.
В ее глазах на мгновение появился холодный огонь ярости, и я отвернулся. В такие минуты она обращалась к своей вампирской сущности, и вполне сошла бы за Незнакомку. Я не раз видел, как она убивает: наносит удар твердой рукой, без капли сожаления и с какой-то звериной злостью. Может, оно и к лучшему, что этому Незнакомцу «посчастливилось» быть нашей с Даной, а не ее жертвой.
— Подождем, — нарушил тишину я. — Отдохни, сестра. Выйдешь на рассвете.
Веста посмотрела сначала на меня, потом — на Дану, которая, заметив ее взгляд, недоуменно подняла брови, и поспешно поднялась.
— О нет, нет, — заговорила она. — Мне нужно выйти прямо сейчас! Я должна успеть в деревню на горе до того, как взойдет солнце. Это очень важно! Кроме того, вас нужно оставить наедине … то есть, позволить вам отдохнуть. Вам предстоит долгая и трудная охота.
При словах «оставить наедине» щеки — и даже шея — Весты залились румянцем. Не глядя на Дану, которая пристально рассматривала ее, она накинула на голову капюшон и со словами «пусть Великая Тьма хранит вас» растворилась во мгле.
— Чертовы храмовые мастера, чтоб им пусто было, — сказала Дана. — И дались же они ей? Что ты сказал Магистру, когда он спросил, где она пропадает?
— Что не знаю, в чем дело.
— Ну ладно, в любом случае, попадет тебе, а не мне — не привыкать.
Поняв, что отвечать я не собираюсь, Дана села и потянулась.
— До рассвета еще долго, — сказала она. — Чем займемся?
— Помолчим, — предложил я.
— А, может, обсудим кое-что очень важное?
Я достал из вязанки несколько веток и подсел ближе к костру.
— Охоту?
Плечи Даны опустились.
— Ну, например, — согласилась она с обреченным видом.
— Мы выждем еще сутки. Сделаем пару кругов по периметру — может, натолкнемся на него в лесу. Ну, а потом пойдем в город. Если, конечно, до этого какой-нибудь особо умный смертный не решит пойти на лесную прогулку и не станет ему обедом.
— Кстати, про обед. Я голодна.
Я бросил ветки в огонь и стал наблюдать за тем, как язычки пламени поднимаются по сухому дереву.
— У нас осталось немного вяленого мяса.
— Ты не понял. Я голодна.
— Думаю, никто не скажет и слова против, если ты по-быстрому перекусишь кем-нибудь из городских жителей. Только зачаруй его потом, сделай милость. Человеческая паника нам ни к чему.
Дана надулась.
— Вот как? — В ее голосе звучала обида.
— Вот как, — ответил я в тон ей, устраиваясь поудобнее на траве.
— Я если я пойду туда и встречу Незнакомца? И буду совсем одна?
— Не завидую бедняге, — сказал я, вложив в свои слова все сочувствие к Незнакомцу, на которое был способен.
Она фыркнула и, поднявшись, села по другую сторону костра.
— А ведь храмовые мастера почти люди, так? — задал я вопрос.
Дана ответила мне красноречивым молчанием.
— И, если они не остаются в Храме и уходят, то стараются найти место, где живут только смертные? Потому что инстинктивно сторонятся темных существ?
— Хотя бы это я вбила в твою голову после сотни тумаков. Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя созрел очереднойгениальный план, сучонок?
— Да, наставница. — Я сложил руки на животе. — Прекрасный план.
— И какой же?
— Я собираюсь поспать.
— Человек в черном снова приходил. Вчера вечером.
Охотник не ответил, даже не поднял головы — он продолжал выстругивать что-то из найденного им в лесной чаще небольшого сучка. София знала, что получится фигурка, но не могла сказать, какая именно. Впрочем, Мириам обрадуется любой игрушке. Малышка любила вещи, которые приносил ей охотник, даже если они не были игрушками — принимала и бусы из сушеных лесных ягод, и сувениры из мха, и цепочки из крупных семечек.
Мириам ползала в нескольких шагах от охотника и Софии — изучала крупные ярко-алые цветы, похожие на анемоны. Когда девочка предпринимала попытки подобраться к берегу быстрой горной реки, сестра хватала ее и возвращала на место. Мириам не расстраивалась: за водой, что пенилась, перепрыгивая через пороги, можно было наблюдать и со стороны.
Охотник снял с сучка еще пару стружек и критически оглядел будущее изделие. Полуденное солнце придавало его темно-русым волосам золотистый оттенок; жесткие и непокорные, они казались шелковистыми, а теперь еще и отрасли почти до плеч. Как-то София не удержалась и погладила его по голове, а потом очень долго жалела об этом, потому что Курт долго говорил с ней о скромности молодых девушек. Вот как должны себя вести братья? Ну и что, что она младше охотника на семь лет? А если он ей действительно нравится?..
— И что же?
Услышав его голос, София вздрогнула.
— Ничего… Ник. Город мал, и ты сам знаешь, что незнакомцев тут замечают сразу. Особенно странных.
Имя далось девушке с трудом. По правде сказать, его мало кто так называл — почти все предпочитали привычное «охотник». Говорили, что он, обладатель светлой кожи и льдисто-голубых глаз, родом с севера, пришел сюда еще молодым человеком. Точнее, прибежал, а не пришел. От кого он бежал? Тут мнения расходились, но в свое время охотнику пришлось несладко. Его правый висок пересекал широкий шрам, когда-то — глубокая рваная рана, которая долго не заживала. Тонкие белесые ниточки, оставшиеся после многочисленных порезов (или царапин от когтей), тут и там «украшали» шею, плечи и руки Ника. Но больше всего Софию поразил шрам на правой ладони охотника. Впечатление было такое, будто какое-то животное укусило его за руку: следы зубов. А среди них — и две круглые отметины. София лечила местных жителей, в том числе, и охотников, и хорошо знала, как выглядят укусы диких зверей, различала их по расположению зубов и клыков. И могла сказать с полной уверенностью: круглые отметины оставили клыки. Только оставившее их животное ходило на двух лапах. И то бы не медведь.
