Когда из столицы пришло указание, жадный дзито встревожился и снова пошел к хитрому судье. Тот прочитал распоряжение верховного смотрителя дорог, и сказал, что оно весьма расплывчато. Дзито было велено дозволить людям убрать камень, но не оговорено, ни того, как это сделать, ни того, что валун должен быть убран.
Через неделю вся провинция была оповещена, что дзито разрешает убрать ненавистный булыжник всем желающим, вот только сделать это должен кто–то один и только своими силами. Многие кузнецы и рабочие из самоцветных шахт приходили к мосту и пытались сдвинуть камень, но все было без толку, а дзито, каждый день приезжавший посмотреть на это, лишь громко потешался.
На десятый день к камню пришел странствующий монах, назвавшийся Со, сыном Хэ.
— Я долго был в пути и немного ослаб, — обратился просветленный к дзито. — Но я хотел бы попробовать сдвинуть камень, если ты дозволишь мне использовать два инструмента.
Дзито не мог прогнать монаха, но прежде чем согласиться, спросил какие инструменты, тот хочет взять, опасаясь, что ими окажутся молот с зубилом или шахтерская кирка и сверло. Со Хэ ответил, что ему нужны топор и лопата. Жадный правитель подумал, что уж этими–то вещами, ни сдвинуть, ни расколоть камень нельзя, и великодушно дозволил монаху их взять.
Когда вечером дзито приехал, чтобы посмотреть чего добился Со Хэ, то увидел, что край дороги под валуном подкопан, а от этого места к руслу реки идет утрамбованный скат, в который уложены два обтесанных деревянных бревна, срубленных из стволов елей, росших неподалеку. Усталый монах, на глазах у правителя, обошел камень и ткнул его черенком лопаты с противоположной стороны. Накренившись, кусок гранита пополз вниз по бревнам и с шумом упал в воду под радостные крики собравшихся окрестных жителей. Дзито лишь громко выругался и уехал к себе обратно в город, а Со Хэ остался, чтобы починить дорогу.
Следующей весной сильный паводок с гор смысл и разрушил новый мост. А старый мост, благодаря валуну, лежавшему на дне и защитившему одну из его опор, устоял на месте.
Один из учеников великого мастера Со Хэ возвращался в монастырь Рякудзи, когда увидел в поле у дороги старого крестьянина, работавшего над грядками с овощами. Солнце немилосердно пекло в тот день, и старик с большим жестяным кувшином и длинной веревкой раз за разом ходил от огорода к колодцу на другой стороне своего хозяйства, чтобы поливать посевы.
— К чему так утруждать себя? — удивился ученик Со Хэ, обратившись к крестьянину. — Твоя работа продвигается медленно, ты устаешь, да и растения все равно страдают, не получая должного количества влаги. Почему ты не выкопаешь оросительную канавку от общинных рисовых пойм, что раскинулись рядом с твоей землей? Или хотя бы не позовешь деревенского плотника, чтобы он помог тебе собрать деревянный ворот над колодцем? К тому же есть много простых, но удобных механизмов, облегчающих такой тяжелый труд.
— Я всю жизнь работал так, как работали мой отец и мой дед, а они работали как их отцы и деды, — ответил крестьянин. — Я не люблю механизмов, и они не любили их. Тот, кто работает при помощи машин, постепенно сам превращается в машину, его труд становиться механическим, а у механизмов и машин нет души. Так и дух человека, полагающегося на искусство механиков, истончается и теряет свою суть. Простота и процесс действия превыше результата по определению, если позволяют тебе прибывать в покое и согласии, как с внешним миром, так и самим собой.
— Я обучаюсь у известного мастера, но никогда не слышал столь ценных откровений, — удивленно воскликнул монах.
— Так ты один из учеников этого надменного ментора Со, что рядиться в красные одежды и наставляет других, да бы они копили бесполезные знания и искали тайных путей, которые не приносят никакой пользу другим? — усмехнулся старик.
— Нет, мастер Со Хэ учит нас совсем другому, — попытался возразить преданный ученик.
— Он учит вас объяснять другим что, следует делать, вместо того, чтобы просто помочь? За то время, что мы ведем беседу, я бы уже успел дважды сходить к колодцу и обратно, а ты прокопал бы три локтя той самой канавы, о которой упоминал.
Пристыженный монах остался и до вечера помогал старику — окучивал грядки и вырыл оросительную канаву от ближайшей рисовой поймы. Ночью он пришел в монастырь и сразу отправился к мастеру. Ученик рассказал ему обо всем, что сегодня случилось с ним, и заверил, что никогда раньше не слышал столь простых и ясных рассуждений ни у кого, кроме самого Со Хэ.
— И я в смятении, мастер. Ты учишь, что развитие и новшества — благо, что прогресс технической мысли есть проявление бессмертного гения, заложенного в дух каждого человека. Но разве дают они покой и откровения, в отличие от простоты и размеренного созидания? Приводят ли попытки понять истину к гармонии или порождают напротив хаос сознания? Как бесконечно пополняемые знания и ищущий разум помогут добиться понимания единства и постоянства Вселенной?
Мастер Со Хэ ласково улыбнулся и ответил:
— Путь каждого сложен и, разумеется, полон терний сомнения и двояких взглядов. К сожалению, иногда заблудившись в собственных мыслях или следуя искаженному указанию, мы сбиваемся, ступая на чужую дорогу. Подумай теперь сам, отбросив все то, чему я учил и тому, что ты слышал. Этот крестьянин упрекал тебя в том, чему сам же и заставил придаваться — исканию без цели. Он наполнил тебя сомнением и стыдом, но для чего? Как получилось, что никто из семьи не работает вместе со стариком в огороде? Где же они? Почему даже деревенские мальчишки, которых родители заставляют помогать одиноким и пожилым, обходят его дом стороной?
— Подождите, мастер, неужели вы хотите сказать… — сокрушенно замолчал ученик, узрев себя и те события со стороны.
— Да, — кивнул великий учитель, — простота его же подхода к Пути, раскрывает самого человека в повседневном быту. Этот крестьянин всего лишь уставший от жизни старик с мелочным, ядовитым и склочным характером. У него хорошо подвешен язык, но он настолько закоснел и ленив, что предпочитает трудиться в три раза больше, чем сделать что–то, что ему не хочется или что кто–то другой не сделает за него. А еще, — усмехнулся Со Хэ, — он мой отец.
Коба Юэ, правитель благостного царства Чжу, еще при жизни прославился от Ледового Края до Моря Тысячи Островов, как мудрый дипломат и превосходный фехтовальщик. Ни на одном из этих поприщ ему не было равных, и каждое из своих блестящих умений этот монарх умел обращать на благо своему государству, как по отдельности, так и вместе.
