— Проводи меня к святилищу, — сказала я и откинула с лица покрывало.
— А монету дадите? — если моё лицо и показалось ему странным, он не подал виду.
Я вынула серебряную монету. Глаза мальчишки округлились. Я опустила сребреник в его ладонь.
— Пойдёмте, — сказал он и резво зашагал в сторону горы Тхерема. — Это не очень далеко, но надо взойти на гору.
— Пойдём, — ответила я.
Мы миновали пустеющий рынок и прошли переулки, где сидели песчано-золотые кошки и сверкали вслед нам янтарными глазами. Мы прошли площадь и несколько малолюдных храмов. Истуканы в них имели скучный, покинутый вид. Они были бездушны и бессильны, и создавшие их люди в глубине души это знали. Единственно живым божеством Тьлана был Тхерем, но я так и не увидела ни одной его статуи. Люди отдавали ему своих детей и в остальном жили так, будто бы маленький хозяин не существовал. Но он существовал. С горы полз неощутимый телом холод. Там ждало святилище и пещера.
Черноглазый мальчик вывел меня к дороге, ведущей в гору.
— Дальше я пойду сама, — сказала я мальчишке, когда мы вышли на гору. Он был мне больше не нужен, но я не удивилась, когда он всё-таки пошёл за мной, немного поотстав.
— Расскажи мне о жертвах, — не оборачиваясь, сказала я.
— Жрецы приносят четыре жертвы в год, — с готовностью отозвался мальчишка. — На зимнее солнцестояние, летнее солнцестояние, на годовщину открытия храма и праздник сбора урожая. Ещё бывают жертвы, если идёт война или когда рождаются дети царя. Войны уже не было очень давно, зато весной у нас царевна родилась.
Он догнал меня и пошёл рядом.
— А кто выбирает ребёнка в жертву?
— Родители, — ответил мальчик, — или жрецы. Если жрецы, то это плохо. Жертву надо давать от чистого сердца. — Он явно повторял чьи-то слова.
— А ты хотел бы, чтобы тебя отдали Тхерему? — спросила я.
— Меня и отдали, — вздохнул он, — только меня не взяли. Я был совсем больной, и в жертву принесли другого сосунка. Зато я выздоровел. Тхерем увидел преданность отца и снял с меня болезнь. С тех пор я больше не болею.
— Очень мило с его стороны, — сухо сказала я.
— Угу.
Мальчик не заметил моего сарказма. Или притворился, будто не заметил.
Солнце утопало в золотистом море песков. Я остановилась и некоторое время смотрела вниз. На город стремительно падали сумерки. Как только солнечный круг ушёл за край земли, всё сразу выцвело и постарело. Тьлан стал скоплением глины и старых камней. Его унылая желтизна прерывалась цветными пятнами орнаментов и полотен, но и они теперь быстро бледнели и гасли и превращались в желтовато-серые пятна. Люди начали зажигать огни. Повеяло свежестью. Пришла ночь.
Я услышала знакомый звук и обернулась. Мои хоргор появились из тени. Мальчик тоже увидел их и от ужаса сел на землю. Я присела и положила руку ему на плечо.
— Не бойся, — как можно спокойнее сказала я. — Это мои солдаты. Знаешь, стража, как у царя. Я ведь царская дочь, и мне положена стража.
— Стража, — повторил мальчик, сглотнув. — Как у царя. У царевны.
Храдаш оскалил клыки. Он так улыбался.
— Это не люди, — сказал мальчик. — Ты не царевна, ты богиня.
— Да, — мягко сказала я. — Я сестра Тхерема.
Почему-то это его успокоило. Он поднялся и отряхнул пыль с набедренной повязки. Этот мальчик доверял богам — всем богам.
Мы продолжили путь. Хоргор без звука следовали за нами. Вскоре стало совсем темно. Я почувствовала отчётливую, хотя и слабую вонь горелого мяса. Потом дорога вдруг кончилась, и передо мной предстало святилище.
На обширной террасе горели костры. Красное пламя вырывало из темноты вход в пещеру и склоны горы и пятерых жрецов в длинных одеждах, которые подбрасывали что-то в огонь. Храмовые постройки лепились к отвесным скалам. Около сотни шагов отделяли меня от широкого рва и чёрной пасти пещеры. На краю рва стояла плоская скала-алтарь. На ней возвышался идол Тхерема.
Это был огромный медный истукан с пустым животом и как бы заботливо сложенными перед собою руками. Руки-лопаты образовывали у пустого брюха медный лист, на котором можно было бы зажарить телёнка. Скала под этим листом почернела от огня. У идола был круглый рот, открытый, будто он кричал — или требовал пищи. Ног у статуи не было, идол, казалось, рос прямо из алтаря, я и подивилась, как верно люди всё понимали. За спиной идола скала обрывалась вниз. Там был ров, из которого и шла вонь сожжённой плоти. В этот ров жрецы сталкивали через пустой живот идола останки человеческих жертв. Сколько там было обугленных детских скелетиков, сколько маленьких черепов? Сколько времени прошло с тех пор, как маленький хозяин Тхерем превратился из защитника в людоеда?
— Сядь, закрой глаза и жди меня до утра, — сказала я мальчику.
Он послушно сел наземь и уткнулся лицом в колени. Я набросила ему на плечи моё покрывало и взошла на террасу. Жрецы наконец заметили гостей. Один из них открыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел.
* * *
Тхерем ел детей уже по меньшей мере век. На пути в пещеру мне пришлось спуститься в ров. Я взяла с собой факел. В его неверном свете бесчисленные кости на дне рва казались камешками или хворостом. Они были обугленными и хрупкими и хрустели под ногами, как сухостой.
Пещера молнией рассекала гору и уходила в неведомые глубины. Сама гора была приземистой, невысокой. Её много тысяч лет точили песчаные бури, ветер и зной. Корни её были глубже и старше, чем история человека. Гора Тхерема стояла здесь от начала веков. Она видела утро мира.
Факел вскоре погас, и я пошла дальше в абсолютной темноте, вниз и вниз по нерукотворным ступеням. Когда-то, ещё до рождения Тьлана, их создал Тхерем в надежде, что они приведут к нему собратьев, людей или других разумных существ, которые могли бы скрасить беседой и дружбой его одинокое существование. Интересно, прошёл ли здесь когда-либо хоть один человек?
Ступени были ровны, гладки и бесконечны. Я спускалась в нижний мир, я шла в гости к Тхерему. Ножи в перевязи чуть светились живым серебром. Они ждали своего часа. Пласт камня сменялся пластом. Сначала мне было очень холодно, потом стало тепло, а лестница всё не кончалась. Она плавно изгибалась, ввинчиваясь в древний базальт. Мой путь, казалось, не имел конца и цели. Я не ощущала уже течения времени и не хотела его ощущать. Я не желала пройти этот путь до конца, не хотела делать то, что хотела сделать. Тхерем был моим братом. Он не был моим врагом.
Но любые ступени рано или поздно кончаются. Кончились и эти. Я почувствовала перед собой преграду, протянула руку и коснулась скалы. Она была очень старая, тёплая и живая. Это были корни земли.
