Пути, о которых вскользь упоминали друиды, когда рассказывали ему о заповедных лесах Служений. Они ведь сейчас тоже идут Другой Дорогой, одной из тех, что известна зорзам, или лишь одному Птицелову. Если только она и не принадлежит ему одному…
Один из караульных бросил долгий и внимательный взгляд на Коростеля, по-прежнему сидящего в стыдной позе. Ян почувствовал, что сторожа уже недовольны его долгим отсутствием возле костра, и понял: нужно решаться, сейчас или никогда. Коростель совершенно не был уверен, что это отверстие – не обычная в этих подземельях ниша в половину человеческого роста, которые попадались им частенько за эти два дня. Это могла быть и просто выбоина в стене, истинная глубина которой весьма обманчива при свете дальнего костра. Ян улучил минутку, когда один из сторожей поднялся, чтобы подбросить немного хвороста в угасавший костер. Несмотря на то, что чудинские и саамские воины несли на своих плечах вязанки валежника, Птицелов велел экономить топливо. Видимо, путь им предстоял неблизкий, раз с магией у Сигурда с самого начала не заладилось. Коростель подсмыкнул штаны, вскочил и на мягких цыпочках пробежал к отверстию в стене. Оно было на уровне его пояса и, к счастью, достаточно широко для того, чтобы туда протиснулся человек. Ян зажмурился, с каким-то опустошенным чувством ожидая, что сейчас уткнется головой в камень, и нырнул в глубину дыры. В глубине души он думал, что его вряд ли убьют, если сейчас схватят, он слишком был нужен Птицелову, но всего минуту назад у него была надежда, и он хотел не упустить даже столь шаткого и неверного шанса на спасение.
Рослый чудин обернулся на шорох, но то ли его обманули тени на стене, то ли воин действительно не успел заметить, как Коростель юркнул в дыру, но он отчаянно завопил, указывая своим товарищам на темнеющий вход в галерею. Сторожа загалдели, тут же вскочили ничего не понимающие спросонья Лекарь с Колдуном, а Птицелов был уже на ногах. Воины тем временем подбежали к галерее и сгрудились возле нее, опасливо заглядывая в коридор. Птицелов быстро натягивал одежду и плащ, запахиваясь от холода и сырости вековечного камня. Двое его подручных уже заметили отсутствие пленника: Лекарь подбросил в огонь охапку хвороста и внимательно оглядывал стены, а Колдун поспешил к сгрудившимся у входа в галерею воинам с большим факелом в руке.
Птицелов издал тихое восклицание, и Лекарь быстро обернулся. Сигурд расширенными от возбуждения глазами смотрел на отверстие в стене, ноздри его трепетали. Этой дыры еще два часа назад здесь не было, подумал Лекарь. Но рослый чудин оказался проворнее. Страшась наказания за сбежавшего пленника, незадачливый сторож,который тоже заметил дыру в стене возле очередного коридора, опустился на колени и заглянул в дыру. Но там было темно, и он быстро схватил свой факел, лежавший рядом. В мгновение ока чудин просунул горящую ветку в дыру и попытался осветить им внутренность лаза.
– Убери огонь! – страшно закричал Птицелов и бросился к нему со всех ног. Чудин от неожиданности вздрогнул, обернулся к страшному, самому могущественному колдуну, которых он только встречал на свете, и тут же выхватил пылающий факел из подземного лаза. При этом огонь лизнул край отверстия. В один миг стена вдруг занялась огнем, из дыры тоже вылетел сноп пламени, далеко отбросив незадачливого сторожа, и откуда-то из глубины лаза послышался грохот. Стены задрожали, и каменные своды обрушились за мгновение до того, как Птицелов протянул к ним руки и выкрикнул первые слова скрепляющего заклинания. Вход на Другую Дорогу, которую хоть и не сразу, но все-таки открыло мрачное искусство зорзов, завалило.
В двух десятках метров от них, в глубине поземного хода, такого узкого, что внутри невозможно было развернуться, чтобы ползти назад, Коростель услышал низкий грохот. Над ним тут же посыпался песок, за шиворот набились острые камешки. Вход обрушился и теперь, похоже, серьезно завален камнями, понял Ян. Он невесело усмехнулся: пожалуй, это его и спасло от погони, если только навеки не погребло в узком каменном мешке неизвестной длины, у которого вполне мог оказаться лишь один вход.
Постепенно чувства успокоились, Коростель отдышался и впервые попытался обернуться. Это ему удалось, и он даже немного расправил плечи. Однако развернуться обратно полностью, всем телом, он при всем желании не сумел бы. Впрочем, ему это было не нужно. Вход завалило, и, судя по всему, основательно – он совсем не слышал голосов ни зорзов, ни воинов, которые сейчас уж точно должны были попытаться раскопать вход и вообще всячески суетиться, дабы загладить свою вину перед колдунами. А перед Коростелем путь теперь лежал только вперед, и он когда-то должен был привести его хоть куда-нибудь. О тупике Коростель старался не думать. Поразмыслив, Ян пришел к выводу, что вряд ли этот узкий лаз создан кем-то, кроме самой природы, потому что человеку передвигаться здесь было весьма затруднительно. Разве что только этот ход был создан для карликов, но о таких подземных путях он что-то никогда не слышал, да и в карликов-рудокопов не очень-то верил. По всей видимости, это было пересохшее русло подземных вод или что-то в этом роде, и поскольку ручьи всегда должны куда-то впадать, оно рано или поздно должно его привести куда-нибудь, где он сможет хотя бы развернуться. Конечно, это было лишь предположение, и лаз мог вполне привести его в тупик или сузиться настолько, что туда не сумеет протиснуться никто на свете, но Коростель убеждал себя, что рано или поздно этот узкий подземный ход должен был расшириться. Впрочем, больше Яну все равно ничего и не оставалось.
Спустя примерно полчаса Ян в первый раз остановился. Сейчас он чувствовал себя пробкой в тесном горлышке, локти и колени уже изрядно саднило, начинала затекать шея, и вдобавок заболели и страшно чесались глаза. Видимо, в этом туннеле шириной чуть более толщины человеческого тела все время продолжал осыпаться грунт, и в воздухе было немало пыли. На зубах Коростеля отчетливо хрустела каменная крошка, и настроение у него после эйфории от удачного побега стало понемногу портиться. Но самое неприятное было в том, что подземный лаз, похоже, и не думал расширяться. Впереди была одна только непроглядная тьма. И сколько Ян ни ощупывал руками своды над головой, сколько ни проверял стены на случай возможного бокового ответвления, ведущего к спасению, кругом он натыкался на один лишь бесконечный камень.
Впрочем, пока Коростель и не думал о спасении – он полагал, что уже спасся благодаря нечаянной улыбке судьбы, и старался не думать, что же с ним будет дальше. Всякую минуту он ждал, что перед ним забрезжит долгожданный свет, и он выйдет из этой невообразимой каменной кишки хоть куда-нибудь. Пока ему еще не приходило в голову, что он выиграл, а что – потерял в этой бесконечной подземной норе. Лишь раз он призадумался: а не стоит ли попытаться вернуться, если впереди – действительно бесконечность? Но вход явно завалило невесть из-за чего приключившимся обвалом, да и развернуться у него уже не было никакой возможности – стоило только приподнять голову, как он неизменно упирался макушкой в потолок лаза. Действительно, настоящий лаз, вот только непонятно – для чего и для кого он тут устроен. Что тут гадать, раздраженно подумал Коростель, стискивая зубы, помотал шеей, массируя ее, и, перевернувшись, пополз на боку.
Через некоторое время, счет которому Ян потихонечку уже начал терять, потому что под землей он испытывал совсем иные ощущение, нежели на поверхности, лаз стал угрожающе сужаться. Коростель в глубине души надеялся, что это временно и скоро ход расширится вновь. Но через несколько десятков метров, преодолевая которые, Ян совершенно выбился из сил, ход сузился настолько, что он уже с трудом мог ввинчивать даже плечи. Кто это сказал, что коли голова в дыру проходит, то и все тело пройдет, злился он все больше, упорно пытаясь все-таки не поддаваться унынию и не впадать в отчаяние. А еще через минуту он почувствовал, что узкая нора охватывает его настолько цепко, что он уже может окончательно застрять. Коростель резко крутнулся всем телом и решительно подался назад.
В который уже раз он пожалел, что у него нет с собой ни огня, ни теплого полушубка – в подземном лазе было холодновато. Но там, у костра, он, конечно, никак не мог предвидеть, что все произойдет так быстро, а толстая овчина вряд ли помогла бы ему продвинуться столь далеко. И настала минута, когда Коростелю впервые за все время его отчаянного побега стало по-настоящему страшно. Тогда, с трудом удерживая готовые задрожать губы, он решил перевести дух и хорошенько поразмыслить, что же ему теперь делать дальше.
«Сейчас самое главное – не поддаться отчаянию», – сказал сам себе Ян и вытянул правую руку подальше во тьму, стараясь нащупать стенки и определить дальнейшую ширину своей жутковатой дороги. Ему сразу показалось, что отверстие вовсе не расширяется, а кое-где наверху и вовсе сужается, хотя и было невозможно понять, до каких пределов. Тогда он попытался просунуть голову между колен, сжаться калачиком, как в детстве зимой, когда постель была еще холодной, и развернуться вперед ногами. После третьей или четвертой попытки ему удалось съежиться поперек лаза, после чего больше от страха, чем силой, оцарапав макушку и, как ему показалось, все выступающие части тела, он все-таки извернулся и вытянул ноги во всю их немалую длину. Отдышавшись и смахнув предательские слезы злости и отчаяния, Коростель попытался продвинуться вперед ногами. Когда же он почувствовал, что камень уже не пускает его дальше, Ян с трудом приподнял обе ноги и стал очерчивать ими круг подземного хода, пытаясь представить себе его ширину. Устав и согнув колени, он понял, что все-таки не может определить для себя, сужается ли ход дальше или остается все тем же. И опять нужно было решать, что же делать дальше.
